Стыдно.
Но Пуговкин отвечал:
—Даже когда Гайдай уйдет из жизни, его будут вспоминать и фильмы его любить.
Как будто вперед смотрел.
Пуговкину долго не давали звания. Многочисленные представления лежали под сукном в высоких кабинетах. Ничего странного: он никогда не был членом партии, к тому же мог позволить себе любую шутку. В середине восьмидесятых Михаил Иванович отдыхал в санатории Четвертого управления. Туда же приехал тогдашний министр культуры с четырьмя охранниками. Артисты, естественно, об этом судачили. «У нас такая культура, — подытожил Миничка, — что за нее могут и убить». Эта шутка тут же стала известна всем.
Неудивительно, что любимый народом Пуговкин получил звание Народного артиста СССР только в 1988 году! Александра Николаевна тогда сказала: «Теперь моя миссия окончена».
Первого апреля 1991-го у Михаила Ивановича были выступления в Пушкино. Там Пуговкина разыскал его директор Роман Конбрандт, с которым они проработали четверть века.
—Миша, надо ехать в Москву, садись в машину.
—Что случилось?
—Садись-садись, по дороге расскажу.
Роман Александрович не решился сразу сообщить, что уже сутки дочки не могут связаться с Александрой Николаевной. А ведь ей восемьдесят четыре, и шесть лет назад она перенесла серьезную операцию.
Подозревали самое худшее.
У двери квартиры Пуговкина ждали Юля с Натанькой и милиционер. Вскрыли запертую изнутри дверь: Александра Николаевна лежала в постели мертвая, в руке — бутылочка воды и таблетки...
Михаил Иванович очень горевал. Сидел, запершись, в осиротевшей квартире, к телефону не подходил, дверь никому не открывал. Пытался залить горе алкоголем, но не помогало.
В это время режиссер Марк Айзенберг заканчивал картину «Болотная street, или Средство против секса». Он хотел, чтобы премьера состоялась в Ялте, — я ее организовывала. Мы тесно общались. Когда оказалась по делам в Москве, Марк захватил меня к Пуговкину, которого должен был везти на озвучание. Я знала о его трагедии и хотела помочь — снова предложить поработать вместе.
Пуговкин усадил нас за стол, выставил шампанское.
Марк попробовал возражать:
—Михаил Иванович, у нас же озвучка, дикция должна быть четкой.
—Сейчас и поедем. Но бутылочку выпить надо: в дом пришла девочка.
В ту нашу встречу он меня все время так называл — «девочка». Но, конечно, на «вы». Очень меня этим удивил: ну какая я девочка? Когда прощались, Пуговкин пообещал: «Поработаем, девочка, поработаем».
Жил Михаил Иванович, кстати, очень скромно. Двухкомнатная квартирка на Олимпийском проспекте, ничего особенного. Разве что кухня в четырнадцать метров — по тогдашним временам редкость.
Обстановка тоже непритязательная: лакированная стенка, диванчик, никаких излишеств. Даже хрусталя и то две-три вазочки. Видно было, что здесь живут пожилые люди, которые не стремятся к роскоши.
Я вернулась в Крым. И уже десятого июля дома раздался звонок: «Это Пуговкин. Прилетаю в Симферополь, встречайте». Михаил Иванович выступал в Сочи. В Москву, в опостылевшую после смерти жены квартиру, возвращаться не хотелось, вот он и вспомнил про мою настойчивость. Пуговкин не летал на самолетах из-за проблем с вестибулярным аппаратом. Тогда он в первый и последний раз решился подняться на борт, чтобы прилететь ко мне — навсегда.
Мы с сыном прыгнули в машину, помчались в аэропорт.
Встретили. Вдруг Пуговкин пожаловался: «Ой как пить хочется». Ну, думаю, Михаил Иванович, сейчас увидишь, как женщина заткнет за пояс всех твоих директоров-мужиков!
На въезде в Ялту стоит пивзавод. Звоню прямо с проходной: так и так, привезла Михаила Пуговкина, будет у нас гастролировать, угостите, пожалуйста, знаменитого актера. Нас, конечно, заводят в подвал, где в огромной колбе тихонько булькает нефильтрованное пиво. Михаил Иванович просто обалдел! Много лет в Ялту ездил, но о существовании этого подвала и не подозревал. Пиво холодненькое, с пузыречками... Вкуснота!
Приехали в гостиницу, у меня и тут все налажено. Холодильник в номере загрузили под завязку фруктами и овощами. А уже на следующий день Пуговкин выступал в санатории Черноморского флота.