Несколько месяцев спала с пистолетом под подушкой. Точнее, пыталась спать. Вечером, уложив детей, шла к себе и ворочалась до самого утра. Ждала киллеров. Вздрагивала от каждого шороха и думала: «Вот сейчас откроется дверь и меня расстреляют, как Шабтая».
Потом звонки прекратились. Я так и не узнала, кто надо мной издевался, но с тех пор при малейшем намеке на реальную или потенциальную угрозу беру охрану. На мне лежит слишком большая ответственность, я не могу рисковать.
Иногда возникало дикое желание послать все к черту и действительно сбежать, спрятаться от всех. Но надо было кормить семью. Теперь дети могли рассчитывать только на меня. А Даня еще оказалась в центре дикого скандала, раздутого ее матерью на пустом месте.
Когда Шабтая не стало, позвонила нотариус, оказывавшая ему услуги: «Ань, у меня лежат бумаги твоего мужа.
Он оставил несколько завещаний. Подъезжай в офис». В назначенный день она пропала и стала скрываться. То якобы уехала в отпуск, то еще куда-то. Когда, наконец, встретились, вручила нам с Лиат завещание на дом в Видном, датированное 2007 годом (я о нем знала), и неизвестное мне завещание 2001 года. По нему все имущество Шабтая, находящееся на территории Израиля, отходило Лиат, остальное — Дане. Представителем ее интересов назначалась Настя.
На вопрос, где остальные бумаги, я так и не получила четкого ответа. Якобы были только черновики и их выбросили! «Хорошо, пусть все отойдет Дане, — сказала я.
— Главное — сохранить для нее то, что осталось от отца».
Незадолго до этого странного эпизода вдруг позвонила Настя. Я тогда ехала от Александра Добровинского, с которым познакомили друзья. Они считали, что за наследство Шабтая развернется нешуточная борьба и мне потребуется опытный адвокат. Иосиф Давыдович Кобзон еще на панихиде сказал: «Если понадобится помощь, звони». Я автоматически кивнула — да-да, конечно, — и только потом поняла, что он имел в виду.
И вот слышу:
—Аня, здравствуй, это Настя Калманович.
Начинает пугать, что мир ужасен, кругом враги, но она всегда будет мне другом.
—Спасибо, — говорю, — но сейчас важно другое: что будет с Данечкой?
Настя заявляет, что Москва — не лучшее место для девочки и ей стоит продолжить обучение в Израиле. Я предлагаю составить договор о том, что она дает Лиат право представлять интересы Дани в Израиле. А то сестра даже не может оформить девочке медицинскую страховку.
—Мне надо подумать, — говорит Настя и отключается.
Минут через десять опять звонок, тон Насти заметно меняется:
—Аня, а на каком языке будет составлен договор, который мы станем подписывать? И сколько в нем будет сторон?
—Эти детали надо обсудить с юристами.
Но ты согласна? Ты только что сказала, что Дане лучше остаться в Израиле. Мы с Лиат тоже не хотим ее дергать. И она сама хочет там остаться.
Я не сказала, что когда прилетела на похороны и встретилась с Даней, она закричала: «Аня, прошу тебя, давай оставим все как есть!»
—Если хочешь, поезжай к ней, — добавляю я. — Можешь забрать ее на каникулы.
—А какой документ ты хочешь подписать?
—Такой, который позволит Дане спокойно учиться. Мне ничего не надо.
Вскоре она перезванивает в третий раз и уже начинает кричать:
—Это правда, что ты сотрудничаешь с Добровинским?
—Тебя это никоим образом не касается.
—Да ты знаешь, какая у него репутация?!
—А тебе-то что?
—Я беспокоюсь о тебе, о Лиат, о Дане.
Мы живем в таком страшном мире!
—Настя, не надо беспокоиться. Видимо, Богу было угодно, чтобы все легло на мои плечи. Тебя я ни о чем не прошу.
После этого Настя пропала. Я видела ее только по телевизору. Вскоре она появилась в программе Первого канала и стала рассказывать, что у нее отняли дочь.
Лиат полетела домой, а на следующий день позвонила — в истерике. Сказала, что Настя приехала забирать Даню. Ей сообщили из школы: «Тут какая-то беременная женщина просит отдать ей дочь». (Настя уже была замужем за диджеем Федором Фоминым и ждала от него ребенка.) Лиат рассказывала мне, что Настя приехала на черной машине с тонированными стеклами в сопровождении непонятных людей. Скандалила, звонила по громкой связи адвокату и корреспондентам. Когда появилась Лиат, еще больше разошлась. Стала кричать: «Даня, я твоя мама, иди ко мне! Ты не можешь меня предать!» Хватала девочку за руки. Лиат ее оттаскивала, пыталась успокоить. Тогда Настя забилась в истерике, сделала вид, что ей плохо. Представляю, что пережила в тот день Даня.
Руководство школы вызвало полицию.
