Урал сам по себе место достаточно лютое, что, несомненно, сказывается на тех, кто там живет. Но никак не ожидал, что до такой степени! Мальчишки повально общались на лагерном жаргоне. Послушать их со стороны, так могло показаться, что ты попал не в школу, а в колонию. Чтобы не прослыть белой вороной, приходилось разговаривать с ребятами на понятном им диалекте, иначе меня просто бы съели.
Одноклассники выглядели старше своих лет, уже брились, кадрились к девчонкам. А я в пятнадцать смотрелся как одиннадцатилетний, был самым маленьким и дохлым. Отправляемся на дискотеку, все спокойно проходят фейс-контроль, а меня не пускают, говорят: мал еще, парень, не дорос, погуляй пока. И пиво мне, в отличие от моих одноклассников, не продавали.
Видно, от горячего желания во что бы то ни стало отстоять свои права я рос страшно драчливым. Пару-тройку раз в день подраться было как чайку попить. Маму вызывали в школу с завидной регулярностью.
Я еще и учился ужасно. Мне было совершенно неинтересно ходить на занятия. Не скажу, что учителя были плохие. Обычные, как у всех. Просто у других учеников хватало терпения и силы воли сидеть на уроках, а для меня это было каторгой. Я отказывался понимать, почему должен учить какие-то формулы. На кой черт они мне?!
Хорошо получалось только то, чем я по-настоящему горел. Занимался боксом, ходил в секцию, участвовал в соревнованиях. А потом бросил, но через какое-то время снова вернулся. Сейчас боксирую для поддержания физической формы.
После проработки учителей, в красках расписывавших, чем занимается на уроках ее сын-лоботряс, мама приходила домой расстроенная. Жаловалась папе: «А наш-то опять...»
Папа придерживался домостроевских методов воспитания, так что пороли меня за провинности нещадно, но и это не помогало. На родителей я не обижался, понимал: заслужил.
Меня увлекали папины рассказы про бизнес. Много свободного времени я проводил у него на работе, наблюдал, как он общается с людьми, решает сложные вопросы. Мое будущее лежало передо мной словно на ладони: окончу какой-нибудь технический вуз и открою свою фирму. А что для этого необходимо заработать хотя бы троечный аттестат, в голове Вани не укладывалось.
Я вел тогда экстремальную жизнь и, можно сказать, прошел по самому краю. Друзья бессчетное количество раз протягивали мне шприц с героином: «Попробуй. Это такой кайф! Вот увидишь — понравится». Но Бог уберег от наркотиков. Это было колоссальное испытание для мальчишки — поступать не так, как все в компании. Я отказывался колоться — предлагали просто нюхнуть. Но я ни разу этого не сделал. Счастье, что хватило сил и ума сопротивляться до последнего.
Помню, сидели большой кодлой в кафе, окинул взглядом стол и поймал себя на мысли: как же так получилось, что все мои приятели — сплошь наркоманы и потенциальные уголовники? За дозу запросто могут убить, такие разборки случались постоянно. Не кололись лишь я и мой друг Серега. Остальные из компании плотно подсели на наркоту, в школу являлись порой в невменяемом состоянии.
Сколько знакомых я потерял! Приходил на похороны, и в голове не укладывалось: как молодой человек умудрился сгореть в восемнадцать лет? Приятели вокруг тоже печалились, а потом тут же на кладбище кололись с горя по новой.
Это был страшный мир, и я в нем жил. А куда было деваться? Не знаю, что бы со мной в результате приключилось, если бы вовремя не уехал в Москву, где меня ждала совсем другая жизнь.
Папа считал, что я должен поступить в Уральский политехнический институт. Записался на подготовительные курсы, стал ходить — скучно! На математические формулы смотрел как баран на новые ворота, вообще не понимал, о чем идет речь. Но нашел выход: приплачивал одному парню и он решал за меня все задачки. Я продолжал ходить на курсы, мучиться, и уверен, поступил бы в УПИ и окончил его, но тут в дело вмешался случай.
Есть у меня друг Андрюха, он потом тоже переехал из Екатеринбурга в Москву.
После школьных занятий мы почти не расставались. Когда Андрюха садился за уроки, я брал видеокамеру и начинал перед ней кривляться, разыгрывать сценки. Получал от этого ни с чем не сравнимый кайф, было безумно весело, настроение поднималось. Еще я постоянно смешил одноклассников: влетал в класс с опозданием и начинал с ходу сочинять небылицы. Учителя тоже хохотали, иногда даже встречали мою клоунаду аплодисментами. Но мне и в голову не приходило задаться вопросом: а вдруг это то, чем стоит заняться всерьез? Может, и пропали бы мои способности зря, если бы не папа. Как-то он увидел запись моих «скетчей» и произнес в пространство: «Тебе бы в актеры пойти...»
