Много раз слышала, что артисты — это злые дети, но мои отношения с коллегами не могу назвать плохими, никто не приколачивал мне туфли к полу, не завязывал узлом юбки. Напротив, я благодарна труппе за проявленное ко мне терпение. Миша Боярский однажды обмолвился в какой-то телепрограмме: «Наверное, мы Лену плохо встретили». Но я этого не почувствовала, может потому, что не принимала никакого участия в посиделках, интригах. Отыграла спектакль, заскочила в ложу, забрала Павлика (я водила его в театр, чтобы не скучал дома) и бегом домой.
Правда, однажды Владимиров все же укорил: «А я и не знал, что ты интриганка».
Режиссер Семен Спивак пришел к нам ставить пьесу Мережко «Я — женщина» и утвердил меня на главную роль.
Начались репетиции, но вскоре коллеги стали жаловаться Владимирову: Спивак недотягивает, вам надо спасать постановку. Все бегают к нему в кабинет, а я молчу. Тогда Игорь Петрович вызвал меня к себе:
— Лена, как идет работа?
— Замечательно.
— Но многие недовольны. Почему ты молчишь?
— А мне очень нравится работать с Сеней. Зачем же я стану возводить на него напраслину?
— Лена, ты понимаешь, что я здесь хозяин?
— Понимаю, Игорь Петрович. Я буду плакать в подушку, если вы выгоните Сеню и меня с ним заодно.
Но Спивак замечательный режиссер. И вас я очень люблю и не знаю, почему должна выбирать между Сеней и вами.
Тут-то Владимиров и назвал меня интриганкой.
Спектакль показали худсовету театра, где сидели наши уважаемые актеры. Вердикт был убийственным: выпускать это нельзя, Соловей не справилась с ролью. Но поскольку постановка стояла в репертуарном плане, Владимиров обязан был предъявить ее городскому управлению культуры. Мэтр не сомневался: уж там-то нам доходчиво объяснят, кто мы есть на самом деле. Но чиновники приняли все на ура. И не просто разрешили играть, а через какое-то время назвали лучшим спектаклем года. Меня по этому поводу пригласили в бухгалтерию: — Худсовет постановил выписать вам премию.
— Получать отказываюсь, категорически.
— Лена, да что с вами?!
— Худсовет посчитал, что я не справилась с ролью, так что премию получать не имею права.
Вот такая была принципиальная дурочка.
В глубине души чувствовала, что поступаю глупо. Думаю, кому-то в театре не нравилось, что я вела себя свободно и независимо. Перед Игорем Петровичем не трепетала, и не потому что была такая смелая. Просто понимала: если дело дойдет до увольнения, «бездарной артистке Соловей» есть куда идти, меня сразу же примут назад в штат «Ленфильма». Но до этого не дошло. В Театре имени Ленсовета я прослужила семь лет, вплоть до эмиграции.
На первых порах в Америке было непросто.