А отец искал в сыне друга, делился самым сокровенным. Долгое время только Андрис знал о том, что у Мариса есть внебрачная дочь Маша. Илзе это стало известно значительно позже. А Маргарите Ивановне, матери Илзе и Андриса, — вообще только на похоронах бывшего мужа.
Знаете, когда мы с Андрисом уже жили вместе, одна женщина, неплохо знавшая семейство Лиепа, сказала: «Катя, как ты можешь с ними общаться? У них каждый только сам за себя».
Андрис всегда очень тепло отзывался об отце и горевал, что у Мариса, прожившего блистательную жизнь в искусстве, был такой грустный конец. Хотя он сам во многом виноват в том, что в последние годы отец чувствовал себя брошенным и никому не нужным. Андрис не общался с ним после своего отъезда в Америку.
Конечно, главной причиной депрессии, терзавшей Мариса, стал уход из Большого театра. Прославленного артиста вынудили бросить балет ради дочери, которую долго держали в мимансе — массовке, создающей фон для солистов в балетных и оперных спектаклях. Как только отец уволился, Илзе стали давать небольшие партии.
— Возможно, дети испытывали чувство вины, поэтому с таким пылом взялись увековечивать память папы, создали мемориальный Фонд Мариса Лиепы, стали проводить в его честь концерты. Честно говоря, очень похоже на самопиар на фоне знаменитого отца...
— Со временем любовь Андриса и Илзе к отцу действительно приобрела какие-то гипертрофированные формы. Но они оба успешные, состоявшиеся люди, и пиар на памяти о Марисе Лиепе им не нужен. Они сами немало сделали.
Зачем все время твердить об отце?
В начале девяностых еще ничего не было — ни Фонда, ни концертов, ни пафосных интервью. И отношения с семьей у Андриса не складывались. Мне кажется, его отъезд в Америку был воспринят родными без особой радости. Он ведь подставил под удар и Илзе, и маму. Я уж не говорю о балерине Нине Ананиашвили, оставшейся без партнера. Конечно, Андрис не был «невозвращенцем», как Барышников, Нуреев или Годунов, он уехал работать по контракту. Но в советское время такие контракты не приветствовались, и у его близких наверняка были проблемы. Я чувствовала, что мать и сестра обижены на Андриса.
Особенно сложные отношения у него были с сестрой. Когда она приезжала в Питер, я заставляла Андриса ей позвонить.
Он каждый раз говорил: «Нет, не хочу. Не буду. Я занят».
Я долго капала ему на мозги и постепенно пробила эту стену непонимания. Однажды Илзе пожаловала в Питер вместе со своим первым мужем, скрипачом Сергеем Стадлером. Я упросила Андриса сходить вчетвером в ресторан. Его сестра удивила меня своими царственными манерами и хорошо поставленным голосом. Илзе вела себя немного театрально, и от нее веяло холодом. Она явно хотела показать, что мы не ровня. «Ты хоть понимаешь, девочка, — читалось в ее глазах, — в КАКУЮ попала семью?» Мне наблюдать это было смешно. Чья семья на тот момент была круче — моя или Андриса — это большой вопрос.
Илзе весьма своеобразный человек, очень переменчивый. Сначала мы не особенно ладили, а потом подружились.
Она разошлась с Сергеем и, видимо, нуждалась в поддержке. Когда у нее появился новый муж, Владислав, она опять отдалилась, по крайней мере от меня. Сейчас вообще не здоровается. Если встречаемся, молча проходит мимо.
Неприятно, конечно, но меня подобными вещами не проймешь. Я прошла такую школу выживания в Мариинском театре...
— Значит, это не легенды? В балетной среде действительно царят ужасные нравы?
— Страсти кипят нешуточные. Желающих плести интриги хватает в любой сфере. Но в балете их особенно много. И это объяснимо. В драматическом коллективе можно работать лет до пятидесяти- шестидесяти, а в балетном карьера ограничена двадцатью годами.
В тридцать восемь тебя могут отправить на пенсию, вот артисты и стараются успеть как можно больше.
До явного криминала у нас не доходило, но по мелочи любили подгадить: обрезать ленточки на пуантах, подпороть швы. Как-то мне распороли костюм перед самым спектаклем в надежде, что не успею зашить вовремя и пропущу выход. Но я успела. Иногда костюмы прятали или крали. У обычного человека, далекого от театра, конечно, был бы шок. А мы, балетные, с детства варимся в очень агрессивной среде и к таким выходкам относимся достаточно спокойно. Хотя однажды произошел случай, после которого я долго не могла прийти в себя.
Меня вызвал Виноградов. К тому времени у нас уже были очень ровные и исключительно рабочие отношения.
