— Значит так, давай без отчества, это лишнее, — говорит мэтр Кваша, которому тогда было сорок лет. — Наливай!
Не стану лукавить: собирались по вечерам не в сугубо мужской компании. Поклонницы осаждали служебные входы театров, пробирались мимо бдительного ока швейцара в гостиницы. А мы были горячими, холостыми...
Директором «Современника» работал потрясающий парень Володя Носков: приятный, компанейский. До нас он возглавлял коллектив «Цирка на воде». И вот приезжаем на гастроли в тот же Волгоград, а по городу расклеены афиши: «Цирк на воде» дает представления. Естественно, вечером все симпатичные акробатки гуляют с нами. Ничего, что по совковой традиции размещали нас по двое в номере, крутить гастрольные романы это особо не мешало.
Я, как правило, селился вместе с приятелем актером Сашкой Кахуном. Однажды мы накрывали на стол и ненароком опрокинули открытую банку печени трески. Как потом ни пытались отдраить пол, запах рыбьего жира так и шибал в нос. Зато коллеги повадились чистить у нас воблу. Засыпая чешуей пол, они говорили: «Да ладно, ребят, у вас же все равно засрано! Вон как воняет!»
Жаль, что сегодня не выезжают на такие длительные гастроли. Театр вахтовым методом дает спектакль-другой и отваливает. Наши большие поездки, общение под рюмочку сильно улучшали атмосферу в труппе. Актеры часто используют алкоголь, чтобы сбросить лишнюю энергию после работы, избавиться от напряга. К сожалению, пьянство — часть нашей профессии. И от этого никуда не денешься. Но не каждый организм принимает алкоголь.
Олег Павлович Табаков, например, редко составлял нам компанию, больше пары рюмок выпить не мог, ему становилось плохо.
В достопамятные времена в «Современнике» была партячейка (человек восемь членов КПСС) во главе с вечным парторгом Петром Ивановичем Щербаковым. Ходил Щербаков в галстуке, поскольку в любой момент могли вызвать в райком. А там от него постоянно требовали вести работу по увеличению численности партийцев. И вот однажды поехали мы в Дубну давать спектакль. Прикупили с Петром Ивановичем, Володечкой Земляникиным и Сашкой Кахуном ящик портвейна и за сутки его распили. Все это время Щербаков склонял Сашку вступить в партию, убеждал: «Мы с тобой бойцы идеологического фронта!» Сашка высказывал сомнения: не дорос еще, не достоин.
На двадцать четвертой бутылке Кахун согласился. Через день Щербаков подошел в театре к актеру Васе Мищенко:
— Ну что, Вась, ты написал заявление?
— Какое? — удивился Мищенко.
— Как какое? О чем мы с тобой в Дубне договорились? Заявление на прием в кандидаты КПСС.
— Петр Иванович, я не ездил в Дубну.
— Б..., с кем же я тогда договаривался?
С Мищенко у нас своя история. Мы с Васькой два сапога пара. С концертами, творческими вечерами, шукшинским спектаклем «А поутру они проснулись» объехали без преувеличения всю страну, да еще и не один раз. «Чесали» нереально, играли по два спектакля в день — в шесть и девять вечера.
Благо он короткий и там очень мало декораций. (К слову, в «Современнике» давали «А поутру они проснулись» рекордные восемьсот раз.) Как после такого не расслабиться? Между нами была железная договоренность: если Васька начинает пить, я на стреме — завожу его под белы руки в номер, укладываю на кровать. Если я «полетел», он меня пасет.
«Вот, оказывается, чем они там занимаются», — возмутится далекий от актерской жизни читатель. А зря! На первом месте для каждого из нас всегда стояло дело. Я ничего не забыл: ни мурашек, бегущих по спине перед выходом на сцену, ни ощущения счастья, когда зал в конце спектакля разражался овацией, вызывая актеров на поклоны раз по десять, ни чувства бессилия, если что-то не получалось. За тридцать четыре года в «Современнике» многое пережил.
