Шарыкина — это папина фамилия.
Характер у мамы был шляхтичский, гордый, но не высокомерный. Была рослая, да еще носила громадные каблуки и на все смотрела сверху. Как-то в Иркутске, куда она сбежала от третьего мужа, идем мы с ней зимой по улице. Все вокруг в платках, меховых шапках — мороз сорокаградусный, а мама в черной шляпе с белыми перьями — знакомые старушки еще в пору своей молодости вывезли из Парижа. Какой-то мужчина подошел к ней и грубо спросил: «Ты что петуха-то нацепила?» Мамочка ничего не ответила, даже не взглянула в его сторону. Она на такие вещи вообще не обращала внимания. Распространенный закон «Будь как все, сиди и не высовывайся» ее совершенно не касался.
Единственную дочку мама оберегала от чужих, говорила: «Ты у меня умница, но дурочка».
Я была фикусным созданием, всегда при ней, как бы «при ножке», и плохо ориентировалась в жизни. И сейчас порой как дурак с мороза — ляпну, а потом думаю. Среди практичных людей такое поведение называется глупостью.
Моя мечта стать актрисой зародилась на берегу реки Лены. В конце весны, когда устанавливалось судоходство, мама с театром оперетты на барже отправлялась на гастроли по сибирским деревням и меня брала с собой. Никогда не забуду, как среди жарков — чудесных сибирских цветов — сколачивали деревянные подмостки, пахнувшие свежей стружкой, по вечерам под открытым небом танцевал балет и пел хор и с каким восторгом бакенщики, геологи и егери смотрели на артистов с Большой земли.
Мама отговаривала, считала, что в актерской профессии среди женщин слишком жесткая конкуренция, другое дело — опера или оперетта, но, увы, особого голоса у меня никогда не было.
Окончила школу, и тут удача — мама переехала в Москву: сначала на гастроли, а потом так и осталась в столице, и я за ней как хвостик.
Поступила в Щукинское театральное училище. Принял меня Борис Евгеньевич Захава.
Училась вместе с Андрюшей Мироновым, Викушкой Лепко, Юрой Волынцевым, Николаем Волковым, Ольгой Яковлевой — разноперая команда. Потом только поняла: люди были сумасшедше талантливые.
Мальчики за мной не ухаживали.
Наверное потому, что была дико застенчивая и одета бедно — у мамы не хватало денег на дорогие наряды, она и так, как могла, мне помогала. Хорошо хоть квартирный вопрос не стоял, мы обменяли сибирское жилье на московское. Бабушкины стоптанные туфли, черная юбка и синяя кофта — гардероб на все случаи жизни. К своему внешнему виду я относилась совершенно спокойно. С детства помнила мамины слова: «Валечка, важно быть добрым человеком, а одежда — дело второстепенное. Хорошо, если у тебя будет возможность нарядно одеваться. Если нет — как-то приспособишься».
Конечно же, я замечала, как одеты другие студентки. Например Ольга Яковлева, будущая муза Анатолия Эфроса — у нее еще в институте завязался роман с известным футболистом Игорем Нетто, двенадцать лет он занимал первое место среди лучших футболистов СССР и со всего мира привозил ей шикарные вещи.
Она была очаровательна. Но что меня поражало в ней больше всего — глазищи! Только одного человека знаю, кому идут злость и гнев, — Ольгу Яковлеву. Большинство людей в таком состоянии становятся некрасивыми. Если мы с мамой ссорились, я ей говорила:
— Посмотри на себя в зеркало, какая ты страшная!
— А ты на себя!
Яковлева же, когда злилась, превращалась в красавицу. Серые глаза увеличивались вдвое и сверкали синим пламенем, ей очень шло. Не знаю, как сейчас, недавно вот ее встретила, но в тот момент она не гневалась.
Андрюша Миронов очень мне нравился, периодически в него даже влюблялась, но никогда не позволяла себе показать чувства.
Миронов ни от кого не скрывал своих бесконечных любовных романов, он в этом вопросе был мотыльком: сегодня один цветочек, завтра другой, послезавтра третий, а мне «времянкой» быть не хотелось. К тому же Андрюша очень симпатизировал моей подруге Викушке Лепко, пани Каролине из «Кабачка». В нее невозможно было не влюбиться: изящная, женственная, хрупкая, как фарфоровая куколка.
Мне кажется, Андрюшино чрезмерное увлечение женским полом шло от внутренней неуверенности в себе. Его родители — мои любимые Александр Менакер и Мария Миронова — были состоявшимися артистами, яркими личностями, неудивительно, что он хотел доказать и родным, и всему человечеству, что и сам, без протекции, может многого достичь на сцене.