Мать долго носилась за мной по двору, а когда поймала, отхлестала от души. Хотя я был верткий. Никогда не признавался в содеянном, обзывал маму «чукчей», в крайнем случае забирался под сдвинутые родительские кровати шириной, наверное, метра в три. Просидеть там мог несколько часов — вытащить было невозможно.
Родители пропадали на заводе, так что всеми навыками и умениями я обязан брату Женьке, который был на десять лет старше. Например, именно он научил меня курить. Папа не дотрагивался до сигарет, а мама периодически баловалась, и дома всегда была заныкана пачка «БТ». Как-то, покурив в форточку, Женька решил еще и бражки попробовать. Сколько себя помню, она всегда тихонько бурлила у нас на кухне. Не допил и стакана, как его страшно развезло.
Валяется на кровати и говорит: «Если спросят, кого тошнило, скажи, что тебя». Когда родители вернулись, честно пытался «признаться». И хотя никто, конечно, не поверил, получил наравне с братом.
От Женьки в детстве я натерпелся. Однажды он чуть не оторвал мне язык. Зимой в Кемерово страшные морозы, а я, идиот, лизнул стоявший во дворе детский паровозик. Естественно, язык тут же прилип к железу. А тут как раз из дома вышел брат:
— Вить, иди обедать, мать зовет!
— Ы-ы-ы...
Женька подошел и рванул меня за руку. Кровищи было!
В другой раз брат меня поджег. Я нашел где-то пузырек с бензином, которым мама смазывала швейную машинку.
Естественно, опрокинул его на себя. А Женька как раз рассыпал в комнате мелочь. Монетки закатились под диван, брат хотел их собрать, но в темноте ничего не было видно, и он зажег спичку. Я подлез из любопытства, и нейлоновый костюмчик вспыхнул. Мама пришла с работы — один сын весь в ожогах, без пяти минут летчик Гастелло, а другой аж трясется от пережитого страха...
Мы жили так же, как все вокруг, и никакого дискомфорта я не испытывал. Конечно, когда смотрел фильм «Гостья из будущего», понимал, что в столице жизнь немного иная. Например, там едят эскимо — мороженое с шоколадом, самое вкусное на свете. В Кемерово приходилось довольствоваться пломбиром «Забава» в виде гитарки: половина сливочная, половина клубничная. Продавали его только в центре, и чтобы туда добраться, надо было переехать на другой берег Томи и час трястись в автобусе.
Так что главной вкуснятиной оставалось сгущенное молоко, которое мамина троюродная сестра приносила со своего Тяжинского завода в закатанных трехлитровых банках.
Однако временами нападала страшная тоска. Хотя был активным пионером, знал, чем отличился Сальвадор Альенде, и совсем было собрался в Никарагуа на помощь повстанцам. Походил, кажется, во все возможные кружки и спортивные секции. Даже простой обед превращал в спектакль. Возвращаясь из школы, накрывал кухонный стол скатертью, вытаскивал из серванта хрустальную вазу, которую мама доставала только на Новый год — под салат оливье, который у нас назывался почему-то «зимним». Для меня она была не салатницей, а царским кубком.
Наливал в нее чай, поднимал двумя руками над головой и провозглашал: «Дорогие друзья, собравшись за этим столом, мы поднимаем эту чашу...» Видимо, к тому моменту я уже прочитал «Айвенго».
Родители хоть подспудно, но тянулись к прекрасному: стены нашей квартиры были завешаны репродукциями известных картин, наклеенных на прессованную фанеру. Сверху пшикнешь лаком — получается красота. И книги мне дарили: «Танкер «Дербент» об установлении советской власти в Азербайджане и «Сыновья Беки» — о том же самом, но в Ингушетии. К счастью, в те годы сдавали макулатуру в обмен на книжки и библиотека дома собралась приличная. Читать я любил, так что когда мы с приятелем Сашкой увидели на стене объявление об открытии первой в Кемерово гимназии, особо не раздумывал.
