Они с папой вновь воссоединились — в лучшем из миров.
Познакомились родители весной 1946 года. Еще не демобилизовавшийся лейтенант Сергей Колосов зашел в ГИТИС, куда успел поступить в 1939-м, до того как был призван на срочную службу. Разговорился с двумя парнями-режиссерами и симпатичной круглолицей студенткой третьего курса. Слово за слово, и выяснилось, что у девушки как раз день рождения. Отец — а он был в военной форме — щелкнул каблуками:
— К несчастью, у меня нет с собой цветов. Позвольте преподнести их вам домой.
Мама засмеялась:
— Запишите адрес.
Уже вечером, купив три пиона, папа звонил в дверь квартиры в одном из арбатских переулков.
— Здравствуйте, мне бы Людмилу.
— Я Людмила.
— Мне другую. Блондинку. Касаткину.
— Но у нас нет Касаткиных!
Наутро папа поспешил в Собиновский переулок, где располагался ГИТИС. Подкараулил маму, вручил букет. Она вновь рассмеялась. И призналась, что специально дала неправильный адрес: разыграла за чрезмерную наступательность, присущую молодым офицерам. Мама была недотрогой.
Однако бравые лейтенанты не привыкли сдаваться. Уже в конце мая папе поручили создать концертную бригаду для отправки в Севастополь.
Он включил туда и Касаткину: надеялся укрепить знакомство в декорациях Черноморского побережья.
Поездка оказалась далеко не романтичной. Все артисты переболели лихорадкой, которую называли «москиткой», лежали в лежку с высокой температурой. Да и сам город не располагал к «амурам»: восстановить после войны успели лишь несколько домов и Графскую пристань, кругом лежали сплошные руины. И вот идет как-то мама по разрушенному Севастополю, видит — на другой стороне улицы у ларька с фруктами стоит Сергей Колосов. Пересчитывает копеечки. Она решила за ним понаблюдать. Папа протянул все, что было на ладони, продавщице и получил взамен маленькую ветку винограда. Повернулся, заметил маму, перебежал через дорогу и, широко улыбаясь, протянул «деликатес».
«Последнюю денежку на девушку потратил! — восхищалась мама. — Именно в этот момент поняла, что он меня действительно любит».
Спустя годы в Финляндии на приеме, устроенном в ее честь, мама произнесла тост: «Благодарю господина Кекконена и народ Суоми за гостеприимство. Но тост, простите, хочу поднять за наших русских мужиков!» Финны не поняли, начали переглядываться. Мама объяснилась: «Вот мой муж: если у него в кармане есть рубль, не успокоится, пока на меня его не потратит. Среди вас есть такие?» Тут все, конечно, зааплодировали.
Но за несколько десятилетий до этого костюмерша института недоумевала: зачем наша Людочка позволяет какому-то лейтенанту встречать себя с цветами около института?
Он же гол как сокол. Другое дело — Коля Озеров. Из хорошей семьи, к тому же увлекается спортом. Будущий спортивный комментатор Николай Озеров учился на курс старше.
Когда папа поставил свой первый спектакль в Театре Сатиры, та же костюмерша заявила: «Деточка, а ты, оказывается, карьеристка! Твой Колосов поставил хороший спектакль! И кто бы мог подумать?»
Уже через год папа сделал предложение.
— Вначале окончи институт, — огорошила его мама.
— Но это случится только через три года!
— Вот и жди.
Почему мама медлила? Думаю, понимала, что выходить замуж за студента довольно легкомысленно. Собиралась создавать семью только с человеком, твердо стоявшим на ногах. Маму всегда отличала основательность, взгляд на мир, полученный еще в деревенском детстве.
Касаткины родом из-под Вязьмы. Семейство было большое, работящее, как тогда говорили, «средняцкое». Но в тридцатые его «раскулачили», конфисковали всю живность и имущество. Страшась ссылки в Сибирь, мамины родители перебрались в Москву. Поселились в районе Арбата, в Борисоглебском переулке, в подвале, где было одно-единственное окно под самым потолком, крысы, вечная сырость, малюсенькая кухня на три семьи. Дедушка был простым рабочим. Бабушка служила вагоновожатой на легендарном трамвае «Аннушка». Жили бедно.
