Я готов сам заработать на поездку в Америку или Германию, где ставят протез, который движется синхронно со здоровым глазом, хочу обеспечить близким хорошую жизнь: с путешествиями, депозитами на образование детям — Насте и Андрюшке. Я — мужчина и несу за свою семью полную ответственность.
Нет-нет да услышу от какого-нибудь любителя встревать в чужую жизнь: «Одному сейчас материально было бы гораздо легче. Не жалеешь, что семью завел?»
Даже не отвечаю, разворачиваюсь — и ухожу. Если человек задает такой вопрос, ему бессмысленно объяснять, какое это счастье — любить, отдавать всего себя жене, дочке и сыну. Замирать от нежности, когда Андрюшка обнимает мягкими ручонками, прижимается всем тельцем, кладет головку на мое плечо...
Андрею Андреевичу еще нет и полутора лет, но словарный запас у него весьма солидный.
Любимое слово — «льзя». Напустишь на себя строгость: «Андрюша, это трогать нельзя!» А он, хитрюга: «Льзя, льзя, льзя!» Ну как тут удержишься, чтобы не расхохотаться?!
До мельчайших подробностей помню один из сентябрьских вечеров 2010 года, когда узнал, что у нас с Аней будет ребенок. Вернулся после очередного съемочного дня домой, сел ужинать. Вижу: на краю стола лежит какая-то бумажка. Беру в руки, читаю: «Тест положительный». Откладываю в сторону, машинально произношу вслух:
— Тест положительный.
И в этот момент перехватываю взгляд Ани, которая пристально следит за моей реакцией.
— То есть...
— от радостной догадки сбивается дыхание, — это значит...
Аня, улыбаясь, кивает головой:
— Да!
О том, что ждем ребенка, решили до поры до времени не говорить ни родным, ни друзьям. Опасались, что информация быстро разойдется и опять не будет отбою от «доброхотов» с вопросами-наставлениями: да как же вы на такое решились? Сможете ли поднять малыша на ноги?
После первого же УЗИ я начал пытать врача:
— Ну, кто у нас? Мальчик или девочка?
— Похоже, сын, но точно можно будет сказать позже — в двадцать две — двадцать четыре недели.
Подождите.
Подождали. Приходим снова. Я — за свое:
— Сын или дочка?
Врач улыбается:
— Сын.
— Точно?
— Не верите, сами посмотрите — у девочек эрекции не бывает.
— Какая эрекция? — оторопел я. — Что, уже?!
— А как вы хотели? — смеется доктор. — Конечно!
Выбирать имя сыну мы начали уже по дороге домой.
Но нашли не сразу. Перебрали все возможные варианты: по сто раз перечитали святцы, просмотрели кучу гороскопов. Аня отметала варианты один за другим:
— Это в сочетании с отчеством будет не очень красиво звучать, а это — слишком затерто.
Я прикалывался:
— Ну, если брать за критерий оригинальность, давай назовем его Сруль. А что? Старинное, совсем забытое еврейское имя!
В поисках провели неделю, потом Анюта предложила:
— А что если Андрей?
Я усомнился: — Андрей Андреевич...
Думаешь, нормально?
— А почему нет?
— Министра иностранных дел, председателя Президиума Верховного Совета СССР Громыко так звали, — принялся я размышлять вслух. — Умнейший, говорят, был дядька. Ладно, пусть будет Андрей Андреевич.
На том и порешили. И задолго до появления сына на свет стали говорить: «Андрейкина кроватка», «Андрюшкины игрушки». Месяца за два до назначенного врачами срока озаботились вопросом: где будем рожать? Я вспомнил, что, снимаясь с Сережей Горобченко в сериале «Русский дубль», слышал от него хвалебные слова в адрес клиники, где благополучно разрешилась от бремени его жена Полина. И вот мы снова работаем вместе — на картине «Месть без права передачи».
После одного из съемочных дней, который провели в настоящей тюрьме, выходим на Софийскую улицу, с наслаждением вдыхаем воздух свободы, и я приглушенным голосом интересуюсь:
— Слушай, Серега, а вы, это... в общем, где рожали?
— А что, у вас тоже скоро кто-то будет?! — обрадованно воскликнул Горобченко.
— Да. Но только тихо, мы про это не распространяемся.
— Понятно, — Серега перешел на заговорщицкий шепот, — записывай телефон заведующей отделением: Рыбалкина Татьяна Владимировна...
Некоторые мужчины расценивают свое присутствие при родах как подвиг. Я ничего героического в том, что сидел рядом, держал любимую жену за руку и говорил ей ласковые слова, не вижу.
