И зачем нам цитрусовые?
Коротко излагаю суть беседы с теткой и план предотвращения обморока.
Игорь Анатольевич пожимает плечами:
— В принципе, я не против: лимон так лимон, — надевает перчатки и направляется ко мне.
Я судорожно запихиваю лимон в рот и тут же начинаю кашлять.
Желтый комок вылетает и приземляется на груди доктора. Не дрогнув ни единым мускулом, Игорь Анатольевич двумя пальцами снимает «подарок» с белоснежного халата и несет его в «мусорку». Следом отправляются перчатки.
— Вы посидите немного, отдышитесь, я сейчас приду, — говорит доктор и скрывается за дверью, которая ведет в соседний перевязочный кабинет. Через долю секунды оттуда раздается надсадный, жуткий вой. Полными ужаса глазами смотрю на медсестру.
— Приоткройте дверь и посмотрите, что там происходит, — советует она спокойным, даже скучающим тоном.
— А можно?
— Вообще-то нельзя, но вам нужно.
Заглядываю и вижу: стращавшая меня четверть часа назад баба сидит на кушетке и орет. Одна. Доктор что-то делает в противоположном углу кабинета, метрах в десяти от нее.
Возвращаюсь на место если не в полном душевном равновесии, то порядком успокоившись. Через пару минут появляется Игорь Анатольевич (замечу: вой за дверью тут же прекращается) и приступает к перевязке. Не скажу, что вид шва с торчащими нитками доставил мне эстетическое удовольствие, но все неприятные ощущения этим и ограничились. Старую повязку аккуратно сняли, смочив каким-то дезинфицирующим раствором, а потом, смазав края шва йодом, наложили новую.
Когда я поднялась с кушетки, доктор спросил: — Ну, как вы себя чувствуете?
— Замечательно!
— Вы в следующий раз приносите яблоки, — рассмеялся Игорь Анатольевич.
— Я их люблю больше, чем лимоны.
— Бедные родственники воющей тетки! Представляешь, в какой ад превратилась их жизнь?
— Думаю, она и прежде им раем не казалась. А уж вернувшись из больницы, эта тетка наверняка каждый день устраивала домашним концерты с одной-единственной песней: «Я умираю, а вы!!! — продолжение могло быть разным: — ...Не можете даже посуду за собой помыть, молока-хлеба купить, пропылесосить» и так далее. Нет бы самой встать, наконец, с «одра» и все это сделать! После операции рука с той стороны, где шов, плохо поднимается.
Есть специальная гимнастика, которая помогает ее разработать, врачи рекомендуют заняться плаванием. Но лучшего средства, чем обычная домашняя работа: мытье полов, чистка ковров, развешивание белья — сужу по собственному опыту! — не существует. Жалеть себя и доставать близких нытьем — последнее дело. Они и без того измотаны страхом, но «держат» лицо, чтобы поддержать в вас уверенность: все в порядке!
Вообще, онкология — своеобразная лакмусовая бумажка. Она в полной мере выявляет и характер заболевшего человека, и качества людей, которые его окружают. Попав в больницу, я, например, узнала, какие у меня замечательные подруги. Оксана приезжала после рабочего дня, отстояв несколько часов у операционного стола, расстилала возле моей кровати коврик и, как собачка, на нем спала.
Вернее, пыталась спать, потому что мгновенно вскакивала, стоило мне повернуться на бок или что-то пробормотать во сне. Так продолжалось неделю. Доктора ее уговаривали: дескать, коллега, ваши мучения излишни — у нас прекрасный послеоперационный уход. Глод была непреклонна: «Все-таки будет лучше, если я сама за ней присмотрю». Подруга детства Маша достала где-то трехлитровую банку черной икры и каждый день заставляла меня съедать по половнику. Кстати, с тех пор этот деликатес я даже видеть не могу — наелась им в больнице по уши. Про мужа с сыновьями и говорить нечего. Каждое утро Александр Иванович влетал в палату с термосом куриного бульона и кастрюлькой полезной для крови полупрожаренной печенки. Вливал и заталкивал в меня все это со словами: «Надо, Федя, надо!»
