В переходном возрасте я особо не куролесила, но время от времени показывала характер. Например «наезжала» на Людмилу. Мне не нравилось, как она готовила и вела хозяйство. В принципе, я старалась не вступать с ней в конфликты — ради папы, но если срывалась, говорила все, что думала. За папу переживала, считала, что жена о нем плохо заботится. А его, очевидно, все устраивало. Не зря они с Людмилой Тихоновной прожили двадцать пять лет. Отец не был чистюлей и педантом и, как большинство мужчин, не обращал внимания на такие мелочи, как разбросанные носки или пыль на комоде. Наверное, не надо было лезть со своим уставом в чужой монастырь. Но я тогда многого не понимала...
Найти взаимопонимание с папой тоже удавалось не всегда. Он был рядом, но в трудные моменты, когда я особенно остро нуждалась в сочувствии и поддержке, его очень не хватало. Я даже плакала. Считала, что он обо мне не думает, недостаточно сильно любит. Он все понимал. Однажды получила от него письмо: «<...> Я всегда считал, что письма важнее и умнее разговора. <...> Поэтому решил написать тебе. <...> любовь очень близких людей не бывает всегда безоблачной. Проза жизни, быт, перемена взглядов и тот ужас нашей новой действительности (который взрослые воспринимают острее, т. к. им есть с чем сравнивать), конечно же, мешают проявляться любви так, как бы хотелось. А желания молодых всегда более горячи и нетерпеливее. Потребность в любви всегда острее. И даже намек на ее отсутствие воспринимается очень болезненно. Поэтому не на словах, а на бумаге я говорю тебе еще раз: я люблю тебя, как всякий нормальный человек, нормальный отец любит своего ребенка.
И даже, наверное, немножечко больше из-за жуткой трагедии в моей жизни <...>».
Я читала и плакала. Отец был очень добрым, нежным и тонко чувствующим человеком...
Он за меня переживал, хотел, чтобы реализовалась, нашла себя. А я долго не могла решить, куда поступать после школы. Не было особых увлечений или талантов. Сначала сдавала экзамены в РГГУ, на факультет информатики и вычислительной техники, но неудачно. Пошла во ВГИК, до этого год занималась там на подготовительных курсах. Папа не помогал, сама поступила на экономический факультет. Но пришлось идти на заочное отделение, я недобрала баллов.
На первом курсе училась и работала — сначала в турагентстве, потом в поликлинике в регистратуре. Через год перевелась на дневное отделение.
В институт ездила на подаренной папой «копейке». Он приобрел ее у актера Сергея Быстрицкого. Права я получила в восемнадцать лет. Машина была древняя, хотя бегала неплохо. Только цвет мне не нравился — травянисто-зеленый. Но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят. Тем более что «копейка» была куплена не для того чтобы поражать воображение однокурсников, а с сугубо практической целью: возить нас с мамой на дачу. Добираться туда на перекладных с сумками наперевес было слишком тяжело.
На четвертом курсе я познакомилась со своим будущим мужем Эдуардом. Он тоже был студентом.
Поженились мы, как только защитила диплом. Тогда я уже работала администратором в фирме «СВ-Дубль». Свадьба у нас была довольно скромная — мы играли ее в ресторанчике недалеко от дома. Присутствовали только родственники и близкие друзья, человек тридцать. Родители всплакнули, но я видела, что они счастливы.
Поселились с мужем у нас дома. (Папа к тому времени переехал в двухкомнатную квартиру, но жил все равно неподалеку.) Через полтора года родился Костя. А еще через полтора мы с Эдуардом развелись. Причина была банальной: мы совершенно разные люди, характер, темперамент — все разное. Через несколько лет помирились — ради Кости. Второй сын, Леша, появился у нас фактически вне брака. Снова расписались уже после его рождения. Но не зря говорят: разбитую чашку не склеить.