Папа с ней дружил — известная певица заказывала у него шубы — и приобрел этот комплект для мамы. Теперь они лежали перед нами на кухонном столе, и мама сказала: «Продадим, а деньги поделим. На одну часть мы с Ниной будем жить, на другую отправлю тебя учиться за рубеж».
Она нашла колледж в Англии, принимавший детей из России, и английскую семью, готовую за небольшую сумму приютить русского студента. В Англии я задержался на три с половиной года, а Барбара и Том Смит стали без преувеличения моими вторыми родителями. Они были бездетной парой и ко мне относились как к сыну. После занятий везли из своего пригорода в Лондон, где мы ходили по музеям, осматривали достопримечательности, просто развлекались.
Дружим по сей день, они не так давно приезжали к нам в гости в Москву.
Денег, вырученных за мамины драгоценности, хватило ненадолго. Помог двоюродный брат, мой тезка Слава. Он к тому времени уехал в Италию, открыл там свой бизнес и смог оплатить мое обучение. Да и я не сидел сложа руки, нанялся уборщиком в расположенный рядом с домом ресторан быстрого питания Kentucky Fried Chicken, где меня вскоре повысили — доверили жарить картошку в кипящем масле. В общем, на карманные расходы моих заработков хватало.
Когда вернулся в Москву, мама заявила, что всю жизнь мечтала видеть сына знаменитым адвокатом. Но юриспруденция меня совершенно не прельщала.
В начале лета как раз начались прослушивания в театральных училищах, я прошел все туры и в «Щуку», и в «Щепку», и в Школу-студию МХАТ. Мама расстраивалась: «Какой кошмар, лучше бы ты остался в Англии».
Выбрал Школу-студию. Но мама воспротивилась: «Не пущу, это рядом с Тверской, там стоят «ночные бабочки». И я сдал документы в Щукинское училище. Поступил на удивление легко и без всякого блата.
Меня тут же взяла под крыло преподаватель актерского мастерства профессор Валентина Петровна Николаенко. Зрители старшего поколения помнят ее по роли невесты в легендарной «Свадьбе в Малиновке», в титрах она значится еще под девичьей фамилией Лысенко. Я выпустился десять лет назад, но по сей день советуюсь с любимым педагогом по важным творческим вопросам, называю Валентину Петровну «моя институтская мама».
В творческих вузах ходит такая присказка: студент на первом курсе — народный артист, на втором — заслуженный, на третьем — просто актер, а на четвертом — вообще никто.
После зачисления я тут же ощутил себя народным и «забил» на учебу. Сниматься в кино первокурсникам категорически запрещали, при каждом удобном случае напоминая, что за это в свое время отчислили Никиту Михалкова. Но все-таки я отнес свою фотографию в актерскую картотеку «Мосфильма». Не прошло и пары месяцев, как нас с однокурсником Андрюшкой Чадовым позвали сниматься в рекламе шоколадного батончика «Финт». Двое мальчишек сидят на скамейке, едят шоколадку и болтают: «Смотри, какой велик.
Знаешь, чей? Мой. Шютка». Шутка про «шютку» звучала потом даже в КВН, ролик оказался настолько запоминающимся, что его пародировали на все лады. Так вот, эту фразочку произносил я.
Андрюшку перекрасили в блондина, мои сто двадцать кэгэ и так бросались в глаза. Я тогда заработал первый приличный гонорар — целых четыреста пятьдесят долларов, был на седьмом небе от счастья.
Через неделю ролик уже вовсю крутили по телевизору, а нас с Чадовым вызвали на ковер к ректору. «Как вы могли?! Как вам не стыдно?! — кричал Владимир Абрамович Этуш. — Будем ставить вопрос об отчислении». Добрая фея Валентина Петровна, надавав мне тумаков, приказала: «Быстро к Этушу, будешь просить прощения до тех пор, пока его не получишь».
Я не гордый, пошел на поклон, Андрюшка уперся, он же мачо. В итоге его отчислили, Чадов доучивался в Щепкинском училище, а мне дали испытательный срок. Вылезая из кожи вон, подготовил программу стихов Саши Черного, выступил с ней на конкурсе чтецов имени Якова Михайловича Смоленского и завоевал первое место. Кредит доверия был восстановлен.
Мама откуда-то узнала, что меня чуть не выгнали из института. Мы с ней страшно поругались по этому поводу. Я орал: «Твой сын не маленький, способен сам принимать решения, хватит меня поучать». Хлопнул дверью и ушел из дома.
Денег снимать комнату не было, договорился с вахтершей, за бутылку коньяка она стала пускать меня ночевать в пятиметровую каморку, где находился рубильник Щукинского училища.
