Пожаловалась Жанне:
— Ну почему у нас ничего не клеится?
— Не волнуйся, все будет хорошо. Гурам просто боится связать свою жизнь с такой женщиной, как ты.
— Какой?
— Известной. Чересчур самостоятельной и независимой. Не забывай, он все-таки грузин и в его представлении любимая женщина наверняка должна быть несколько иной.
Жанна была права. Гурам боялся серьезных отношений, потому что у него их раньше не было. Он по натуре одиночка, привык жить в свое удовольствие: работать, заниматься творчеством, проводить время с друзьями и чувствовать себя абсолютно свободным.
А когда появилась я, Гурам понял, что это серьезно, и испугался за свою свободу и независимость. Не представлял себя рядом с этакой «светской львицей», порхающей с тусовки на тусовку и ведущей гламурный образ жизни.
Не случайно он постоянно спрашивал:
— Слушай, а что дальше? Какими ты видишь наши отношения?
— А ты? — отвечала я вопросом на вопрос. Ждала, что он, наконец, проявит инициативу, и не хотела признаваться первой. — И вообще, почему ты спрашиваешь? Тебя что-то не устраивает?
— Да нет, — пугался он, — меня все устраивает. Пусть все остается так, как есть.

На этом «выяснение отношений» обычно заканчивалось.
Я делала вид, что всем довольна, но эпизодические встречи не были пределом моих мечтаний. Однажды не выдержала и сказала Гураму:
— Надо что-то решать.
— Меня все устраивает, — тут же выпалил он.
— А меня — нет. Я мечтаю совсем о другом.
— Знаешь, к этому другому я, наверное, не готов, — впервые признался Гурам.
— Хорошо, тогда поставим точку, — вспыхнула я. — Кто-то из нас должен уйти из спектакля. Если продолжим видеться, эта история будет тянуться еще долго.
— О’кей, — кивнул он.
И мы разъехались: Гурам — на одни съемки, я — на другие.
Месяца через полтора встретились на спектакле в подмосковном Егорьевске. Для себя я уже решила, что должна уйти. Правда, не знала, как сообщить об этом Гураму.
Он очень обрадовался, когда меня увидел, попытался заговорить. Я поняла, что Гурам соскучился, жалеет о том, что произошло, и хочет все исправить, но держалась холодно и отстраненно. Боялась, что все начнется по новой.
Обычно на спектакли мы все ездили на автобусе, чтобы не тратить силы на вождение и стояние в пробках, а тут я специально приехала на машине, чтобы избежать общения с Гурамом.
Спектакль закончился, актеры пошли в автобус, а я села в машину и задумалась. Передо мной был выбор: просто завести мотор и уехать или остаться и дать хоть какой-то шанс Гураму — возможно, последний. Разум сказал: «Уезжай, ни к чему все это. Позвони продюсеру и уйди из спектакля. Гурам говорит, что не созрел для отношений? Ну и прекрасно. Если у вас ничего не клеится, значит, это не тот человек, который тебе нужен». Но сердце не могло с этим согласиться, и я подъехала к автобусу и сделала вид, что не знаю дороги.
Сидела в машине, якобы собираясь следовать за коллегами, и ждала, что сделает Гурам. Наконец он появился. Долго курил у автобуса, а потом решительно бросил сигарету, подошел ко мне и сказал: «Я поеду с тобой».
Двинулись в Москву. Сначала болтали о погоде и природе, а потом я подвела разговор к тому, что меня действительно интересовало:
— Нам нужно решить, кто уйдет из спектакля.
— Давай посидим в каком-нибудь кафе.
— Хорошо.
Но сначала заедем ко мне — покормить собаку.
Я не лукавила и не старалась заманить Гурама к себе. Тиффани сидела одна, некормленая, я за нее переживала.
Дома полезла в холодильник за собачьей едой и увидела кастрюлю со щами. Накануне сварила их из квашеной капусты. В голове неожиданно пронеслось: «Гурам, наверное, тоже голодный». Я сказала:
— Кстати, у меня есть щи. Не хочешь?