Хрусталь — в мелкие брызги, через всю столешницу — трещина.
— Ты думаешь, я не пробовала?!! Не делала шагов?!! Никто не хочет идти мне навстречу!!!
Помню, подумала: «Все, следующий удар придется по моей голове». Быстро подхватилась со стула:
— Ой, я забыла, мне еще на кухню надо...
В тот вечер мы с Люсей больше не разговаривали. Пока я гремела кастрюлями, она ушла в спальню и легла. К утру трещина на столе оказалась прикрыта скатертью, и мы обе сделали вид, что ничего особенного накануне не произошло.
После истории с пепельницей я решила, что больше пытаться мирить Люсю с ее родственниками не стану.
Вечерами мы сочиняли очередное новое платье или просто гуляли. Из той поры в памяти засела картинка: мы с Люсей идем по Тверской, где только-только начали появляться магазины одежды от-кутюр. В витрине одного из них выставлено платье — роскошное, сшитое из мелких кусочков шифона. Несколько минут, замерев, стоим перед шедевром. Потом Люся говорит:
— Иди узнай, сколько стоит.
Окидываю себя тоскливым взглядом: в таком виде только набеги на бутики совершать! Чувствую себя полной дурой — однако иду и спрашиваю. Цена — «пятьдесят тысяч долларов» — производит шоковое впечатление не только на меня, но и на Люсю.
— Ё-о-о! — выдыхает Гурченко. — Все, пошли отсюда — ты мне такое же пошьешь.
— Ладно, — соглашаюсь я.
Если не считать случая с пепельницей, этот период в наших с Люсей отношениях был одним из самых спокойных и счастливых. Но потом в ее жизни появился Сенин. Надежды на то, что мы подружимся, я не питала, но неприязнь, которую Сергей стал проявлять ко мне буквально с первых дней, стала полной неожиданностью. Как, впрочем, и власть, которую он очень быстро приобрел над Люсей.
С момента его поселения в квартире в Трехпрудном прошло две-три недели, когда Сенин подошел ко мне почти вплотную и прошипел:
— Иди домой.
В тот вечер я привезла Людмиле Марковне платье для примерки.
Мы обсудили, что в нем нужно переделать, и мне хотелось тут же, при ней, переметать пару швов и еще раз примерить.
Я заглянула к Люсе в спальню:
— Сергей говорит, чтобы я шла домой.
— Останься, — роняет она и снова углубляется в присланный с киностудии сценарий.
Возвращаюсь к работе — и тут же слышу бешеный крик:
— Я тебе сказал: иди домой!!!
Снова заглядываю к Люсе:
— Он настаивает, чтобы я ушла.
— Ладно, иди.
Крайнее раздражение вызывали у Сенина и мои телефонные звонки. Не ответив на приветствие, он шипел: «Ты зачем звонишь?!»
До оправданий: дескать, Людмилой Марковной давно было заведено, что я должна отзваниваться три раза в день — не опускалась. Люсе, когда та «наезжала» за необязательность, пыталась объяснить: «Я звонила, но Сергей не позвал», однако мой «детский лепет» встречался досадливой гримасой.
В конце сентября 1993 года Люся уехала с концертами в Казань.
