Некрашеные полы приходилось отскребать песком. Но мы были счастливы!
Я устроилась во Всесоюзный научно-исследовательский институт продовольственного машиностроения старшим техником в лабораторию ультразвука. Ходила на работу через железнодорожные пути — так было короче. Веня беспокоился: «Осторожнее, не упади».
Кстати, ежедневно в течение всех лет супружества он не уставал говорить мне вдогонку: «Ходи осторожнее». А как только наша семейная жизнь закончилась, я упала и сломала ногу в двух местах.
Вене приходилось гораздо хуже: актеры в столичные труппы не требовались, а проситься самому — не позволяла гордость.
Так что муж был «на хозяйстве», с чем отлично справлялся. Покупал банку консервированного борща, шестикопеечные котлеты, жарил картошку (ящик с ней стоял прямо в комнате, чтобы не померзла) и ждал меня с обедом. До сих пор помню вкус тех котлет, пухлых, сочных. А когда к ужину добавлялось вино — бутылка молдавского «Рошу де десерт» стоила рубль двадцать две — вообще было счастье.
И вот в этих, приближенных к боевым, условиях одним прекрасным утром я поняла, что беременна.
Точно сказано: Бог даст ребенка — Бог даст на ребенка. О том, что любимый ученик Смехов не может никуда устроиться, прослышала его преподавательница из Щукинского училища. Она дружила с Готлибом Ронинсоном, работавшим в Театре на Таганке.
Он и замолвил словечко за Веню перед главным режиссером Плотниковым. Театр, ставший впоследствии культовым, был тогда махрово провинциальным. Но именно там поставили свои спектакли великолепные режиссеры Михаил Левитин и Петр Фоменко.
Летом труппа выехала на гастроли в Архангельск. Десятого августа у Смехова был день рождения, и я решила поздравить его лично. Устроили замечательное застолье, актеры подарили Вене шерстяной клетчатый плед, после чего мы отправились гулять по берегу Северной Двины. Шли-шли и наткнулись на квасную бочку, запертую на огромный амбарный замок.
— Кто хочет кваса? — спросил озорник и балагур Фоменко.
— Все хотят, — хором ответили мы.
И тогда Фоменко, обладавший недюжинной силой, отогнул край крышки руками.
— Аллочка, тебе какую кружку — за три или пять копеек?
В общем, квасом в ту ночь Петр Наумович угостил всех желающих, потом перемыл кружки, оставил продавщице деньги и точно так же загнул крышку назад.
За Смеховым на долгие годы закрепился имидж прекрасного семьянина. Меня он, где только можно, возвышал, постоянно ссылался: «Алла сказала, Алла сделала, Алла так считает...»
Веня меня очень оберегал, считал, что во время беременности я должна смотреть исключительно на красивое.
Схватки начались неожиданно, под вечер, когда я поехала навестить тетю.
