Мой Яша на его месте уже убил бы!
Я валялась на полу и ждала, что сейчас Виктор пнет меня ногой, но он лишь плюнул и ушел на кухню. Схватив Майку на руки, я заперлась в гостиной. Остаток ночи провела, прижав дочку к груди, еле-еле удалось ее успокоить.
На следующий день Ерофеев сказал: «Я тебя не бил. Я защищал от тебя ребенка».
Когда страсти поутихли, мы вернулись к вопросу: как нам жить дальше?
«Я категорически не хочу, чтобы Майка переезжала в Крым, — заявил Ерофеев. — Мы можем с тобой договориться. Ты переписываешь участок в Коктебеле на Майкино имя. А я покупаю вам квартиру в Москве».
Проект строительства дома в Коктебеле возник много лет назад. Сначала приватизировали землю. Поскольку владеть ею здесь могут только граждане Украины, то часть участка находится в моей собственности, а часть — в собственности моей мамы. На земле стоят два недостроенных дома, в которые уже вбухано около трехсот тысяч долларов, но чтобы закончить строительство, требуется вложить еще тысяч двести.
Переписать землю с домами на дочку невозможно. Она несовершеннолетняя, и потом, у нее нет украинского гражданства, только российское. Рожала я во Франции, и Виктор тогда же оформил Майкино свидетельство о рождении в российском посольстве. Хвастался, как ловко это проделал. Ерофеева там попросили предъявить свидетельство о браке, а поскольку расписаны мы не были, Виктор наврал, что забыл его в Москве, но обязательно вышлет копию факсом.
Ему, как известному человеку, поверили и выдали нашей дочке свидетельство о рождении, на основании которого он оформил ей российское гражданство.
У меня была мысль: может, эти дома с землей продать и на вырученные деньги купить ребенку квартиру в Москве, раз уж иначе не получается? Но после кризиса это нереально. Да и Виктор грозит судом, говорит, что хочет получить назад потраченные на строительство деньги. Хотя у него достаточно и другой недвижимости. Например, стометровая квартира в писательском доме на Можайском шоссе.
Был вариант получить двухкомнатную квартиру в новом доме в Ружейном переулке, примыкающем к Плющихе, где проживает Ерофеев. Майя могла бы общаться с отцом хоть каждый день.
Но когда Виктор пошел смотреть этот элитный жилой комплекс, ему так понравилась четырехкомнатная стовосьмидесятиметровая квартира, что он решил приобрести ее для себя. А для этого нужно было заложить одну из уже имеющихся квартир и взять огромный кредит чуть не в миллион долларов. Себе он в итоге квартиру купил, а вот нам...
Решение квартирного вопроса все откладывалось, но оставаться под одной крышей с Виктором дольше было невозможно. Спала я в гостиной на полу на надувном матраце. Почти каждую ночь ко мне под бок перебиралась Майка, ей было спокойнее рядом с мамой. Виктор ходил вокруг меня кругами и спрашивал: «Ну, когда уже?»
Стала готовиться к отъезду, собирать свои «богатства».
За девять с половиной лет совместной жизни накопилось немало. Книг — коробок пятнадцать. Видеокассеты. Теперь думаю: зачем взяла? У меня нет телевизора, не к чему подключить видеоплеер. Когда Виктор, возвращаясь домой, видел растущую в гостиной груду картонных ящиков, он менялся в лице.
— Здесь стояла Малая медицинская энциклопедия. Почему ты ее забрала?
— Потому что она из собрания книг моего деда.
— Зачем ты утащила гитару?
— Затем, что ее подарили мне друзья взамен сломанной, которую я привезла из Феодосии.
В день переезда Ерофеев был дома и лично следил, чтобы я, не дай бог, не прихватила лишнего.
«Ты и так уже много набрала. Больше ничего не трогай. В конце концов, заедешь в следующий раз», — потребовал он.
Спорить не хотелось, и я оставила кухонную утварь. Ее потом вынесли на помойку, сказали — старая была. Старая, да. Но у меня не осталось и такой, пришлось покупать...
Виктор поставил условие: дочка первое время, пока я не устроюсь, остается на Плющихе. И ничего ей не говорить. Ни слова. Скрепя сердце, согласилась, ведь поначалу я арендовала квартиру со старым приятелем и его сестрой, комнаты смежные, в одной жил он, другую делили мы, девушки. Через десять дней я оттуда съехала, сняв для нас с дочкой «двушку» на «Алексеевской».
В тот последний день на Плющихе я, закрывая за собой дверь, оставляла перепуганного ребенка, которому никто ничего не объяснил. А видела дочка одно — мама с вещами уезжает. У меня разрывалось сердце. Поцеловала Майю, пообещала, что завтра увидимся.
Вернувшись утром на Плющиху, я открыла дверь и сразу же наткнулась на чужие тапочки. В кабинете стоял новый диван и растения в горшках. Прошла в детскую, спросила няню:
— Чье это?
— Вещи гостьи Виктора Владимировича. Сами они на кухне.
Увидев меня, Ерофеев сказал:
— Знакомься — это Катя.
Миловидная двадцатидвухлетняя блондинка, практически мой клон — тот же рост, те же цвет и длина волос, то же худощавое телосложение, маленькая грудь, только тип лица другой, — сидела, прижавшись к Виктору всем телом, и нежно ласкала его поцелуями, совсем не смущаясь присутствием Майи.
