В Щукинское училище я и поступила.
Театральный вуз нужен был мне ради того, чтобы совмещать учебу с тренировками. Но учеба захватила так, что тренировки автоматически сошли на нет. Так большой спорт плавно остался в прошлом, о чем я, кстати, совершенно не жалею.
Я пришла в богемный мир из иной среды. Самые твердые пятерки в моем аттестате были по математике, спорт же воспитал во мне дисциплину и аскетизм. А в театральном я попала в окружение дремучих гуманитариев, раздолбаев и бывших двоечников.
«Знаешь, Скороходова, сколько живу, столько удивляюсь: как это тучка луну закрывает, что такой ровный месяц получается?»
— этот перл, например, как-то выдал мой однокурсник, чем ввел меня в шоковое состояние.
Поначалу мне было с ними сложно. Но зато эти ребята были уверены в себе, раскрепощены и более приспособлены к жизни. Я же витала в небесах и представляла собой детский сад, ясельную группу. По натуре я очень стеснительная. Умела артистично кататься на стадионах перед многотысячной аудиторией, но природа выступления в спорте и в театре принципиально разная. Потому что в театре ты публично обнажаешь душу. Это стыдно, это практически интимный процесс. Первое время я жутко краснела, выходя на сцену.
Общаться с мальчиками тоже поначалу было непросто. С виду это было незаметно, но внутри меня всегда бушевали сложности. Однако жить в обществе и быть от него свободным, как известно, нельзя.
Обществу надо соответствовать. У всех вокруг были романы. А у меня нет. К тому же на сцене все пьесы вещают про любовь. Чтобы ее играть, надо ведь понимать, о чем там речь. Я чувствовала себя неправильно. И на третьем курсе наконец обзавелась романом. Под пытками не назову его имя и фамилию. Это совершенно не нужно. Сейчас он — крупный чиновник.
Ввязалась в ту историю, чтобы быть как все, хотя внутренне не имела на нее права — я не была влюблена. Зато он был положительным, надежным, непьющим, хорошо учился и нравился родителям. Он даже знал, почему на самом деле месяц ровный. Короче, был интеллектуалом. Наши отношения длились год. А потом мне стало тоскливо и я начала его бросать.
Делала это по-свински... Просто в один прекрасный момент вдруг демонстративно увлеклась общением с другим персонажем. Такое мое поведение, конечно, вызвало много вопросов.
«Я знаю всю свою жизнь с тобой наперед, и мне скучно», — гордо ответила и развернулась на сто восемьдесят градусов.
Потом началась трагедия: он пытался меня вернуть и я металась от одного персонажа к другому, чтобы походить на Настасью Филипповну. Именно в тот момент прочла «Идиота» и находилась, конечно, под впечатлением. В юности я была сильно подвержена дурному влиянию литературных персонажей. Кавалер был ни в чем не виноват. Все шло к тому, что мы должны пожениться. И это был бы, наверное, лучший вариант. Но тогда мне казалось, что наш союз банален.
Разрыв отношений длился месяц.
Помню, моя совесть очень противилась такому моему поведению. Но я ее не слушала. Очень нравилось, что по поводу меня человек страдает. Это питало самолюбие. Поэтому в течение месяца периодически давала надежду, потом уходила в сторону. Чушь какую-то несла, дословно уже не помню: стиль — Достоевского, слова — мои. А потом он собрал волю в кулак и перестал на меня реагировать. Перевернул страницу. Поначалу даже было обидно. «И все? — подумала я. — Что, уже больше не играем?» Ужасная была мерзавка.
И вот когда я заходилась рыданиями по поводу ташковской измены, в моей ретроспективе в первую очередь всплыла та давняя предательская история. Бумеранг ударил неспроста. Я это хорошо понимала.
Теперь... А по молодости строила жизнь, часто не отдавая себе отчета в том, что творю.
В Театр имени Пушкина я попала после училища, по распределению. Худрук курса Ю.В. Катин-Ярцев перед выпуском прочел мне отеческое наставление: «Лена, в театре надо вести себя иначе. Ты очень открытая. Это может навредить».
А Владимир Федорович Гордеев напутствовал так: «В театре ни с кем не дружить! Пришла, отрепетировала и ушла. Главное, не заходи в буфет. Все лишние разговоры происходят в буфете».
Поначалу ходила по театру как по минному полю. Примерно в таком же состоянии находилась Алена Бондарчук (для друзей Боня). Она тоже попала в Театр имени Пушкина после института, но из Школы-студии МХАТ.
