— Барышня, напоминаю — вы в Москве, здесь в это время жизнь только начинается.
Я была совсем ребенком, столичная жизнь, тем более ночная, проходила мимо, и я согласилась. Встретиться договорились на «Кутузовской». Я всего несколько месяцев в Москве — запуталась, заблудилась в переходах, поняла, что к назначенному времени не успеваю. Меня, не искушенную в ночных приключениях, охватывает ужас: вдруг Юра не дождется, метро закроется и я останусь на улице. Телефонов-то мобильных не было. Какая же я ненормальная, как могла согласиться ехать в ночь?! Меня всю колотило.
В это время Степанов измерил станцию «Кутузовская» вдоль и поперек и с присущей ему деревенской открытостью общался с персоналом.
Когда я приехала с часовым опозданием, дежурная высунулась из «стакана»:
— Молодец он у тебя, дождался.
Юра:
— Это она — молодец, приехала!
Та улыбается, кивает.
Мы гуляли по ночной набережной, что-то пили, о чем-то говорили. Мне было интересно, легко и спокойно. Был июнь. Цвели липы. Юра сказал, что у него завтра день рождения, они компанией собираются на шашлык, и пригласил меня. Я не отказалась. Гулять до открытия метро, ехать в свое Перово не было смысла, Степанов предложил переночевать у него. Его комната оказалась разделена на две части, с альковом, который шторками закрывался, за шторки он меня и определил — никакого интима.
Утром Юра все и всех организовывает, это были его иркутские друзья юности, мы едем на природу, жарим шашлыки.
Степанов круги передо мной нарезает, ухаживает, всех смешит, заводит. И в этом для его друзей не было ничего необычного, но они, как потом рассказывали, замерли в ожидании, потому что день рождения был «липовый». Он с утра, пока я спала, всех обзвонил, объявил новый день рождения — реальный отпраздновали пару недель назад, велел бросить все и срочно, по-солдатски, явиться, вопросов не задавать. «И только попробуйте расколоться! Расстрел на месте!»
Скажете, не оригинально? Верно, идея из всеми любимого фильма — но! То ж в кино, а то в жизни, согласитесь — две большие разницы!
К вечеру друзья были убеждены: шутки в сторону, все серьезно. И даже я вдруг с удивлением обнаружила, что мне симпатичен этот человек, мне нравится, что он сидит рядом в такси, везет меня домой. Юра, будто прочел мои мысли, в первый раз позволил себе приобнять меня, а потом очень нежно поцеловал.
Мы встречались, вместе были у сестер Кутеповых: на свадьбе у одной, потом у другой. Он вводил меня в свой ближний круг, и это говорило само за себя, пригласил на спектакль в Дом кино. Я как раз купила модные духи марки «Кензо». Вечером мне Степанов заявляет: «Ты такая хорошенькая, а духи — плохие». Я дара речи лишилась от возмущения, впервые позволила себе дорогой парфюм крутой фирмы и — нате! «Фирма знаменитая, — согласился Юра. — Но ими пахнет весь город, должна быть какая-то индивидуальность».
Я уехала в Волгодонск к маме, именно там отчетливо поняла: у меня в Москве есть друг — настоящий, надежный.
Когда собралась обратно, вдруг выяснилось, что нам с девчонками некуда ехать — квартиру срочно требуют освободить. Позвонила Юре, все мигом решилось: «Это мелочи. Я уезжаю в Германию на гастроли на месяц, квартира в вашем распоряжении». Зоркий Сокол оказался еще и Верной Рукой.
Он приехал на вокзал встречать нас. Мама моя насмешила весь поезд, заставив папу привезти целый мешок арбузов. В дороге мы пытались угощать попутчиков, но мешок оказался без дна. Стоим на перроне, кроме мешка у каждой по две сумки. «Степанов сейчас сделает вид, что с нами незнаком», — пыталась я шутить. Юрка, конечно, дал понять, что таскать арбузы не его любимое развлечение, но честно допыхтел до дома: «Вот вам ключ, красавицы.
Честь имею».
И уехал. А когда вернулся, нашел только записку с моими координатами — мы сняли квартиру в Бибирево и это ему не понравилось: никто его дома не ждал. Он позвонил и потребовал срочно приехать. Вручил мне необычайно красиво упакованный презент — это были духи.
Я чувствовала себя с ним как за каменной стеной, любые проблемы — «да это мелочи!» — решались мгновенно, душа нараспашку, кошелек тоже. Деньги для него никогда не имели значения, он легко и для всех с ними расставался. Вообще все выходило у него как-то играючи-припеваючи. Если загуливали допоздна, я оставалась у Юры, по-прежнему за шторками.
Степанов пас свою добычу терпеливо и деликатно, как у Жванецкого: «Я девушек не раздеваю, жду, пока сойдет само». И дождался.
И тут без предупреждения в Бибирево с утра явился мой папа — а дочки нет. Девчонки ну выкручиваться — мол, в поликлинику пошла, анализы сдавать. Сами меня срочно вызвали. Прождав какое-то время, догадливый папа велел не морочить ему голову: «Пусть ведет — знакомиться будем».
Когда я сообщила об этом Юре, у него руки-ноги подкосились. Осветитель у нас в театре такой был громкоговорящий, всегда готовый к бою, вызвался сопровождать. «Я поеду один», — задвинул инициативу Степанов, воспринимавший любого мужчину как конкурента. Он приехал поздно, после спектакля, элегантный, в черном пальто, с шампанским и конфетами.
