Перед показом отвела Василису в туалет, сняла с нее платье, переоделась и пошла на подиум. А для того, чтобы невольная соперница мне не помешала, закрыла ее в туалете — подперла дверь шваброй со стороны коридора. Потом мне, конечно, влетело, да и девочку, которая пропустила показ, было жалко. Но в истории Маша Кожевникова все равно осталась в розовом платье!
В Россию я переехала, когда мне было почти восемь. Мы с братом жили в Москве с мамой, папа остался за границей, работал по контракту, ам приезжал в отпуск. Здесь я снова пошла в первый класс, уже в третий раз, потому что по-английски и по-немецки писать и читать умела, а по-русски — нет.
Постепенно я адаптировалась к новым условиям. Училась, тренировалась и не сразу заметила, что мама и папа потихоньку отдаляются друг от друга.
А это неизбежно, если супруги живут на две страны. Они разошлись, когда мне было одиннадцать, цивилизованно, без скандалов. Никто никого не предавал. Но тоненькая ниточка, связывавшая двух самых главных для меня людей, однажды оборвалась...
Развод родителей в душе любого ребенка оставляет след на всю жизнь. И мне эта ситуация далась нелегко. Но у нас была особенная семья. Папы и раньше почти никогда не было дома. И после его развода с мамой я сказала себе, что он уехал. Далеко и надолго.
Шесть лет мы не общались. Все это время отец жил в Америке. Пытался звонить, писать, а у меня не было желания поддерживать с ним связь. Принцесса чувствовала себя брошенной и была по-детски обижена. Мое королевство трещало по швам.
Придет время, и я построю его заново...
Папа не женился во второй раз, так и остался один. И мама замуж не вышла. Это, наверное, моя вина. Ухажеров у мамы хватало, она очень интересная женщина, а я не дала ей устроить судьбу. Не отпускала на свидания — закрывала дверь и прятала ключи, вставала на пороге: «Не пущу!» Мужчинам, звонившим по телефону, заявляла: «Здесь такая не живет».
Сейчас понимаю, что вела себя глупо, эгоистично, но тогда ничего не могла с собой поделать. Когда ушел папа, испугалась, что мама тоже меня бросит. Найдет другого мужчину и отдаст ему любовь и ласку, которые принадлежат мне. Я ни с кем не хотела ее делить! Брата тоже не радовала перспектива появления отчима, но он был старше и вел себя не так агрессивно, как я.
Мама смирилась. Дети были для нее дороже любого мужчины.
От отца она зависеть не хотела и в сорок лет впервые в жизни пошла работать. Устроилась в British International School и тринадцать лет преподавала русский иностранцам на английском языке. Ей было непросто. Но мама подняла нас с братом, сама, без помощи отца.
Мы, слава богу, не бедствовали. Помогали друзья. Мам удивительная женщина, вокруг нее всегда добрые и отзывчивые люди, готовые поддержать в любой ситуации. Больше всех нас тогда поддерживали Фетисовы. Папа когда-то играл со Славой. А мама уже лет тридцать дружит с Ладой. До отъезда за границу мы все жили в одном доме на Фестивальной улице.
Я часто бывала у Славы и Лады, общалась с их дочкой Настей. Слава старался заменить мне отца, все время расспрашивал о моих проблемах, предлагал помощь. Но я стеснялась к нему обращаться. Пыталась рассчитывать только на собственные силы.
Фетисовы — идеальная семья. И дом у них удивительный, это все отмечают. Там царят взаимное уважение и любовь. Лада необыкновенно чуткая и мудрая женщина. Я с ней часто советуюсь. Рассказываю о какой-нибудь ситуации, и она сразу все раскладывает по полочкам: «Смотри, Маша. Будет так, так и так».
Мама обижается: с ней откровенные разговоры я веду гораздо реже. Но я не хочу обременять ее своими проблемами. Она, конечно, поможет, подскажет, но будет переживать. А мне хочется создать для мамы «кокон», в котором она жила бы беззаботно и счастливо.
Фетисовы относятся ко мне как к дочери.
И для меня они родные люди. На пятидесятилетии Славы публично призналась: «Ты для меня идеал. Другим мужчинам все время ставлю тебя в пример». Это правда. Таких мужчин, как Слава, — единицы.
Отец вернулся в Россию, когда мне было восемнадцать. Я повзрослела и многое стала воспринимать иначе. Мы потихоньку наладили отношения. С мамой они общались и до этого — спокойно, уважительно. В основном по поводу меня и брата.
После развода родителей я поняла: семья — это труд. Не только чувства, но и каждодневная тяжелая работа. Сохранить отношения очень нелегко.
Любовь — это костер, в который постоянно нужно подбрасывать «топливо». Вдвоем. Один человек поддерживать огонь не может. А если он все-таки погас, лучше честно признаться в том, что любви больше нет, чем лгать, мучиться и сохранять видимость семьи...
Впервые я влюбилась в четырнадцать лет. Было лето. Мы жили довольно большой компанией в отеле в Сан-Ремо — я, мама, ее подруга с семьей, наши общие друзья. Там же остановилась семья испанского аристократа. Их сыну было шестнадцать. Его звали Виктор. Он мне сразу понравился.
Мы познакомились у бассейна. Виктор предложил сыграть в карты. Мама и тетя Таня дремали в шезлонгах. Просыпаются — а я уже с молодым человеком. Тетя Таня потом шутила: — Быстро ты охмурила этого красавчика!
— Неправда, — возмущалась я, — он сам подошел!
Больше мы не расставались: плавали в бассейне, гуляли, играли в карты, гольф и теннис.
Но все только компанией — с семьей Виктора и моими друзьями. Я таяла от любви — в прямом смысле слова. Жутко похудела, потому что перестала есть. Мама перепугалась, все время пыталась накормить: «Ну съешь хотя бы арбузика! Хоть кусочек!»
Виктор был красив необыкновенно. Мама с тетей Таней смотрели на него восторженными глазами:
— Боже, как хорош!
Я обижалась: — Вы с ума сошли?
