Ведь семь лет он прекрасно жил отдельно от нее. Но потом я поняла, что он не отступится. Получила от него эсэмэску: «Ты свое биологическое назначение выполнила. Свободна!»
В отчаянии поехала к лейтенанту, который принимал у меня заявление, просила его помочь.
Когда приехали с ним в Ногинск, я встретилась с Бондарем на улице. Спрашиваю:
— Где Полина?
— Э-ге-ге, подожди, Полина будет, если я разрешу.
Он упивался своей властью надо мной.
И тут за его спиной появился лейтенант: «Мужчина, задержитесь на минутку. Уголовный розыск Москвы...» Надо было видеть лицо Бондаря.
Сорок минут они провели с оперативником в машине, потом тот вышел совершенно ошарашенный и сказал: «Он очень хитрый, совершенно меня запутал. Вам ничего не остается, как подать в суд».
Я так и поступила. Подала иск. Формулировка была следующая: определить место жительства ребенка с матерью, назначить алименты и установить порядок общения с отцом. Адвокат занялся сбором документов.
А я нашла в Интернете телефоны всех ногинских школ и стала их обзванивать: «Нет ли у вас среди учеников пятых классов Полины Бондарь?» И вот наконец в одной говорят: «Да, такая есть».
Я приехала, поговорила по душам с директором.
И она меня поняла, как женщина женщину. Обещала не препятствовать общению с Полиной и ничего не рассказывать обо мне Андрею.
В школе вскоре был праздник — посвящение в гимназисты. У меня появилась реальная возможность вернуть дочку. Я приехала, вижу — детей ведут через площадь. Полина шла за руку с мальчиком. Сзади родители, среди них — Андрей. Он сразу что-то почувствовал, начал озираться, но меня не заметил, хотя я стояла недалеко...
Я так измучилась, так соскучилась по дочке. Нестерпимо захотелось схватить ее, мою маленькую, и увезти в Москву.
Но потом представила, как это будет. Крик, я тяну дочку в одну сторону, Андрей — в другую. Полина ничего не может понять. Она и не подозревает, что в ее маме могут кипеть такие эмоции. Это ее напугает! Кроме того, что помешает Андрею забрать Полину обратно? Я же не могу находиться рядом двадцать четыре часа в сутки. Нет, думаю, надо действовать по закону, дождаться решения суда. Почему-то верила, что государство, которое не защищало меня раньше, теперь обязательно это сделает, ведь речь идет о судьбе ребенка.
Андрей заметил меня только в гимназии. Бросился наперерез, но тут же замер в удивлении, увидев, что я здороваюсь с директором, называю ее по имени-отчеству, она мне отвечает: «О, Ольга Васильевна, здравствуйте».
Улучил момент и говорит: — Подойдешь к ней, когда я разрешу.
Я не стала спорить:
— Ладно.
Все дети вокруг нарядные, а мой ребенок одет кое-как, косы не заплетены...
Наконец Андрей сказал царственно: «Ну иди, разрешаю».
Ноги у меня тряслись, но я взяла себя в руки. Горжусь тем, что сумела позвать дочку самым будничным, спокойным голосом:
— Полина.
Она повернулась:
— Мама, ты уже вернулась из командировки?!
Андрей тут же влез: «Она ненадолго, скоро снова уедет».
Я привезла Полине красивое платье.
Она переоделась, привели в порядок ее роскошные волосы.
Потом я к ней приезжала несколько раз, мы общались на переменках. Андрей, видимо, узнал о наших встречах и после первой четверти перевел Полину в московскую школу.
Я опять села за телефон и нашла дочку. Договорилась с учителями, с охраной, с уборщицей... Со всеми. Мы снова могли видеться, пусть недолго.
Однажды прихожу, а там новый охранник. И он не хочет меня пропускать. Я пыталась объяснить, ответ один: «Не положено». Тогда я просто пошла напролом. Ну что он мне сделает? Арестует? Пусть попробует. Мне надо увидеть ребенка. Школа — единственное место, где я могу это сделать.
Подержать ее за руку, вытереть нос, навести порядок в портфеле, расписаться в дневнике — Андрей ни разу не удосужился этого сделать. Я же мать, а меня лишают самого элементарного!
Стоим с Полиной в коридоре, а вокруг толпа. Я уже много снималась, и дети меня узнавали. Приходили смотреть целыми классами. Но мне было все равно: у нас с дочкой только десять минут, чтобы пообщаться. Я хотела, чтобы наши встречи не были грустными, чтобы она не думала: пришла мама, сейчас будет грузить! Полина и так все время озиралась. Нет, мы шутили, смеялись.
— Полин, папа тебя по-прежнему спрашивает, — и продолжаю в манере Андрея: — почему ты уклоняешься от истины?
