Я сам предложил:
— Прежде чем покупать нормальное жилье себе, давай обустроим твоих родителей. Непорядок, что они по съемным квартирам скитаются. Выберем хорошее, экологически чистое место — пусть Гоги то, что ему осталось, в комфорте и уюте проживет.
Глаза Тины наполнились слезами:
— Да, конечно...
Я пересмотрел с десяток вариантов, прежде чем остановился на квартире в Серебряном Бору. Отремонтировал ее, обставил, перевез тестя и тещу. Потом занялся обустройством пентхауса в Крылатском. Отделочные работы в наших огромных апартаментах подходили к концу, когда Гоги умер.
Все, казалось, были готовы к тому, что он может уйти со дня на день, но для Тины смерть отца, которого она очень любила, стала ударом. Я тоже переживал, ведь Гоги был мне хорошим другом, но сидеть рядом с Тиной дни и ночи напролет, ища все новые слова утешения, не мог. Как раз в это время над моей клиникой нависла серьезная угроза: я едва не стал жертвой рейдерства.
Спал по четыре часа в сутки, составлял сотни документов, официальных писем, встречался с юристами, чиновниками разных мастей и рангов, а дома меня ждали обвинения в черствости и жестокости. Знавшие о моих проблемах друзья изумлялись: «А почему Тина тебе не поможет? Пусть замолвит, где надо, словечко — и ты в полном порядке!» Эти люди искренне желали мне добра, но в то же время давали понять: без своей знаменитой жены Андрей Кондрахин — никуда.
Позвонила и наша общая подруга Маша, та самая, которой Тина несколько месяцев назад устроила разборку на тему «Что у тебя с моим мужем?»
Поинтересовалась:
— А Тина в курсе твоих проблем?
— В курсе. Предлагала помощь, но я отказался.
— Что так? Опять делите территорию? Разбираетесь, кто кому на сколько процентов принадлежит и кто насколько от кого зависит?
— Примерно так.
Тина действительно предлагала мне помощь. Точнее, ее предложение звучало так: «Если ты попросишь, я помогу».
Я не попросил.
Потому что знал, чем это для меня в конце концов обернется. Тина нашла бы дорогу в нужный кабинет, где его хозяин, вальяжно развалившись в кресле, сказал бы ей: «Ну, раз ты такая хорошая, так и быть — дадим команду, чтобы твоего мужа оставили в покое». И все, мне можно больше ни о чем не беспокоиться! Но тогда это была бы Тинина победа. И она бы меня заклевала, может, даже не отдавая себе отчета. Просто как слабого. Это у нас, славян, равнинное сознание, благодаря которому мы можем быть на равных. А у кавказцев — горное. Иерархия: кто выше, кто ниже — там обязательна. В нашей семье, что бы там ни писали и ни думали окружающие, главным остаюсь я. И если бы мое главенство пошатнулось — а это случилось бы непременно, согласись я на помощь жены, — семьи бы не стало.
Я отстоял свой бизнес сам.
И счел себя вправе наконец заняться тем, в чем чувствовал свое предназначение. Отвел одну из комнат в четырехсотметровой квартире под студию, объявил, что это моя территория, вход на которую всем остальным запрещен.
— Какая студия?! – вскинулась Тина. — Какие картины? Давай начинай строить дом в Подмосковье!
На сей раз я был неумолим:
— Хватит. Прорабом я уже побыл предостаточно.
Из сверхэмоционального монолога, которым ответила жена, явствовало: прорабом я был плохим.
— Хорошо, я умываю руки. Доделывай в квартире все сама.
— Я не доделаю, а переделаю!
— Бог в помощь.
Уверен: Тине очень не хотелось что-то менять в уже почти готовой квартире. Она заезжала на «объект», пока там шли отделочные работы, и всегда возвращалась полная восторгов. Но теперь она должна была что-то предпринять из принципа. В отместку. И предприняла. Ведущую на второй этаж лестницу, которая должна была быть выложена камнем, распорядилась обшить деревом, а большую летнюю террасу велела перекрасить, поменяв голубой цвет на желтый. Для принципа этого было достаточно.
Я попытался работать дома. Но стоило мне запереться в комнате, как тут же раздавался стук в дверь и на пороге возникала Тина.
С каким-нибудь пустяковым вопросом или сообщением. Делала она это не просто, как говорят дети, «из вредности». Я видел: жена встревожена. Тем, что ей опять приходится меня делить — уже не только с бизнесом, с которым она мало-мальски примирилась, но и со сферой, недоступной ее пониманию, — Живописью.
Через пару недель стало ясно: дома работать не получится, нужно срочно искать мастерскую.
В большой светлой мансарде почти не было мебели: стол, несколько стульев, старый диван. Но едва перешагнув порог, я решил: переберусь сюда жить. Атмосфера хором на Крылатских Холмах склоняет к сибаритству, там хорошо, облачившись в халат с кистями, встречать старость, а творить надо здесь!
Тина впала в панику.
