Не знаю, почему именно туда. Через какое-то время перешла на факультет журналистики — казалось, так буду чаще общаться с людьми. Я тогда мало что понимала, и жизнь меня несла как щепку. О будущем не думала, и уж тем более о любви.
Как-то раз занимались в аудитории, вдруг дверь открылась и вошел парень... Больше я ничего не видела и не слышала. Только сказала подруге: «Посмотри, какой!»
Конечно, первой подходить не собиралась. Кокетничала, строила глазки. Мы переглядывались. А я в то время была пухляшка — весила добрых шестьдесят пять килограммов при ста шестидесяти семи сантиметрах роста.
В тот же день мы шли с подругой к метро, а Максим — так звали того парня — с друзьями сзади.
Мы разговорились. Он поехал меня провожать. Рассказал, что живет с бабушкой, потому что родители работают за границей, они дипломаты. Мы обменялись телефонами, домашними, других тогда не было. И вот он звонит — раз, другой. После третьего звонка папа напрягся. Спрашивает меня:
— Кто это?
— Так, знакомый…
Против наших встреч отец не возражал. Родители вообще никогда не вмешивались в мою личную жизнь, за что им большое спасибо.
У нас была компания: четыре мои школьные подруги и четверо его друзей. Ребята учились в Московском институте инженеров транспорта, и по вечерам мы ходили к ним в бассейн.
Давали охранникам бутылку водки и купались до посинения. Мы много времени проводили вместе и были настоящими друзьями.
Ночных клубов еще не существовало, на «Юго-Западной» была дискотека под названием «Молоко» — танцевать там начинали в семь и заканчивали в десять часов вечера. Чтобы папа отпустил, за мной должен был зайти Максим и поручиться, что он меня проводит и сдаст ему с рук на руки. А до этого я неделю должна была помогать маме по хозяйству: носиться по магазинам, готовить и получать хорошие оценки. Папа хмурился, вспоминал, как я себя вела в течение недели, но обычно отпускал. А когда появились ночные клубы, возил меня на дискотеки сам. Ждал до двух-трех часов ночи в машине и вез обратно.
Наша с Максимом история длилась два года и закончилась сама собой. Прошла влюбленность, романтические порывы себя исчерпали, исчез блеск в глазах. Мы стали просто друзьями.
— Мадам?
Рядом со мной появился продавец сувениров и стал предлагать открытки, брелоки в виде позолоченной Эйфелевой башни. Я выбрала черно-белое фото в стиле ретро, где двое сидят на берегу моря и смотрят на закат солнца. Когда-то я променяла свою работу на пару таких закатов…
Учась в институте, я поняла, что нужно зарабатывать — на колготки, косметику, кафе. Родители денег особо не давали. «Свои прихоти, — говорил папа, — ты должна оплачивать сама». Когда я подходила к нему: «Папа, мне нужны деньги», — он спрашивал: «Зачем?» Я терялась и не находила что ответить.
Знакомые устроили меня в мебельный салон.
За пятьсот долларов в месяц — хорошие деньги по тем временам — я работала секретарем. В салон приезжала в три, сразу после учебы в институте, и уезжала часов в восемь.
Все бы хорошо, да на беду как раз в это время я влюбилась. Познакомились мы с Ильей совершенно случайно, но, так же, как и в первый раз, я сразу поняла, что пропала. Отработав всего пару месяцев, я выпросила недельный отпуск и уехала с ним на море. Выйти я должна была на работу в пятницу. А там закаты, поцелуи… И я подумала: зачем выходить в конце недели? Глупость какая-то. Выйду в понедельник — ничего не случится!
Вернулись в Москву, прихожу в салон, меня встречает администратор: «Жанна, вы уволены».
Ничего объяснять не стала.
