Она смотрела виновато: «Сейчас никак не получится — у нас нет таких денег. Но я обещаю: в следующий раз ты обязательно поедешь».
Мама очень старалась, экономила на всем, но когда наступал следующий раз, нужной суммы опять не набиралось.
И снова я видела ее виноватые глаза. Успокаивала: «Ну и ладно. Не очень-то и хотелось».
Потом я просто перестала рассказывать о поездках — чтобы не расстраивать маму.
В конце девятого класса меня вызвал директор:
— Ходченкова, мы готовим тебя на отчисление.
Я так растерялась, что не сразу смогла выдавить:
— Но почему? За что?
— Мы не можем позволить, чтобы твое пребывание в лицее оплачивали родители других учеников. Ты не сдаешь деньги ни за охрану, ни за уборку класса, ни на нужды школы. Если твоим родителям такие траты не по карману, пусть ищут учебное заведение попроще.
Вечером, когда рассказывала об этом маме, меня трясло:
— Какое право он имел так меня унижать! Я же не виновата, что у нас нет денег!
У мамы по щекам текли слезы. Она вытирала их ладонью и повторяла: — Мы что-нибудь придумаем, обязательно придумаем...
Утром мама пошла к директору — просить, чтобы меня не отчисляли.
Тот после долгих уговоров согласился, но с условием: мама должна сделать в классе ремонт. Одна, не рассчитывая ни на технический персонал школы, ни на других родителей, которым и без того «приходится нести дополнительные расходы».
Мама отпросилась у бригадира на несколько дней, побелила и покрасила класс. Меня оставили в лицее.
Я никому и ничего не собиралась доказывать. Разве что самой себе. Меня угнетала растущая внутри неуверенность — и чтобы побороть ее, я поступила в школу моделей Славы Зайцева. Кроме мамы об этом знала только моя подруга Ольга. С нее я взяла клятву, что будет молчать.
Трижды в неделю я ездила на электричке и метро из Железнодорожного на проспект Мира, по дороге делая устные уроки: учила пять-десять стихотворений по литературе, читала биологию, химию.
По окончании зайцевской школы меня сразу взяли в одно из самых известных модельных агентств, а через пару месяцев включили в состав группы, которая отправлялась в Париж. Поездка совпадала по времени с каникулами, поэтому отпрашиваться с уроков не пришлось. Олю я снова предупредила:
— Не вздумай рассказать об этом в школе!
— Но почему?! — недоумевала она. — Ты же так переживала, когда все без тебя ездили за границу. А теперь — нате вам, выкусите! Едешь в Париж, и не на родительские деньги, а сама!
Пусть утрутся!
А я не хотела, чтобы «утирались». Это было мое. Только мое. И вовсе незачем, чтобы туда кто-то лез, обсуждал, расспрашивал... А еще — если уж быть до конца честной — я немного стыдилась, что работаю моделью. Репутация у профессии была не из лучших, считалось, что с подиума прямая дорога в содержанки и «эскорты». Со временем я убедилась: это недалеко от истины...
Если поездку в Париж удалось сохранить в тайне, то с Японией так не получилось. Группа от агентства должна была уехать в Токио на полгода. Мама поговорила с классной руководительницей, пообещав, что я возьму с собой учебники и буду усиленно заниматься. Передала мою просьбу: учителям и одноклассникам сказать, что я по семейным обстоятельствам уехала в другой город.
Отучусь там две четверти — и вернусь. Классная дала слово: про Японию никто не узнает.
Поначалу я очень тосковала. Писала маме жалобные письма, которые начинались и заканчивались словами «хочу домой!». Но потом понемногу привыкла, подружилась с японкой и француженкой, с которыми жила в одной комнате. Да и времени скучать не стало. Нас начали активно задействовать в показах одежды, в съемках рекламных роликов, фотосессиях. Работы было столько, что я едва выкраивала два-три часа в день, чтобы почитать учебники.
Домой вернулась с тысячей долларов. Для нас с мамой — сумасшедшие деньги. На них мы тут же установили коммерческий телефон, который до этого был несбыточной мечтой.
В школе на первом же уроке английского учительница объявила: «Ребята!
Света Ходченкова полгода жила в Японии, работала там моделью. И сейчас поделится с нами впечатлениями об этой замечательной стране! Разумеется, на английском».
Весь класс уставился на меня: ни фига себе!
Я не знала куда деваться. Лицо пылало. Но как-то все-таки сумела собраться и рассказать — за полгода освоила английский в совершенстве. Учительница рассыпалась в комплиментах: и по поводу произношения, и по части обширного словарного запаса. Кое-кому ее восторги сильно не понравились.
Девчонки, скептически ухмыляясь и бросая на меня высокомерные взгляды, шушукались по углам.
