Виктория Тарасова: «Я убила бы мужа»

«Про меня почему-то всю жизнь сплетничали по двум поводам — либо сплю с кем ни попадя, либо пью».
25 Октября 2010
На Виктории платье CELINE, туфли SERGIO ROSSI. Место съемки: салон «Флэт-интерьеры»
На Виктории платье CELINE, туфли SERGIO ROSSI. Место съемки: салон «Флэт-интерьеры»
Фото: Марк Штейнбок

«Тарасова — гулящая: и с тем спала, и с этим, да еще и выпивает крепко», — шушукались у меня за спиной. Я страшно переживала, рыдала, пыталась оправдаться», — рассказывает Виктория Тарасова, исполнительница роли офицера милиции Зиминой в сериале «Глухарь», третий год подряд идущем на НТВ.

— В «Щепке», куда я поступила с третьей попытки, за мной табуном бегали парни. А я упорно отвергала их ухаживания, причем делала это деликатно, никого не обижая.

Наивная провинциалка, смотрящая на мир сквозь розовые очки! Посылать бы по известному адресу доходчивее, но я так не умела, а только отнекивалась: «Вечером встретиться? Ну, возможно, только не сегодня». И вот однажды сидим как-то с моей институтской подружкой Юлькой в кафе, пьем кофе с эклерами, настроение прекрасное, и вдруг она заявляет: «А такой-то всем рассказывает, как вы с ним в выходные сексом в машине занимались!» Я аж поперхнулась: «Не может такого быть! Было совсем другое — он полез с объятиями, ну и получил по рукам». «Да я-то все понимаю, — продолжает она, — но другим как объяснишь? Еще один парень хвалится, что и с ним ты тоже… А третий утверждает, что видел тебя в стельку пьяной в компании взрослых мужчин». От стыда и обиды я разрыдалась: за что такой поклеп?! Про меня почему-то всю жизнь сплетничали по двум поводам — либо сплю с кем ни попадя, либо пьянствую беспробудно.

Сколько раз продюсеры картин говорили прямым текстом: «Виктория, чтобы зря время не терять, давайте сразу договоримся: в период съемок мы с вами будем жить в одном номере».

С Максимом Авериным в сериале «Глухарь»
С Максимом Авериным в сериале «Глухарь»
Фото: Сергей Иванов

Когда я услышала такое в первый раз, залилась слезами. «Тогда до свидания», — пробормотала. Впоследствии уходила уже спокойно, говоря на прощание что-то резкое. По этой причине фильмография у меня не обширная... В 21 год я снялась в своей первой картине «Рысь идет по следу», где мне дали роль жены браконьера. Первый съемочный день никогда не забуду. Старенький режиссер, Агаси Бабаян, еле передвигая ноги, подходит в перерыв. Наклоняется к моему уху и жарко шепчет: «Виконька, какая ты красивая девочка. Заходи вечером ко мне в номер». Еле сдерживаюсь, чтобы не нахамить: «А ты не помрешь на радостях-то?»

 «В юности за мной табуном бегали парни»
«В юности за мной табуном бегали парни»
Фото: Фото из семейного альбома

Но вместо этого, чтобы не обострять отношения, мямлю робко: «Да, хорошо… Увидимся…» После ужина несусь к себе в номер и запираюсь. Около полуночи — стук в дверь, а я притихла, вроде сплю. На следующий день как ни в чем не бывало иду на площадку и, завидев Бабаяна, громко говорю гримерше: «Как же вчера голова разболелась! Выпила снотворного и вырубилась». Он лишь зыркнул сердито. Повезло, что роль была крошечная, уже на следующий день я уехала домой… Первая любовь пришла ко мне в 20 лет. Я тогда жила в общаге, училась на втором курсе «Щепки». Слава — 27-летний москвич, бизнесмен. Знакомлюсь с ним в компании друзей. Увидев его, пропадаю сразу. До полуночи мы со Славой веселимся и флиртуем, выходим вместе, он идет меня провожать. На прощание целует так, что у меня земля из-под ног уходит.

Даниле пять лет
Даниле пять лет
Фото: Фото из семейного альбома

«Увидимся завтра?» — спрашивает. Я от счастья чуть не кричу: «Конечно!» Договариваемся на восемь вечера. Следующий день проходит как в тумане, после занятий несусь на всех парах в общагу, лихорадочно собираюсь. Нервничаю, руки дрожат, никак не получается накраситься, стрелочки на веках ложатся неровно. Смываю, снова крашу. Потом перетряхиваю гардероб — что бы такое надеть посексуальнее? Выбираю платье шифоновое «в горох» и туфли на шпильке. То и дело смотрю на часы. Без десяти восемь под окнами раздается сигнал машины. Чуть ли не кубарем скатываюсь с лестницы и оказываюсь в объятиях Славы. Вечер удался, в ресторане сидим до самого закрытия, никак не можем наговориться. Слава провожает, опять целует: «Вика, я сражен. Ты — лучшая!» События развиваются стремительно, и вот я уже переезжаю в его холостяцкую квартиру.

Даже мои самые близкие — родители, сестра и та самая подруга Юля — узнают обо всем постфактум. Звоню маме с папой в Смоленск: «Не волнуйтесь, но теперь я живу с любимым мужчиной. Вот номер нашего телефона». Они реагируют на удивление спокойно: «Надеемся, твой избранник — достойный человек». А вот Юлька ошалела: «Да вы же еще толком не знакомы!» Первые полтора года жизни со Славой я будто на крыльях летала: вольная жизнь, взаимная любовь, быта почти никакого, ужинали, как правило, в ресторанах... Деньги Слава спускал легко, жил исключительно сегодняшним днем, ко всему относился с юмором. Мы часто устраивали грандиозный шопинг, а бывало, срывались и улетали на несколько дней за границу. По большому счету, мне Славино раздолбайство нравилось, я и сама в то время была такой же.

Хотела ли выйти за него замуж? Наверное, как любая влюбленная женщина, но он на эту тему ни разу не заикнулся, ну я и помалкивала. Он был моим первым мужчиной, и я любила со всей страстью, даже мысли не допускала, что он может увлечься другой женщиной. Никогда ему мозг не выносила расспросами: «Куда пошел, когда придешь?» Доверяла полностью. А зря… Однажды поздно вечером мне звонит Юлька, рыдает: «Меня из «Щепки» отчислили за профнепригодность и выставили из общаги! Не знаю, куда идти, что делать? И денег ни копейки». Я возмутилась: «А мы, твои друзья, на что?! Немедленно бери такси, мы заплатим, и дуй с вещами к нам». Положив трубку, говорю Славику: «У Юльки в Москве никого нет, кроме меня. Пусть пока у нас перекантуется, ладно?» Он со вздохом согласился. Я давай его целовать: «Спасибо!

Она же моя лучшая подруга». Поселили мы Юлю во вторую нашу комнату. Зажили весело. По вечерам то в клуб втроем завалимся, то в кино, то к общим друзьям. На работу Юльку нигде не брали, так я уговорила мужа помочь, и в итоге он пристроил ее секретаршей к своему товарищу. Я радуюсь: ах, какая красота, рядом и мужчина любимый, и подружка! Некоторое время спустя я начала работать на телевидении, вела программу «6 соток» — разъезжала снимать репортажи, все было в диковинку и ужасно интересно. Однажды поехала в командировку в Тверскую область. На три дня. Уезжая, поручила подруге заботу о муже. Она в ответ захохотала: «Не волнуйся, оставляешь в надежных руках…» Репортаж сняли быстро, за день. Еду домой радостная — вот сюрприз будет мужу. Открываю дверь тихонько, разуваюсь в прихожей и на цыпочках крадусь в спальню, думаю, сейчас разденусь и нырну к Славе под бочок.

«Возвращаясь от отца, сын залезал на диван, отворачивался к стенке и плакал. Мы с мамой неделями отпаивали его святой водой»
«Возвращаясь от отца, сын залезал на диван, отворачивался к стенке и плакал. Мы с мамой неделями отпаивали его святой водой»
Фото: Марк Штейнбок

Распахиваю дверь и в полумраке вижу на нашей постели две обнявшиеся фигуры — мужа и подруги... На ватных ногах иду на кухню. Слез нет, только в груди тяжесть такая, что дышать трудно, начинаю хватать воздух ртом. Тут выходит Слава: «Ты уже здесь? Позвонила бы…» Молчим. Удивляясь собственному спокойствию, говорю: «Я ухожу от тебя». Швыряю в сумку шмотки и бегом на улицу. Боюсь, что догонит, остановит, несусь не разбирая дороги. На душе так мерзко, что ни оправданий его, ни извинений слышать не хочу. Ловлю такси и еду в квартиру сестры, благо Марина в отъезде, ничего не придется объяснять. Утром просыпаюсь с мыслью: ведь приснится же такая гадость! Тут доходит: нет, это не сон... Всю неделю хожу как зомби — кусок в горло не лезет, а эмоций никаких — ни слез, ни ярости, вообще ничего!

«Пробило» неожиданно, на пустяке, на который в другой раз и внимания не обратила бы.

«Не раз предлагали мне во время съемок жить в одном номере. Когда я услышала такое впервые, залилась слезами...»
«Не раз предлагали мне во время съемок жить в одном номере. Когда я услышала такое впервые, залилась слезами...»
Фото: Марк Штейнбок

За пятнадцать минут до начала съемок кто-то из коллег сказал мне что-то резкое. И я как зарыдаю! Трясет всю, кричу в голос, слезы ручьем. Все вокруг меня бегают, суетятся, кричат: «Воды! Врача!» — а у меня зуб на зуб не попадает, уже не плачу — вою. Очнулась от отвратительного запаха нашатыря. Первое, что вижу, — безумные глаза нашего режиссера. Наклонившись ко мне, хлопает по щекам: «Вика, очнись!» В голове проносится: «Я же съемки сорвала, меня убьют!» А режиссер вдруг взял в ладони мое лицо: «Девочка, успокойся, все будет хорошо. Мы тебя сейчас домой отвезем, выспишься, ты только не волнуйся». Дома (я тогда уже перебралась в комнату в коммуналке, которую мне купили родители) я забираюсь под плед и ну давай реветь!

Как плотину прорвало, никак успокоиться не могу, рыдаю в голос, навзрыд… А утром будто чудо какое произошло. Открываю глаза и неожиданно такой зверский голод почувствовала! Понеслась к холодильнику, соорудила яичницу, налила огромную кружку кофе и вдруг поняла: боль ушла: «Слава, конечно, поганец, но во всем виновата Юлька». И жизнь потекла своим чередом. После работы стала ходить с приятелями на дискотеки или в кино, даже с парнем каким-то познакомилась, сходила на пару свиданий. И вдруг телефонный звонок — Слава! Как ни в чем не бывало спрашивает: «Вика, поедем со мной на охоту? — И добавляет: — Мне так тебя не хватает». И я почему-то отвечаю: «Поедем!» В тот же вечер он за мной заехал и повез в какое-то охотничье хозяйство километрах в ста от Москвы.

Вместо охоты мы все дни прозанимались любовью. Нет, никаких «прости» я не услышала, да мне и не нужно было. Для себя я тогда решила: раз люблю такого раздолбая, нужно просто вычеркнуть из памяти то, что случилось, и жить дальше. И тем не менее у нас со Славой так толком ничего не наладилось. Переехать к себе он не предложил. То день у меня пробудет, то неделю, иногда к себе пригласит, а потом вдруг исчезает на месяц. Я дико волновалась. Слала на пейджер сообщения: «Любимый, с тобой все в порядке?» А в ответ — тишина. Потом объявляется как ни в чем не бывало, с цветами, подарками: «Вика, родная, я соскучился…» Конечно, я понимала, что долго так продолжаться не может. Но стоило Славе позвонить, снова неслась к нему на всех парах. Отрезвила меня беременность. Узнав, звоню Славе: «Я в положении». В ответ — тишина. Потом вдруг радостный вопль: «Правда?!

Ура! Вечером приеду, поговорим». Весь день как на иголках, сижу дома, нарядная, накрашенная, жду. Славы нет. Наступила ночь, потом утро, а я глаз не могу сомкнуть, ношусь как ненормальная к телефону и каждые пять минут набираю номер пейджинговой компании: «Девушка, примите сообщение для абонента такого-то: «Слава, ты где? Откликнись!» Мысль одна: «Случилось что-то страшное». День жду, два. Еду к его дому, окна темные, у меня истерика! Бегу к его квартире, жму на звонок, стучу по двери кулаком. Из-за соседней двери показывается женская голова в бигуди: «Слава недавно ушел». И тут до меня доходит: да ничего с этим мерзавцем не случилось, он просто меня бросил… Выхожу из подъезда, на улице метет так, что на расстоянии вытянутой руки ничего не видно. Скоро Новый год, а мне сейчас не до праздника — срок-то критический, если протянуть немного, легальный аборт будет невозможен.

Ночью не сплю, стою у окна, смотрю на заснеженный город и реву белугой, будто покойника оплакиваю. Себя жалко, сил нет… Из больницы вышла другим человеком: все, наивной девочки больше нет, выросла Вика… В мужчинах разуверилась окончательно, все они одним миром мазаны. Слава объявился спустя два месяца: «Как дела?» Отвечаю: «Нормально» — и положила трубку. Он позвонил еще, я не подошла. Зачем? Больше мы с ним не виделись.

У меня началась совершенно другая жизнь. К тому времени я уже окончила институт, вела «6 соток», снималась в рекламе, а она неплохо оплачивалась. Как-то приличный гонорар спустила на норковую шубку, нет бы мебель купить! А меня и так все устраивало: матрас на полу, рядом телефон с автоответчиком — первая актерская необходимость, телевизор — на коробках и…

роскошная шуба на гвозде, такая длинная, что пол метет. Лежу, любуюсь: на фиг, думаю, этот диван, его же на себя не надеть. Мне нравилось рассчитывать на собственные силы и жить так, как хочется… Поклонники появлялись обеспеченные и заботливые. Но я жила одним днем, ничего не загадывала, мужчинам не верила: быстрые встречи, короткие романы, легкие проводы. Да и карьерой занялась — устроилась в театр «Шалом», играла там главные роли, по несколько раз в год уезжала на гастроли — Новая Зеландия, Австралия, Китай… И вдруг однажды на дне рождения мужа сестры я вхожу в комнату, где полно гостей, и тут же замечаю невысокого стройного блондина в окружении женщин. Он что-то им рассказывает, улыбается, а я глаз от него не могу отвести. Сестра, заметив мое состояние, шепчет: «Про этого даже не думай!

«Скоро Новый год, а мне не до праздника — срок критический, если протянуть немного, легальный аборт будет невозможен. Из больницы я вышла другим человеком: все, наивной девочки больше нет, выросла Вика...»
«Скоро Новый год, а мне не до праздника — срок критический, если протянуть немного, легальный аборт будет невозможен. Из больницы я вышла другим человеком: все, наивной девочки больше нет, выросла Вика...»
Фото: Фото из семейного альбома

Миша — бабник, каких свет не видывал: поматросит и бросит». Я смеюсь: «Ну-ну, такого укротить еще интереснее». Смотрю, а Михаил направляется ко мне с двумя бокалами шампанского. Незначащие фразы, улыбки, шутки, и вот мы уже танцуем. На следующий день звонит: «Вика, я на две недели должен уехать, отменить поездку не могу, людей подведу, но так хочу остаться, чтобы с тобой побыть». Мне приятно, но вида не подаю: «А с какой стати тебе со мной оставаться?» Через пять дней звонок: «Я вернулся, соскучился по тебе страшно». Начинаем встречаться — рестораны, клубы, разговоры до утра. Узнаю, что у него какой-то полукриминальный бизнес, думаю: только этого мне не хватало! А он будто мысли мои читает: «Жить с тобой хочу, хочу нормальную семью, а это значит, что пора завязывать с сомнительными делами».

Радуюсь, значит, чувства серьезные. Через неделю он свой «Порше» продает, покупает несколько подержанных автолайнов, открывает фирму. И вскоре я переезжаю в его съемную квартиру в Выхино. Первые полгода — любовный угар, мы друг на друга не надышимся, о формальностях в виде штампа в паспорте не думаем, и без них мы — семья… Через полгода, на гастролях в Германии, я вдруг неважно себя почувствовала. Голова кружится, ноги ватные, в ушах звенит, подташнивает. Это состояние мне уже знакомо… Вернувшись домой, бегом к врачу. «Второй месяц, мамочка», — огорошил гинеколог. Я так растерялась: я же не планировала ребенка, в театре работаю первый сезон, полно работы, главные роли… Пока шагаю домой, все это вихрем крутится в голове. Звоню Мише: «Я беременна», а он как закричит: «Давай оставим, я так хочу ребенка!» Ну тут уж и до меня доходит: радоваться надо, у нас будет малыш, как во всех нормальных семьях.

Вечером приходит Миша. На вытянутых руках держит соболиную шубу, шутливо кланяется: «Вот тебе мой подарок. Я так счастлив». Через неделю лечу на гастроли в Сочи. Там со мной начинает происходить что-то странное — поясницу ломит, низ живота тянет. Возвращаюсь в Москву и прямо с вокзала бегом в женскую консультацию. Лежу на кресле, дрожу как осиновый лист, а врач спокойно так говорит: «Ну что, дорогая, угроза выкидыша. Если продолжите бегать-прыгать, мамочкой не станете. С этого дня — только лежать!»

От непрерывного лежания меня растянуло вширь — квашня-квашней, при росте 165 см под конец беременности весила 80 килограммов. Чувствовала все время себя ужасно. А у Миши тогда была куча проблем с работой — прибылей никаких нет, все в убыток.

Он стал нервным, раздражительным. Приходит как-то с работы, встает в дверях, смотрит на меня долго и вдруг выдает: «Что ты так сильно поправляешься, а?» Мне так хотелось, чтобы он меня пожалел, приласкал, но он все шпыняет: «Чего разлеглась, почему такая жирная?» Однажды, когда Миша был на работе, мне стало совсем плохо. К счастью, родители в это время были в Москве, и папа повез меня в больницу. Доктор говорит: «Ситуация нехорошая. Я сделаю укол и отпущу домой до утра, выспитесь и приедете на осмотр, но если вдруг ночью станет хуже, немедленно в больницу». Возвращаюсь домой, вижу, Миша на компьютере играет в «стрелялки». Я вхожу, опираясь на папину руку: «Милый, мне так плохо», — а он, слегка повернувшись, бросает: «Ну так ляг» — и продолжает играть. Компьютер грохочет так, что голова раскалывается, в однокомнатной квартире спрятаться негде.

Прошу: «Сделай потише, плохо мне». и вдруг он подскакивает как ужаленный: «Все тебе не так, надоело! Я поехал!» — «Куда, зачем? Вдруг твоя помощь потребуется?» — «Сама «скорую» вызовешь» — и хлоп дверью… Я не заплакала. Наверное, инстинкт самосохранения сработал — сумела взять себя в руки, уснула и проспала до самого утра. А тут и Миша возвратился. Ни «прости», ни «как себя чувствуешь?»… Готовлю завтрак и вдруг «поплыла», сознание теряю. Миша молча отвозит меня в больницу и уезжает. Объявился только через три дня, привез цветы, фрукты. Извинился, но с оговоркой: «Беременность тебя испортила, нервная ты стала, психованная. Надеюсь, как родишь, пройдет». Я даже развеселилась: «Это я-то психованная?» — Вы не расписывались?

— Мне было абсолютно все равно, официально мы женаты или нет.

«Бывший муж добился своего — сын его возненавидел. А я так и не нашла ответа на вопрос: почему ему не нужен родной сын?!»
«Бывший муж добился своего — сын его возненавидел. А я так и не нашла ответа на вопрос: почему ему не нужен родной сын?!»
Фото: Марк Штейнбок

Беременность была настолько тяжелой, что меня, кроме здоровья малыша, мало что волновало. А вот моя мама пилила на эту тему и меня и Мишу: «Пора в загс, ребенок скоро появится». В результате Миша договорился у себя в Малаховке с местным загсом. Парочка новобрачных еще та была! Я в теплом платье-размахайке, ненакрашенная, волосы стянуты резиночкой, и Миша — в спортивном костюме. Из загса выходим, Миша улыбается: «Ну что, жена, теперь никуда от меня не денешься». Я обрадовалась. Напрасно. Через день после росписи снова разругались. Спросила, где жить будем, когда ребенок родится, а он в ответ как заорет: «Достала ты меня, давишь и давишь!» Хлопнул дверью и умчался в неизвестном направлении. А я, обессиленная от бесконечных ссор, собрала вещи и поехала к себе в коммуналку.

После моего переезда Миша ко мне не приехал ни разу. Общались мы только по телефону. Даже на Новый год муж не появился. И не позвонил, не поздравил. Так и праздновали втроем — я да родители, которые перебрались к этому времени в Москву. Сижу за столом, вяжу носочки малышу, болтаю, а сама то и дело на часы посматриваю, ну не может ведь такого быть, чтобы не приехал! Папа меня веселит, то историю про мое детство вспомнит, то анекдот расскажет, мама салатики подкладывает — оба отвлекают от дурных мыслей. Когда куранты начали бить, я крепко зажмурилась и загадала: «Пусть в моей семье будет мир и любовь!» Не уточнила только, в какой семье… С того времени родители от меня не отходили, перебрались в мою коммуналку, окружили заботой. Они всегда меня поддерживали, ободряли.

На Виктории платье DIANE VON FURSTENBERG, туфли SERGIO ROSSI
На Виктории платье DIANE VON FURSTENBERG, туфли SERGIO ROSSI
Фото: Марк Штейнбок

Только раз мама позволила себе фразочку: «Ну, Вика, это же надо, из такого невероятного количества поклонников выбрала самую дрянь…» Миша действительно вел себя все ужаснее. Он должен был со знакомыми врачами в малаховском роддоме договориться, забрал мои документы и пропал — ни слуху ни духу. А буквально за несколько дней до родов моя сестра приносит пятьсот долларов: «Твой передал на ребенка, сказал, что не хочет к тебе заезжать». На меня будто ушат ледяной воды вылили — стою, глазами хлопаю: «Как же так? А где мне рожать? Он с врачами должен договориться». Мама подходит, обнимает за плечи: «Ладно, Вик, справимся сами». — «Нет уж, пусть он тоже участвует, его ребенок», — кричу со злостью. Набираю Мишин номер: «Что ты творишь? Деньги передал, и все?! А где мои документы, где мне рожать?» — «Да пошла ты!

Рожай, где хочешь, не нужны мне ни ты сама, ни твой ребенок», — и швырнул трубку. У меня истерика, огромный живот ходуном заходил, буквально волнами — налево-направо, вверх-вниз, начались преждевременные роды. Родители «скорую» вызывают, а телефон занят. Папа меня в охапку и — в машину. Приезжаем к ближайшему роддому, врачи в шоке: «А документы ваши где? Вы вообще кто?» Сразу в интенсивную терапию, родовой процесс заблокировали, мне еще две недели было положено дохаживать, документы мама позже подвезла… Лежу в палате, смотрю на других женщин — все улыбаются, с мужьями по телефону курлычут, у окна поцелуи им воздушные шлют, а я лежу одна-одинешенька.

Каждое утро в больнице начинала с телефонного звонка маме: «Миша звонил?»

Я запретила себе плакать: «Вот рожу, тогда разберемся». И писала мужу письма. Про то, как люблю, как тяжело беременной, как невыносимо его молчание. Писала, даже когда под капельницей лежала, — корявыми буквами левой рукой… Так они у меня и остались, мужу не передала. До сих пор храню зачем-то в шкатулке, хотя даже открыть ее не могу — столько там обид и слез… Сроки вышли, а роды никак не начинаются. Наконец отошли воды, но схваток нет. Врачи в панике бегают вокруг меня, вкалывают лошадиную дозу стимуляторов и заверяют: «Ну все, минут пятнадцать — и везем тебя в родовую». Лежу под простынкой в палате, холодно, сердце бешено стучит, ребенок в животе бьется так, что судорога сводит ребра, вздохнуть не могу. Проходит час, другой, третий, а роды не начинаются, кричу: «Сделайте кесарево! Я сейчас умру!» — «Нет, рожай сама».

От боли теряю сознание... Только через два часа, когда аппарат показал перебои в работе сердца и моего и малыша, сделали операцию. Как потом мне сказали, ребенок был весь перемотан пуповиной, и если бы рожала сама, задохнулся бы… Ночью просыпаюсь и, прекрасно зная, что вставать нельзя, иду, держась за стенку, по длинному холодному коридору звонить Мише. «У нас сын», — говорю. «Здорово, я счастлив!» Ну, думаю, завтра он придет, увидит сына, и забудем мы наши бесконечные ссоры. Но ни завтра, ни послезавтра, ни в последующие дни муж не пришел.

На других женщин смотрю — плачу. Все вокруг счастливые, детей молоком кормят, в окно мужьям показывают. А ко мне только родители да сестра приходят. Девчонки в палате спрашивают: «А папочка-то ваш где?» Вру, что супруг в длительной командировке.

И вот, наконец, выписка. Утром приходит врач: «Тарасова, надеюсь, муж вернулся? Вас сегодня выписывают». Звоню Мише, а он: «Через два часа улетаю в горы, на лыжах кататься. Хочешь, сестру пришлю?» В тот момент он для меня умер. Я его просто люто возненавидела, навсегда... Малыша Миша увидел только через месяц, когда завез документы для регистрации. Взял на руки, потискал, положил в кроватку, сказал: «Ну ладно, мне пора...» Сначала Миша заезжал к нам раз в неделю, потом пару раз в месяц, потом еще реже. И каждый раз мы ссорились. Я уже не сдерживалась. Ненависть была такой лютой, что, будь у меня побольше сил, убила бы! Теперь, когда он не приезжал, я радовалась — и слава Богу, Даня — мой ребенок.

Жили мы с родителями очень тяжело.

Они тогда не работали (по профессии папа балетмейстер, а мама — театральный режиссер), только позже папа смог устроиться преподавателем танцев во Дворце культуры. От Миши помощи никакой. Денег катастрофически не хватает, экономим на спичках, живем друг у друга на головах, настолько тесно в одной комнате. Осенью я вернулась в театр, параллельно хваталась за любую работу — вела и корпоративы, и семейные торжества, иногда — по несколько в день, бывало, еще и в разных городах, выматывалась страшно. Но надо было кормить большую семью да и об улучшении жилищных условий подумать. Рублик складывала к рублику, и уже зимой мне удалось скопить на то, чтобы купить соседу по коммуналке другое жилье. Квартира полностью стала нашей. Всю жизнь буду благодарна своим родителям за то, что они тогда взяли на себя заботу о Даниле.

«К своим 39 годам я вообще перестала понимать, зачем нужен муж. Куда удобнее просто встречаться с любимым человеком. Так свежесть чувств дольше сохранится». На Виктории платье и пояс DIANE VON FURSTENBERG, блуза CELINE, туфли SERGIO ROSSI
«К своим 39 годам я вообще перестала понимать, зачем нужен муж. Куда удобнее просто встречаться с любимым человеком. Так свежесть чувств дольше сохранится». На Виктории платье и пояс DIANE VON FURSTENBERG, блуза CELINE, туфли SERGIO ROSSI
Фото: Марк Штейнбок

Во внуке они души не чаяли. Жаль, что папа прожил немного, шесть лет назад его не стало... Когда Даниле исполнилось полтора года, муж попросил развод. Позвонил, что-то такое сбивчиво стал говорить. Я перебила: «Присылай документы, подпишу». В суд не ходила, он сам все быстренько провернул. Материально он нас почти не поддерживал, пришлет почтовым переводом двести рублей, и все. Но разве дело в деньгах? Я не находила ответа на вопрос: почему ему не нужен родной сын?.. Хотя иногда Миша хотел забрать Даню к себе. Но лет до двух я не позволяла ему этого, предлагала приезжать к нам. Он заскакивал на пару минут и убегал. Потом не приезжал месяцами. Когда я стала отпускать Даню к отцу, ребенок возвращался взвинченным, заплаканным. Что там между ними происходило, не знаю — Данила парень закрытый, никогда ничего не рассказывал.

Только, войдя в свою комнату, сядет на диван, отвернется к стенке и плачет. Подойду, спрошу: «Ну расскажи, родной, что случилось?» Нет, молчит. Бывало, мы с мамой неделями отпаивали его святой водой.

В день похорон моего папы — Даньке шесть лет тогда было, и деда он боготворил — я попросила Мишу забрать сына к себе, боялась травмировать ребенка. Надеялась, что отец побудет с ним хотя бы до следующего дня, но уже вечером он его привез. Вбегает в квартиру, тащит за руку плачущего Данилу и в ярости кричит: «Пусть научится себя вести!» Господи, как же Данька рыдал, задыхаясь, со всхлипами. Что стряслось, я так и не узнала, только успокаивать мальчика пришлось до утра... Миша добился своего — сын его возненавидел. Последняя их встреча была года три назад и снова закончилась слезами сына.

Тогда он твердо сказал: «Папу я больше не хочу видеть. Никогда». А недавно спросил: «Мам, можно я фамилию сменю? Не хочу быть Гоминым». Я сказала: «Когда будешь паспорт получать, тогда можно. а он, сжав кулаки, говорит: «Ну что у нас за законы такие! Почему я сейчас не могу отказаться от отца и должен носить его фамилию?!» Я обняла сына: «Да ладно, Дань, осталось-то всего два года, и станешь ты, как дедушка, — Тарасов».

Сейчас Даниле 12 лет. Недавно он сломал ключицу на тренировке по паркуру, которым второй год занимается в секции при Московском институте физкультуры и спорта. Травма оказалась очень тяжелой — кость не просто сломалась, а раздробилась, и часть ее опустилась на полтора сантиметра ниже положенного. Вбегаю в зал, смотрю, сидит мой воробышек, нахохлился, но не плачет, терпит.

На «скорой» нас отвезли в больницу. Там кость начали вправлять, да так неловко, что пошла новая трещина. А мне на следующее утро в Белоруссию на гастроли. Я за голову схватилась! Хорошо, нашли знакомого хирурга, очень сильного специалиста. Следующим утром Даню оперировали, а я ехала из Витебска в Гродно и поедом себя ела: «Не мать — гиена!» Слава Богу, все закончилось до того, когда мне пора было выходить на сцену. Сестра написала: «Я в палате Данилы. Он спит, и врач говорит, что все замечательно». Операция оказалась сложной, длилась три с половиной часа. Кости стянули восьмью болтами… Через три дня я вернулась в Москву и из аэропорта — сразу в больницу. Данька засиял: «Мамочка вернулась!!!» Сейчас сын уже дома, но в школу ему еще полтора месяца нельзя ходить. Мне с ним побыть бы, да работы невпроворот — третий год подряд снимаем «Глухаря».

И это очень хорошо, потому что снова пришла пора улучшить квартирный вопрос. Собираюсь взять ипотеку и поменять нашу двушку на жилье попросторнее, мама ведь живет с нами.

— На помощь мужчин не рассчитываете?

— Нет, хотя конечно же хочется иногда притулиться к мужскому плечу и просто немного отдохнуть… Сейчас я не совсем одна. Есть у меня возлюбленный. Но, кстати, это не Максим Аверин. (Смеется.) А то недавно наши с Максом фотографии напечатали в газете и приписали: «У «глухарей» роман!» Не знаю, может, со стороны это так и выглядит? Мы действительно с Максом часто ходим в кафе, разговариваем и даже по-дружески целуемся. «Глухарь» мою жизнь очень сильно изменил. И друзья новые появились, и популярность пришла, о которой я даже мечтать не могла.

А ведь на роль Зиминой я попала случайно. Прочла несколько листочков сценария и подумала: «Женщине под сорок, одна воспитывает сына, жизнью побита — да это же я сама!» Материал мне очень понравился, но на кастинг решила не ходить: понятия не имела, как играть майора милиции. Но мне еще дважды перезвонили с предложением подъехать, и я рискнула. На пробах спросила сценаристов: «И как сыграть эту вашу Зимину?» — «Жестко, по-стервозному». Мне самой в жизни этих качеств очень не хватает, и у меня ничего не получилось. Тем не менее я была вызвана на повторные пробы... Как же обрадовалась, когда мне позвонили и сказали: «Сценаристы в восторге, именно такую Зимину они себе и представляли!..» Признаюсь, за время работы над сериалом моя героиня меня немного перевоспитала, нет-нет да и начинают проскальзывать в речи волевые нотки.

Как-то, придя домой со съемок и увидев, что сын еще не сделал уроки, а уже полночь, решила его «построить» и рявкнула голосом Ирины Сергеевны. А он только засмеялся: «Мам, хватит Зимину включать!..» Я и сама иногда торможу себя: «Я — Вика, а не Ирина Сергеевна». И, честно говоря, мне не хочется всю жизнь быть, как она, одинокой. Хотя… Я настолько часто сталкивалась с предательством близких людей, столько слез выплакала, что к своим 39 годам вообще перестала понимать, зачем нужен муж и подруги. Куда удобнее просто встречаться с любимым человеком — так свежесть чувств дольше сохранится. А подруг вообще надо ликвидировать как класс. (Смеется.)

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Неожиданные лайфхаки с бумагой для выпечки — не только для готовки
Популярный материал любят все хозяйки.



Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог