Валерия: «Мы воспитываем детей своим примером»

Екатерина Рождественская: «У Валерии трое детей. У меня трое детей. Мы практически матери-героини....»
11 Июля 2012
Екатерина Рождественская: «У Валерии трое детей. У меня трое детей. Мы практически матери-героини. Недавно встретились в ресторане. Проговорили четыре часа. О детях, о мужьях, о быте — обо всем том, что превращает нашу жизнь или в огромную радость, или в ад».
Екатерина Рождественская: «У Валерии трое детей. У меня трое детей. Мы практически матери-героини. Недавно встретились в ресторане. Проговорили четыре часа. О детях, о мужьях, о быте — обо всем том, что превращает нашу жизнь или в огромную радость, или в ад».
Фото: Антон Соколов. Место съемки: ресторан «Марио»

Екатерина Рождественская: «У Валерии трое детей. У меня трое детей. Мы практически матери-героини. Недавно встретились в ресторане. Проговорили четыре часа. О детях, о мужьях, о быте — обо всем том, что превращает нашу жизнь или в огромную радость, или в ад».

Катя: Лерчик, как твои переживают переходный возраст? У меня младший, Данька, сейчас такой тяжелый! Настроение каждый день меняется, словно вчера он один человек был, сегодня другой...

Валерия: А сколько ему?

Катя: Одиннадцать лет.

Валерия: У моей Аньки переходный возраст был тоже совсем непростой. Мы тогда пытались отправить ее учиться в Швейцарию вместе с Тёмой. Он-то там хорошо прижился, а ее пришлось забрать через год. Каким-то неправильным вещам она начала учиться. Нет, ты не подумай, наркотиков в нашей жизни, слава Богу, не было. Но какое-то дурное влияние чувствовалось. И покуривать она начала. В тринадцать лет! Я очень испугалась: какой кошмар, что же будет с моей девочкой, по какому пути она пойдет?! Только потом поняла, в чем дело: оказывается, она была в классе самая маленькая: ей тринадцать, а всем остальным — по пятнадцать-шестнадцать. И ей хотелось, конечно же, показать, что она тоже взрослая… Зато сейчас говорит: «Мама, как я рада, что еще тогда все это прошла.

И вовремя поняла, что мне это неинтересно». Сейчас она у меня даже какая-то слишком правильная. Говорит: «Побыть дома, почитать книжку — самое большое счастье!» Это в девятнадцать-то лет! Нет чтобы в клуб пойти, потусоваться. При том, что танцевать-то она любит. Но, говорит, общение там скудное, ничего интересного. А переходный возраст у всех тяжелый. Даже у самых золотых, у самых воспитанных детей. Что ж поделать, если у них просыпается желание доказать, что они лучше всех разбираются в жизни. Становятся такими колючими… Ни обнять их, ни поцеловать…

Катя: То есть у моего сына — как у всех?..

Валерия: Конечно, ничего страшного, это все пройдет. У нас сейчас и Сеня такой.

Мечется. Ему тринадцать…

Катя: Да как же он мечется, если он у тебя все время у рояля?! Серьезный пианист, лауреат… Напомни, какие он выиграл конкурсы?

Валерия: В Испании был конкурс «Ночь в Мадриде», там Сене дали Гран-при. А через неделю — еще один Гран-при на международном фестивале-конкурсе «Открытая Европа», это уже в Москве. Вот такой у нас просто невероятный был конец марта. Теперь в ноябре предстоит «Щелкунчик» — это конкурс при поддержке канала «Культура», очень серьезный. Вот Сеня сидит сейчас, разбирает Первый концерт Чайковского, который должен играть. Но при этом он совсем недавно был прямо на грани срыва. Еле удержался в музыке! А твой-то младший как по физике продвигается? Я по телевизору видела твое интервью, где ты рассказывала, что взяла Даньке учителя физики…

Катя: Все.

Физика у нас нет.

Валерия: Как — все? А я всем про вашего физика рассказываю…

Катя: У нас уже были шахматы, потом мы были великими художниками, потом физиками. А сейчас у нас турник.

Валерия: Вот! И Сеня тоже ходит на турник. Вообще, это сейчас модная тема. Целое движение такое уличное, Сенька мне показывал в Интернете. На турнике такие чудеса выделывают! И на одной руке, и так, и сяк. Просто нереально! И у моего пианиста руки теперь в волдырях.

Катя: А Сеня сам захотел заниматься музыкой? Или это вы его пристроили?

Валерия: Что он в четыре года мог захотеть сам? Для того чтобы дети поняли, чего они хотят, они должны попробовать. Когда мы приехали из Аткарска, я пошла в музыкальную школу оформлять Аню, а со мной Сенька был. Вот в музыкальной школе нам и говорят: «А этого почему не записываете? Давайте тоже к нам, на подготовку». Ну я и отдала его, с Анькой за компанию. Оказалось, у него абсолютный слух, и это даже мешало ему учить ноты. А зачем они ему? Услышит раз, как педагог что-то сыграет, тут же запоминает и повторяет по памяти.

Катя: Какое солнышко! Это же самое наивысшее счастье — гордиться своими детьми. Чтобы можно было сказать: я — мама Арсения Шульгина или, в моем случае, я — мама Леши Бирюкова…

Валерия: Конечно! Хотя, знаешь, моя мама говорит: «Я — заслуженный педагог, столько музыкантов научила, всю жизнь для всех была Галина Николаевна, а потом постепенно превратилась в маму певицы Валерии».

Иосиф Пригожин: «Я давно говорю жене, что надо родить еще одного ребенка. Пора, зайка, правда пора…»
Иосиф Пригожин: «Я давно говорю жене, что надо родить еще одного ребенка. Пора, зайка, правда пора…»
Фото: Антон Соколов

(Смеются.) Скажи, а ты когда-нибудь сталкивалась с тем, что над тобою довлеет фамилия твоего отца?

Катя: Я помню, в школе мне говорили: «Вот ты дочка Рождественского, а у тебя по математике тройка». А как надо мной издевалась классная руководительница! У меня в двенадцать лет даже язва открылась…

Валерия: На нервной почве?

Катя: Да. И вот это — «дочка Рождественского» — портило мне жизнь в школе, что совершенно не поменяло моего отношения к отцу, но поменяло отношение к окружающей среде. Потом, когда я поступила в МГИМО, меня не взяли на практику в ЦК КПСС — именно потому, что я была дочкой Рождественского.

Они считали, что я из богемы и мне нельзя доверять. Но при этом для меня большое счастье, что я дочка Рождественского...

Валерия: Вот! И у меня дети сталкиваются с этим! Хотят, чтобы их воспринимали такими, какие они есть. Хотят доказать, что они — самостоятельные личности, а не дети Валерии.

Катя: Лер, а тебе не страшно было рожать так много детей — с твоей-то работой, со всеми этими гастролями?

Валерия: Ну, семья всегда была для меня в приоритете. Хотя и дома я сидеть не способна. Даже если бы я не пела, я бы все равно много работала. Иногда думаю: может, для детей было бы лучше, если б мама все время с ними была?

Наверняка им иногда меня не хватает… Но с другой стороны, когда дети видят, как мама много работает — это же воспитывает лучше всяких слов о трудолюбии…

Катя: У меня, кстати, папа с мамой тоже все время отсутствовали — у отца были концерты то в Австралии, то в Южной Америке...

Валерия: И что, ты от этого меньше любила родителей?

Катя: Что ты! Я ими гордилась. И ждала их, сидя на заборе. А теперь меня ждут мои дети. И хотя одно время я была домохозяйкой и борщи варила — в конце концов выбрала «родительский» путь. Хотя порой и сомневалась, правильно ли это.

Валерия: И я то же самое...

Катя: Данька у меня, бедный мальчик, лет до пяти прожил с бабушкой и с няней. Зато сейчас он видит все эти мои выставки, которых у меня по 20 в году...

Валерия: И видит разных твоих планов громадье... Ты можешь какие угодно говорить слова, но по-настоящему мы воспитываем детей только своим примером. А если мама только и делает, что лежит на диване и смотрит...

Катя: И смотрит модный журнал «7 Дней»... (Смеются.)

Валерия: Ну допустим, даже не лежит на диване, а моет посуду с утра до ночи, готовит, убирает... Я с огромным уважением отношусь к женщинам, которые выбрали для себя путь домохозяйки — это же тяжелейший труд! Но, к сожалению, это труд, который никто никогда не оценит по достоинству — ни любимые дети, ни любящий муж, ни родственники...

Катя: Тебе ведь тоже пришлось на какое-то время бросить работу — когда ты ушла от Шульгина с маленьким ребенком на руках…

Валерия: Я ушла еще беременной.

Вообще-то это не самое лучшее время для таких перемен в жизни, но муж довел меня до состояния исступления. Как все это было, я уже рассказывала в подробностях «7 Дням». Одним словом, у меня не оставалось другого выхода, кроме как уйти. А куда? Незадолго до этого я была у врача — неважно себя чувствовала, хотя предыдущие две беременности переносила достаточно легко. А тут стало скакать давление. Мне посоветовали лечь в хорошую клинику, но Шульгин сказал: «У нас нет сейчас денег на это». Ну я же девушка простая, нет денег, значит, нет.

Валерия со своими детьми Анной, Артемом и Арсением
Валерия со своими детьми Анной, Артемом и Арсением
Фото: Елена Сухова

Пошла в обычную консультацию по месту прописки. Врач смотрит на меня и говорит: «Вы у меня наблюдались?» — «Нет, никогда». — «Не может быть! Такое лицо знакомое, прямо родное». Я уж молчала, кто я. И вот, когда поняла, что мне ничего не остается, как сбежать из дому куда угодно, — я попросила направить меня в больницу. Вот меня и положили — на общих основаниях, никаких тебе VIP-отделений, ничего. Я оказалась пятой в четырехместной палате. А поскольку поступила я туда во второй половине дня, мне даже не полагалось еды — всех беременных накормили, а меня обошли стороной. Но вечером мне друзья привезли ложку, чашку и что-то поесть. И я провела в этой больнице три недели. А перед родами сбежала. Муж ведь выяснил, где я, и отправил за мной водителя. Но я знала, во сколько тот за мной приедет, и удрала на пару часов раньше.

Катя: Куда же ты поехала?

Валерия: К друзьям.

Пару недель пожила у них и поехала рожать — потом к ним же и вернулась с новорожденным Сенькой. Несколько дней Шульгин даже не знал, что Сенька уже появился на свет... Я специально делала все так, чтобы он не узнал: боялась, что он пойдет меня искать по роддомам. Потом меня познакомили с одной женщиной... У нее был дом за городом, на Клязьме. И я у нее поселилась.

Катя: То есть ты ее вообще не знала? Я не представляю, как так можно!

Валерия: А что делать-то? Настолько близких друзей, которые могли бы меня с младенцем надолго принять, у меня не было. И потом, очень многие Шульгина боялись. Его воспринимали как невменяемого человека и не хотели рисковать.

Так и началась наша с Сенькой жизнь. У меня было всего 200 долларов — те еще деньжищи! Но у той женщины я жила как член семьи, при том что у нее и самой трое детей, и младшая девочка всего на несколько месяцев старше Сеньки. И остальные дети тоже примерно такие же по возрасту, как мои. До сих пор я стараюсь им помогать, чем могу.

Катя: Надо же, какие похожие детали. У меня тоже в то время в рамке за фотографией детей были припрятаны 200 долларов на черный день… Долго копила и отложила… Да, но этой историей про уход из дома в таком состоянии ты меня убила! Я себя не могу представить в такой ситуации, чтобы я пошла к кому-то жить.

Валерия: Я сейчас тоже не могу себе такое представить. Но когда у тебя младенец на руках, и ни копейки денег, и негде жить…

Что делать-то? Не на вокзал же идти. А ведь многим именно что на вокзале приходилось ночевать!

Катя: Так уж и многим?! Йось, скажи, вот ты на вокзале жил когда-нибудь?

Пригожин (не отрываясь от сосредоточенного чтения комментариев в Twitter Валерии): Жил, да. На Курском...

Катя: О господи! Да ведь это самый грязный вокзал! Ну хорошо. Значит, Лера попала еще не в самые худшие условия…

Валерия: Я помню, навестить нас приехала наша няня. Маша с нами еще со времен Шульгина, и, когда я через две недели после родов приехала забирать старших детей, ее пришлось связать для виду — чтобы избавить от неприятностей.

Она вошла к нам, увидела, как мы живем, и заплакала. Слезы прямо ручьем! Говорит: «Как мне вас жалко!» А я: «Маш, да что вы, все нормально!» Ну, мебели толком нет. И горячей воды — за ней надо было спускаться со второго этажа на первый и идти через холодный-холодный коридор. Но я человек абсолютно непритязательный. Есть хоромы — хорошо, нет — нормально. Со временем сумела как-то все организовать — грела воду кипятильником. Друзья отдавали детскую одежду. Я очень благодарна Ване Охлобыстину, который дал теплый зимний конверт, в котором мой ребенок провел первые полгода жизни. Я потом этот конверт Ване обратно отдала — у него же много детей, и позже еще рождались. В общем, мне помогали люди, и я выжила. Потом подвернулся какой-то случайный концерт, появились какие-то денежки. Нашлась одна бабушка в деревне, которая с Сенькой могла посидеть, если мне надо было уехать.

В общем, веселая была жизнь, интересная. Нет, серьезно! Я вспоминаю этот период как какой-то очень благодатный. Каждое воскресенье мы ходили в церковь, причащались. Я была самой счастливой мамой на свете! А что? С детьми все хорошо, самой мне кровь никто не пьет...

Катя: У меня тоже случилось подобное переосмысление, когда у нас был пожар. Не поверишь, я, как Пиковая дама, сидела в кожаном кресле, которое вынесли в последний момент из дома, и смотрела на бушующий огонь. И меня просто распирало чувство счастья! С тех пор у меня такого не было никогда в жизни! Я сама себе удивлялась: а что я так радуюсь-то? Это же мой собственный дом горит! А в нем все, что было нажито.

Валерия: Катарсис.

Катя: Наверное. Я радовалась потому, что все главное у меня по количеству совпадало: двое детей (тогда еще Данька не родился), муж, мама с сестрой — все живы, все здоровы. А ведь когда начался пожар, Митька, младший, спрятался от огня под кровать, и я его искала довольно долго. В доме был газ, и я в любой момент ждала взрыва… Потом еще бегала по комнатам такими маленькими перебежками, брала документы и думала: вот сейчас как рванет к чертовой матери, а я тут с этим паспортом… В общем, после этого случая у меня произошло переосмысление всего.

Валерия: Вот и я не переживала из-за того, что работала, работала всю свою жизнь, а осталась абсолютно ни с чем. И должна была начинать с нуля. Ведь детям нужно создать условия.

«Я ушла от мужа беременной. Вообще-то это не самое лучшее время для таких перемен в жизни, но он довел меня до состояния исступления»
«Я ушла от мужа беременной. Вообще-то это не самое лучшее время для таких перемен в жизни, но он довел меня до состояния исступления»
Фото: Антон Соколов

После окончательного развода мы почти два года жили в Аткарске, можно сказать, друг на друге спали — вшестером в двухкомнатной квартире. И нужно было думать, как сделать, чтобы элементарно у каждого была своя комната... Я же решила, что с музыкой покончено. Брала уроки актерского мастерства, и сразу пошли предложения по антрепризам, еще меня позвали на одну телевизионную программу, и был уже снят первый пилотный выпуск. В общем, если бы в моей жизни не появился Пригожин, я бы двинулась в новом направлении.

Катя: Это сколько же лет назад было?

Валерия: Да уж десять лет прошло...

Катя: Десять?! А мне кажется, вы с Йосей вот только-только… Валерия: Представляешь?!

Так летит время!

Катя: А старший твой сын все в Швейцарии?

Валерия: Да, Тёма там окончил школу и поступил в университет на два факультета сразу. В старших классах он занимался по программе IB, решение принимал самостоятельно. Я долгое время толком не знала, что это такое. А оказалось, что это некий «интернешнл бакалавриат», что означает, что надо с утра до ночи заниматься. Зато эта программа дает более широкие возможности для дальнейшего поступления в лучшие университеты мира.

Катя: Будем считать, что это программа для особо одаренных детей...

Валерия: Не то чтобы для особо одаренных, а для детей, которые хотят большего добиться в этой жизни.

Ему 18 лет в августе будет, но он уже такой самостоятельный… Абсолютно сложившийся человек! Не у всех путь одинаковый. У меня, например, Анька до последнего момента не знала, куда она пойдет. Помню, в 9-м классе она еще говорила какие-то глупости детские. Например, что она будет биологом, заработает много денег и построит зоопарк... Или что станет дрессировщицей дельфинов. Можно подумать, это очень востребованная профессия в России, где на всю страну, наверное, два дельфинария. Потом она еще хотела стать дизайнером. Ну да, у нее хороший художественный вкус, она неплохо рисует, но, для того чтобы стать дизайнером, этого же мало! Нужно заниматься в художественной школе, готовиться. Внезапно же дизайнером не станешь!

Катя: Хотя, с другой стороны, я дизайнером стала именно что внезапно, нигде вообще не готовилась... (Смеются.)

Валерия: У тебя другая история, свой особый путь.

Катя: В общем, Аня выбрала театральный институт. Это ты ей подсказала?

Валерия: Нет, это была не моя идея. У нас няня училась в Щукинском, она Аню и настроила. Правильная у нас няня, конечно. Вот недавно шла реклама: мол, если вы не хотите, чтобы ваши дети были похожи на няню, проводите с ними больше времени. А я даже не возражаю, чтобы мои дети в чем-то были похожи на свою няню. Кстати, мы с ней и сами-то очень похожи. Как сестры! Совершенно одинаково смотрим на мир… Вот Аня и унаследовала профессию от няни.

Поступила в 16 лет, через год заканчивает, по уши погружена в дипломный спектакль.

Катя: Поступила сама?

Валерия: Сама. Да у меня и нет в этом мире никаких друзей… А знаешь, как мы с ней Ахматову учили к экзамену? Вот это:

Сжала руки под темной вуалью...
«Отчего ты сегодня бледна?»
— Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Всё, что было. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».

«Я в жизни сама принимала все решения, отлично знала, чего хочу. В 17 лет уехала в Москву. И как это мама меня отпустила?»
«Я в жизни сама принимала все решения, отлично знала, чего хочу. В 17 лет уехала в Москву. И как это мама меня отпустила?»
Фото: Антон Соколов

Она мне сказала: «Выключи свет. Отвернись». Мы стояли в темноте, спинами друг к другу, и она читала. Потом уже включили настольную лампу, и она снова прочла стихи, уже глядя мне в глаза. Потом, конечно, взяли преподавателя, и Анька еще с ним занималась — но уже хотя бы не так смущалась. Даже не верится, что все это было. Буквально на днях сдавала экзамен по художественному слову, где читала стихи Евтушенко. Блестяще выступила. Ей не только пятерку поставили, но одну из немногих наградили дипломом чтеца. В общем, все мои дети — личности разные, своеобразные... Сходства между ними мало. Я помню, как думала, когда ждала очередного ребенка: «А этот какой получится, интересно?»

Катя: У меня старший — совершенно особенный. Будто не от меня! А может, травма как-то повлияла, когда он чуть не погиб восемь лет назад…

Валерия: Сколько ему было лет?

Катя: Ему было 18 лет, и он упал в колодец на мостовой.

Попятился, с кем-то разговаривая, и рухнул спиной в колодец, пролетев четыре метра. Чуть голову себе не снес — перелом основания черепа. Мне сразу позвонили его друзья, и я слышу, как девчонки кричат: «Лешка, ты только не умирай! Лешка, не умирай!» А я только на дачу приехала к младшему. И побежала ночью через лес к дороге. Ни о чем не думала — молилась. Не помню, как приехала в институт нейрохирургии имени Бурденко. В приемном покое увидела каталку с его толстовкой в луже крови. Взяла ее, прижала к себе, и такое внутри произошло — не физическое, нет, а душа улетела куда-то… Страшное состояние. Около какой-то двери меня остановили: «Вам туда нельзя, идите домой!»

А институт недалеко от дома. Пришла домой и всю ночь просидела у окна с биноклем, вглядываясь в окна реанимации. Видела, как суетятся, бегают, — в тот момент все органы чувств отключились, работали только глаза! Слава Богу, спасли! Врачи замечательные! Мы с Лешкой еще долго пролежали в больнице.

Валерия: Ужас!

Катя: Ты себе не представляешь, что это было... Он лежал в коме две недели, из уха кровь шла все время... Я еле выжила тогда. А потом в один момент — хоп, и все нормально...

Валерия: А теперь что? Ты сказала — «будто не от меня». Это в каком смысле?

Катя: В том смысле, что он совершенно другой по характеру.

Дома он ведет себя как интроверт — очень сдержанный, неразговорчивый, закрытый. А для друзей — наоборот, душа нараспашку. Когда я смотрю, как он общается с друзьями, с такой широкой улыбкой, то сама перестаю понимать, какой из двух Леш настоящий: тот, который для друзей, или тот, который внутри? Такой двуликий Янус… Хотя у меня и отец такой же был: дома очень закрытый, скромный, тихий. А с друзьями веселился, хохмил. Леша вообще очень похож на деда. Он даже чихает так же, с такими же ужимками.

Валерия: Он ведь у тебя рок-музыкант…

Катя: Это все-таки хобби. А по профессии он программист. Уже продает собственные игры для телефонов и планшетников. Я решила, что дети должны сами что-то выбрать, и совершенно не влияла на этот выбор.

А Митька, средний, гонщиком стал. Его основная работа — в «Автоитогах», но он еще тестирует машины и участвует в гонках. Тут ездил в Дубай на чемпионат. Ну раз он получает удовольствие от этого, то я подумала, что лучше буду его поддерживать, чем пилить…

Валерия: Правильно! А то бы он потом тебя упрекал и говорил, что ты ему жизнь поломала. Ты мудрая, ты молодец. Я в жизни тоже сама принимала все решения. Очень быстро повзрослела, и в семнадцать лет отлично знала, чего хочу. Уехала из дома в Москву. И как это мама меня отпустила?

Катя: Ой, я бы не отпустила никогда!

Валерия: Я просто благонадежная. Мама знала, что на меня можно положиться, что я не влипну ни в какие неприятности.

Разве что мужа выбрала неудачно. Сейчас я иногда спрашиваю свою маму: «А ты сама-то заранее понимала, что Шульгин за человек?» Говорит: «Понимала». — «Что же ты молчала, если понимала?» — «А что, ты бы меня послушала? Это был твой выбор».

Катя: А как поживает твоя замечательная бабушка? Ты столько про нее рассказывала, что я ее и сама полюбила, хотя и не видела ни разу…

Валерия: Бабушка — хорошо, тьфу-тьфу-тьфу... Говорит: «Ох, жалко, я стала плохо видеть, в шахматы играть неудобно». Она все с правнуками в шахматы играет… Мой Тёмка сейчас как раз поехал туда. Он всегда из Швейцарии на каникулы в Аткарск наведывается. А когда уезжает, пишет бабушке плакат: «Жди меня, и я вернусь»...

Это с нами он бывает взрывным, нетерпеливым, а к ней всегда очень внимателен.

Катя: Сколько ей сейчас?

Валерия: 98 лет. И она говорит: «Хочу быть вместе с вами как можно дольше». Мне кажется, что человек начинает болеть, когда не хочет жить и все вокруг тоже не хотят, чтобы он жил. А у моей бабушки замечательные дети, для которых она всю жизнь была и остается самым близким и дорогим существом и которые теперь о ней заботятся, и внуки ее обожают — я в том числе, — и правнуки. Столько источников радости для нее, гордости! А уж Йося для нее — вообще бог. Она его просто поставила на пьедестал. Если раньше на пьедестале стояла я, то теперь я только где-то рядом. И это естественно: одно дело, когда для тебя что-то делает внучка — это нормально, а когда внучкин муж — это, конечно, совершенно другая история.

Бабушка его заботу ценит, у них какая-то взаимная приязнь удивительная.

Пригожин: Мне приятно о ней заботиться, баба Валя у нас необыкновенная.

Катя: Ты там за ними присматривай! А то у моей бабушки до 86 лет были сорокалетние любовники! Шикарная была у меня бабушка…

Валерия: Ничего себе! Какая молодец!

Катя: И, главное, это у нее выходило так достойно, так красиво… Хотя это и не мой путь, я живу совсем иначе, но тем не менее я ею горжусь.

Валерия: А ведь сколько стариков в 30 лет! Которым ничего не интересно, ничего не радует, для которых жизнь словно закончилась и уже не сулит ничего нового и хорошего…

Катя: Я сейчас вспомнила Аллу Баянову.

Помнишь, как она возраст себе уменьшила? Ей за девяносто лет было, а она утверждала, что ей восемьдесят...

Валерия: Женщина! Она была красива до самого конца. Я и про маму свою никогда не скажу — бабушка. Она женщина!

Катя: Она тебе подруга… У меня тоже мама — подруга, в том числе и для моих сыновей. Она первая узнает про их девушек, а потом только я. Они еще, представляешь, обсуждают между собой, говорить мне или нет, заразы такие!

Валерия: Катька, я вот сейчас поняла: у нас все впереди!

Катя: Вот и я об этом — жизнь-то только начинается! Кстати, тебе пора еще одного ребенка родить, срочно.

Валерия: Ой, даже не знаю. Йося, конечно, все время наводит на эту тему…

Катя: Йося, почему ты не работаешь над этим вопросом?

Пригожин (снова, отрываясь от ноутбука, включается в разговор): Как не работаю? Я давно говорю, что надо. Пора, зайка, правда пора…

Валерия: Так у нас уже шестеро детей! Моих трое, твоих трое.

Пригожин: Это она просто боится, что у нас ребенок лысый будет, как я. Причем — девочка… (Все хохочут.) Фотопроект Екатерины Рождественской «Родня»

Валерия и Иосиф Пригожин с семьей представляют эпоху Голливуда 20-х годов

В конце 20-х годов прошлого века в Голливуде вышла на экраны первая звуковая картина.

Фотопроект Екатерины Рождественской «Родня»
Фотопроект Екатерины Рождественской «Родня»

Естественно, это был музыкальный фильм — «Певец джаза»: зритель в те времена приходил в кинотеатры исключительно ради развлечения. А так как язык музыки не требует перевода, то голливудские звуковые фильмы быстро стали популярными и за океаном, в Европе. Новые ритмы моментально вскружили головы меломанам во всем мире, джаз-банды появились даже в Советской России. О, джаз 20-х… Как будто быэто было вчера. Свобода, легкость, импровизация… Все то, чем отличается творчество Валерии и жизнь всей ее талантливой семьи.

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Как коронавирус изменил мир и медицину
Пандемия коронавируса, начавшаяся в конце 2019 года, изменила мир, и не только медицинский: многие компании отправили своих сотрудников на удаленку, стремительно стали развиваться различные онлайн-сервисы, люди начали более трепетно относиться к своему личному пространству, повысился уровень личной и общей гигиены и т. д.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог