«Как-то раз Нонка куда-то запропала, и я несколько дней не могла до нее дозвониться, — вспоминает сестра Нонны Мордюковой Наталья Катаева. — Вдруг она мне звонит сама: «Тасюрочка, у нас тут свадьба, приезжай!» Я не поняла: «А кто у тебя замуж выходит?» Нонка рассмеялась: «Я!»
Славу Тихонова Нонна долго воспринимала только как друга. Помню, как она привезла его к нам домой, в Ейск, на каникулы. Сказала, мол, товарищ по учебе, пусть у нас отдохнет. Они ведь тогда были однокурсниками, оба во ВГИКе учились. Мама хотела Славу разместить у своей подруги, там была просторная квартира, а у нас народу много, свободной кровати нет. Но Слава запротестовал: «Ирина Петровна, можно мне у вас остаться? Я и на полу могу спать, лишь бы слышать, как Нонна во сне сопит». И мама разрешила.
Слава ей и по хозяйству помогал — то веревочку во дворе натянет и белье развесит, то воды из колонки натаскает. «Ой, хороший из Славки семьянин получится, выходи за него, Нонка, будешь за ним как за каменной стеной, — нахваливала Тихонова мама. — А какой красавец!» Очень ей этот мальчик понравился. Сестре возразить-то маме было нечего, но что-то ее останавливало. Слава потом даже из Москвы маме писал: «Ирина Петровна, повлияйте на Нонну, если она не захочет быть со мной, я брошусь под поезд!» Мама перепугалась, сорвалась в столицу и давай Нонку уговаривать...
В итоге вышло примерно как сама Нонна учила Колю Рыбникова, с которым тоже во ВГИКе подружилась. Коля, как известно, сох по Аллочке Ларионовой, а та на него ноль внимания. А уж когда Алла забеременела от Переверзева, бедный Рыбников совсем исстрадался: «Нонка, что мне делать?» — «Да что ты тут слюни распускаешь? Ты, главное, будь всегда около нее. Мало ли какая помощь ей сейчас нужна? И ничего, что она видит в тебе только друга, вот и докажи, что ты настоящий друг!» И Коля Нонну послушался: «Аллочка, тебе нельзя тяжести поднимать, давай я донесу, все сделаю, только скажи!» Кончилось известно чем: Алла все-таки вышла за Колю. Он ее под руководством Нонны переупрямил.
А тем временем Слава — вопреки желанию Нонны — делал то же самое, только по отношению к ней самой. И тоже добился-таки своего — они с Нонной поженились. А через год у них со Славой родился Вовочка. Сестра тут же вызвала меня, школьницу, телеграммой. Она тогда работала в Театре киноактера, каждый вечер спектакли, а ребенка оставить не на кого. Она меня и в школу в Москве устроила — утром я на учебе, а после уроков несусь к племяннику.
Как Тихонов Нонну к Герасимову приревновал
Жили мы на Пироговке в коммуналке, в проходной 14-метровой комнате. От соседей, семьи директора кинопроизводства Скитева, которым приходилось мимо нас ходить, отгородились фанеркой. А в дальних комнатах жили звукорежиссер Дмитрий Соломонович Флянгольц с женой Тамарой Петровной и дочерью Ирочкой, актер Петр Савин с женой Наташей, в общем — одни киношники в квартире. И в кухне на всех одна плита с четырьмя конфорками, мы их называли дырками. Выходит Нонна с кастрюлькой: «Тамара Петровна, ваша дырка свободна?» — «Свободна, ставь!» Перед спектаклями Нонна со Славой по очереди принимали душ, ванная — единственное место, где можно было спокойно репетировать — под включенную воду то Нонна, то Слава произносили скороговорки: «На мели мы налима ловили… Сшит колпак не по-колпаковски…» А я с Вовочкой за ручку и соседская девочка Ирочка встанем под дверью и слушаем, нам так интересно!
Потом Слава с Нонной уедут в театр, а мы, дети, давай на всю квартиру: «На мели мы налима ловили…», пока Тамаре Петровне не надоест: «Ну хватит уже, голова от вас болит, перестаньте!» А если вечером у Славы с Нонной не было спектакля, у нас собирались их друзья — Алла Ларионова с Колей Рыбниковым, Юра Боголюбов. Одно время они очень увлекались игрой в карты на деньги и до утра резались в покер. Дым стоял коромыслом, все курили жуткие сигареты без фильтра, и мы с Володенькой спали за фанеркой в дыму. Они-то потом могли весь день отсыпаться, у них только вечером спектакль или репетиция, а нам с Вовочкой нужно рано вставать, мне утром в школу. Потом с покером завязали. Как-то стали рассчитываться, и выяснилось, что Нонна со Славой проиграли все свои деньги, хоть ставка и была копеечная. «Славуль, — ахнула сестра, — так нам с тобой жрать будет нечего». — «Да, Ноннуль, давай-ка прекращать».
Конечно, помогали родители Тихонова, мы вчетвером часто по выходным гостили у них в Павловском Посаде. И вот приезжаем в очередной раз, собираемся с сестрой по городу прогуляться, а свекровь, Валентина Вячеславовна, достала из сундука фетровую оранжевую шляпу с черной вуалью: «Дарю тебе, Нонна! Что ты все в платках да в платках — нехорошо, лауреатке Сталинской премии положено носить шляпы!» Нонка ведь очень платки любила. А когда примерила эту шляпу, нам с ней стоило больших усилий не расхохотаться, но она же артистка — сделала довольное лицо, покрутилась перед зеркалом: «Огромное вам спасибо!» — и незаметно подмигнула мне. Так в этой шляпе и вышла на улицу, но, завернув за угол, тут же обновку с головы сняла. Потом возвращаемся, я спохватилась: «Шляпу-то надень».
В общем, в этой красоте сестра появлялась только на пороге у свекрови, когда входила или выходила в двери. Всегда брала ее с собой в Павловский Посад. И Валентина Вячеславовна гордилась: мол, гляньте-ка, как я принарядила невестку. Какое-то время я с Вовочкой жила у родителей Славы в Павловском Посаде, там и школу окончила. Потому что не справлялась уже одна с племянником: у меня в старших классах уроки заканчивались поздно, Нонне нужно в театр, и с Вовочкой посидеть некому. Вот сестра и сказала мужу: «Слава, давай сына к твоим родителям отправим, ну невозможно постоянно отпрашиваться с репетиции, меня скоро из театра выгонят!»
Кстати, в то время театр был ее единственной работой и единственным источником дохода. Это у Тихонова после «Молодой гвардии» карьера в кино пошла в гору, а Нонна пять лет нигде не снималась. Считается, что ей перекрыл кислород Сергей Герасимов за то, что она отказалась выйти за него замуж. И скорее всего так и произошло. Он влюбился в Нонну на съемках «Молодой гвардии», даже просил ее руки у нашей мамы. Приехал на черной «Волге», автомобиль ему выделил Ейский райком — как же, в наших краях появился такой знаменитый режиссер, мало ли какие у него тут дела, может быть, он натуру для съемок выбирает. Мама тогда была председателем колхоза в станице Старощербиновской, километрах в 30 от Ейска. Сватовство Герасимова ее возмутило: «Сергей Аполлинариевич, да ведь вы женаты!» — «Ирина Петровна, я разведусь!» — «Но вы же для нее старый, мы с вами почти ровесники, а что будет через 20 лет?» — «Я сделаю из нее кинозвезду!» — «Не надо, если у нее есть талант, она и без вас станет звездой».
И вот в результате Нонне даже малюсенького эпизода никто не дает, а Слава уже в кино нарасхват, и после фильма «В мирные дни», где он сыграл красавца матроса, у него не было отбоя от поклонниц. А что творилось, когда Слава с Нонной выходили из театра после спектакля! Тихонова окружали фанатки, ненавидевшие жену своего кумира, в ее адрес сыпались и оскорбления, и угрозы. Артистки из труппы тоже Нонне завидовали — такого мужа урвала! Как-то на спектакль пришел Сергей Герасимов, который, кстати, был одним из создателей Театра киноактера, увидел Нонну на сцене и решил оставить ей записку. Как уж он ее передавал, не знаю, только попала она в руки к Славе — «доброжелательниц» у сестры среди коллег всегда хватало. Что в той записке было, я так и не поняла, да только домой сестра вернулась с фингалом под глазом, еще и оправдывалась: «Не виновата я, сто лет этого Герасимова не видела, с чего ты взял, что мы с ним встречаемся?» А Славка насупленный сидел и молчал. Но его быстро отпустило. Это был единственный случай, когда он Нонку приревновал, да и то без повода, и сам, несмотря на огромное количество поклонниц, никогда не давал повода его ревновать.
Вот говорят, что у Славы случился страстный роман с латышкой Дзидрой Ритенбергой, которая впоследствии стала женой Евгения Урбанского. Якобы из-за Дзидры распался брак Тихонова и Мордюковой: мол, Нонна так и не смогла его простить. Это глупости. Нонна еще тогда подобным слухам не верила и тут же их пресекала: «Ну понравилась ему какая-то баба, и слава богу!» Сколько раз я от нее слышала, когда мы оставались вдвоем: «Да пусть языками треплют, я-то Славку знаю, он женился раз и навсегда и не пойдет на то, чтобы заводить любовниц, не такой это человек!» Нонне же приписывают роман с Михаилом Ульяновым. Они вместе снимались в картине «Простая история». Сестра говорила: «Наташка, Миша потрясающий партнер, и когда мы играли влюбленных, забыли, что он Ульянов, а я Мордюкова, в ту минуту перед камерой мы действительно были влюблены друг в друга, иначе бы сцена не получилась, но эпизод отсняли — и до свиданья!» Не стала бы мне Нонна врать. К тому же Миша был женат, а Нонна никогда не заводила романов с женатыми мужчинами, ей это претило. Так что Слава с Нонной расстались не из-за измен.
Настоящая причина их развода
Я сама вышла замуж, еще когда они были вместе. За оператора Петра Катаева, сына писателя Петрова, соавтора Ильфа по «Двенадцати стульям» и «Золотому теленку». Мы познакомились на съемках фильма «Отчий дом» — Нонна тогда взяла меня с собой. Поскольку нашей мамы уже не было в живых, Петя просил моей руки у Нонны, а потом называл ее тещей. Хотя она старше его всего на четыре года. Сестра первой поехала знакомиться с моей будущей свекровью Валентиной Леонтьевной в знаменитый писательский дом в Лаврушинском переулке. «Не пугайтесь, — поспешила она успокоить Петину маму, — невеста не я!» Потом мне рассказывала: «У них такие хоромы, столько книг, все, как положено у интеллигенции!»
Вдруг вспомнила про свою оранжевую шляпу с вуалью и обрадовалась: «Вот и пригодилась, надевай, Наташка, шляпу с мохеровым голубым пальто, которое я тебе купила, — это будет интеллигентно, в такие дома нужно только так!» Представляю, как я выглядела со стороны, когда пришла знакомиться со свекровью, — это же конец света! Но Валентина Леонтьевна — женщина умная и тактичная — сделала вид, что все в порядке. Слава с Нонной были на нашей с Петей свадьбе, Вовочку с собой взяли, и родители Тихонова тоже приезжали. Сестра расчувствовалась, так плакала, у меня все платье было мокрым от ее слез. А вскоре Нонна ушла от Славы. Почему — она и сама не могла дать вразумительный ответ.
Слишком разными они оказались, вот и все. И чем дальше — тем все больше и больше раздражали друг друга. Ему не нравилось, что жена вечно помогает родне — то денежку пошлет, то посылочку соберет. Мало того, что я с ними постоянно жила, так еще и другие сестры и братья часто наезжали. Слава заводился: «Как я устал от твоего колхоза!» — «Этот колхоз меня вырастил и выучил!» Ни в коем случае не осуждаю Славу, его можно понять — в своем доме человеку не дают посидеть в тишине. Но сестра по-другому не могла. Нонка с каждой зарплаты обязательно что-то покупала маме или братьям с сестрами, хоть сама постоянно считала копейки. В то же время Слава много снимался, получал хорошие гонорары и прятал их от Нонны. Как-то мы с ней морили клопов, отодвинули комод — и оттуда целая пачка денег вывалилась.
А мы с сестрой бутылки из-под молока сдавали, чтобы Вовочке 50 граммов сливочного масла купить, себе таких деликатесов не позволяли. Нонна впала в ступор, уже ничего делать не могла. И когда Слава пришел, сказала ему: «Ребенка кормить нечем, а ты деньги прячешь». Тихонов спокойно ответил: «Иначе с твоим колхозом ничего не купишь». Знаете, Нонна выходила за Славу без любви, и если потом какие-то чувства к нему возникли (во всяком случае, она пыталась себе их внушить), то в тот момент у нее все к нему пропало. Слава сам перечеркнул все то хорошее, что было в их жизни. Вот тогда сестра и приняла решение о разводе. Но мама ей не позволяла, все твердила: «Перетерпи, дочка, если уйдешь от Славки, то на старости лет одна останешься». И, в общем-то, оказалась права. Нонка потом часто вспоминала эти мамины слова и жалела, что ее не послушалась: «Надо было перетерпеть».
Нонна приводит в дом князя
Со временем я тоже стала работать в кино. Муж настаивал: «Тебе нужно учиться. Кем хочешь быть?» Я подумала: «Хочу одевать артистов!» Петя подсказал: «Художником по костюмам? Давай!» И помог получить мне специальное образование. Я хорошо знала свое дело, точно представляла, как будет выглядеть на экране картинка после проявки пленки, поэтому была у операторов нарасхват. Допустим, приступаем к съемкам фильма «Здравствуйте, я ваша тетя!», спрашиваю оператора Гошу Рерберга: «Пленка «Кодак»?» Он руками разводит: «Если бы! «Орво»!» И я делаю приглушенные цвета, потому что иначе на «Орво» все будет выглядеть аляповато.
На самом деле я стала уже третьим человеком из Ейска в тогдашнем кинематографическом мире Москвы. Вторая, понятно, была Нонна. Ну а первым стал ни много ни мало — Сережа Бондарчук. В Ейске он жил с нами на соседней улице. Вот только я его не помню — была слишком мала. Да и Нонка в свое время дружила скорее с его сестрой Тамарой, ведь Сережа был постарше ее. Но один эпизод, связанный с Бондарчуком, мне запомнился. В Ейск на гастроли приехал какой-то театр, и со спектакля Нонна с Сережей пошли домой вместе. А Бондарчук умел кукарекать, как молодой петух, и взялся Нонку научить. И вот они стояли под нашими окнами и на два голоса: «Ку-ка-ре-ку!» Сонная мама выскочила на крики в одной ночной рубашке: «Ах ты, кобыла, тебе экзамены сдавать, а ты тут гуляешь, людям спать не даешь! А ты, Сережка, домой иди». Кстати, Нонна в последние годы взялась писать книгу о Бондарчуке, но хватило ее всего на несколько страниц. В основном она вспоминала, как снималась у него в «Войне и мире», где у Нонны была небольшая роль. И еще — как она на Сережку ругалась, что он все никак не решится к Скобцевой от второй жены, Инны Макаровой, вещи перевезти. Нонна вспоминает: «Никак, все никак. Волынка какая — вещи собрать, отвезти на новое место…
Один раз я осторожно сказала: «Сергей, ты бы как-нибудь закончил отъезд. Инка ночует у сестры, а ты все никак…» Сама-то Нонка скорая была, ей любая волынка, нерешительность непонятны. Если что задумала, то уже ни за что не отступится. Так и в Москву учиться когда-то уезжала — без страха, без сомнений... На билет до столицы ей не хватило, так добиралась наша Нонка на товарняке, точь-в-точь как ехали герои фильма «Баллада о солдате». Это было летом 45-го года, только-только война закончилась. Помню, долго не приходило от нее из Москвы вестей, мама беспокоилась, как там дочка, и вдруг получаем телеграмму: «Поступила во ВГИК в Москве. Вышли денег на обратную дорогу!» Как же мама обрадовалась: «Молодец, Нонка! Так, детки, нам теперь нужно ее учить, корову придется продать, поешьте в последний раз масло и творожок!» Зато и отблагодарила нас Нонка за ту проданную корову! Когда получила Сталинскую премию за «Молодую гвардию», на все деньги накупила и привезла в Ейск нам подарков: красивое белье, атласные ленточки, детские пояса для чулок (что были тогда в диковинку, потому что чулки носили на резиночках), клетчатую ткань, из которой нам мама сшила юбки-шотландки. И когда мы в них кружились, складки в разные стороны, подружки удивлялись: «Ой, а на чем у вас чулки держатся?» Помню, Нонка нас заинтриговала: «Наташка, Людка, там у меня еще в чемодане «чик-чик» для вас, сейчас достану». Мы-то думали, что это такое? Может, какая-то японская ткань? Оказалось, Нонна кроила себе платье из креп-жоржета, чтобы сделать вырез, обвела тарелку мылом, вырезала, потом смотрит — а полгруди получается наружу. «А, ладно, — думает, — отвезу этот «чик-чик» своим девчонкам, они что-нибудь с ним сообразят!» Ну я, конечно, и сообразила...
Словом, шить я умела еще в Ейске. И вот в Москве нашла применение своим умениям. С Нонной мы работали на картине «Лев Гурыч Синичкин». Помню, первый съемочный день отмечали у меня дома — мы с Нонной, Миша Козаков, Алла Ларионова, директор картины Света Павлова. Купили вина, налепили пельменей, Миша стихи читал, мы все уселись на кровать его слушать, она под нами и проломилась. В общем, гуляли до четырех утра, а к восьми нужно быть на площадке. Едем в машине на студию. «Миша, ты держишься?» — спрашивает Нонна Козакова. Тот отвечает с заднего сиденья: «Из последних сил!» — «Мы сейчас Лариску за пивком пошлем!» Наша реквизитор Лариска принесла им пива в гримерную, а Света еще и чайку крепкого заварила, и они быстро пришли в себя.
Вокруг Нонки жизнь бурлила. Это ее и поддерживало в моменты, когда она оставалась одна, без мужа. Расставание с Тихоновым Нонна пережила довольно легко. Кажется, она об этом особенно и не думала. Да и одна она в тот раз была недолго. Звонит как-то: «Тасюрка, — так меня сестра часто называла, — соскучилась по тебе, приезжай повидаться, я вареников налепила!» И вот вхожу к ней в квартиру — а там на диване сидит мужчина, красивый, как бог, что-то напевает и ступнями босых ног ритм отстукивает. Это был Борис Андроникашвили, сын писателя Пильняка, бывший муж Людмилы Гурченко и отец ее дочери Маши. Вот и Нонна не смогла устоять перед его обаянием. Что и говорить, умел пустить пыль в глаза. Потом, по телефону, Нонна мне рассказала: «Боря настоящий князь! Видела новый ковер в комнате? Это Борина семейная реликвия, он принес». Боря значился сценаристом, но что при Люсе, что при Нонне так ничего и не написал. Зато Байрона цитировал по-английски, а Анатоля Франса — по-французски.
Умел принять гостей, хрипловатым голосом пел романсы, обожал раскладывать пасьянсы... И шесть лет сидел у Нонны на шее. Сестра только и делала, что моталась по стране, повсюду таская за собой пленки со своими фильмами — деньги зарабатывала. Видно, Гурченко рада была, что избавилась от этого князя, никаких обид на Нонну у нее не было, они с сестрой всегда дружили. И еще посмеивались над Борей при встрече: «Нон, чего там, у него в пишущей машинке все тот же лист вставлен, на котором три строчки напечатаны?» — «Ой, Люсь, не говори, три строчки!» Друг к другу они обращались «кума», но связано ли это с Борей — я не знаю.
И вот настал момент, когда Нонке все это надоело. В тот день она, как всегда, борща наварила, стала мыть полы, а князь в халате бренчит на гитаре. Тут пришла Люся Хитяева позвать подругу на какую-то премьеру. Сестра потом рассказывала: «Посмотрела я на Люсину норковую шубу, какой себе позволить не могу, хоть и вкалываю с утра до вечера, и как психанула: да пошел он на фиг, этот князь!» И сбежала от него. Боря сразу и не понял, что она его бросила, звонил мне: «Наташ, не знаешь, где Нонна?» Знаю, конечно. Она прячется у подруги Лоры Кронберг. Но не выдаю. Князь погоревал-погоревал да и исчез из жизни Нонны. Вот только Володя обижался на мать, что та Борю выставила. Мордюкова с Тихоновым вечно были заняты, не могли много внимания уделять сыну, это у князя вагон свободного времени, и он с удовольствием общался с мальчишкой. Володя к Боре очень привязался, звонил ему потом и в гости ездил.
После расставания с Андроникашвили Нонне хотелось развеяться, и мы большой компанией отправились отдыхать в Пицунду. Когда вернулись в Москву, прошла буквально пара месяцев, сестра куда-то запропала, я несколько дней не могла до нее дозвониться. Но вот она мне звонит сама: «Тасюрочка, у нас тут свадьба, приезжай!» Я не поняла: «А кто у тебя замуж выходит?» Нонка рассмеялась: «Я!» Оказалось, они с Володей Сошальским расписались и отмечают это событие у него на Селезневке. Из гостей были только Володина мама, актриса Варвара Сошальская, еще дочь Володи от одного из предыдущих браков, которых у него было столько, что можно со счету сбиться, актер Юрий Пузырев и я, совершенно потрясенная. Слишком уж быстро все произошло. «Зато я теперь имею мужа, и никто не будет гавкать мне в спину», — объяснила мне Нонна. С Сошальским сестра прожила недолго, меньше года.
А потом не выдержала гулянок, которые он каждую ночь дома устраивал: компании расходились только под утро, и Нонна постоянно недосыпала. Мне она как раз достала путевку в ту же Пицунду, а через три дня неожиданно и сама возникла в дверях моего номера: «Я ушла от Сошальского, да ну его!» И вот на следующее утро сидим с ней в парке, Нонна что-то вяжет из мохера, вдруг видим — по аллее в нашу сторону шагает Сошальский. Подходит к сестре: «Нонна, вернись!» — «Володя, я отрубила раз и навсегда, я не вернусь к тебе, ты зря сюда летел!» Разговаривала с ним таким тоном, что он понял: уговаривать ее бесполезно, развернулся и ушел в обратном направлении. Через пять дней и Нонна, немного успокоившись, отбыла домой. Попросила подругу, чтобы та заехала к Сошальскому, забрала ее вещи. После чего подала на развод. И больше никаких мужчин у нее не было: браки, многочисленные романы — все это осталось в прошлом. Потому что очень скоро Нонне стало не до того.
Ей нужно было спасать сына от пагубной зависимости, она не могла его оставить один на один с бедой. Съехалась с ним, пыталась его лечить, продлила его жизнь на столько, на сколько смогла. Когда Володи не стало, Нонна выла как волчица. Памятник сыну поставил Тихонов, потому что у Нонны совсем денег не было. Сестра была Славе так благодарна, дня не проходило, чтобы она его не вспомнила. А поговорили они только один раз. К юбилею Тихонова снимали фильм, попросили Нонну что-то сказать о бывшем муже, она обрадовалась. Журналистка, которая снимала Славу, поделилась с Нонной: он там совсем один на даче, какой-то несчастный... Может, ей так показалось, но сестра разволновалась. Говорит мне: «Наташка, давай Славку к себе заберем!» Спросила у этой журналистки номер Тихонова и тут же набрала ему. Они хорошо поговорили: «Слава, если что, ты прости меня!» — «И ты, Нонна, если что, меня прости!» Вот и все. Думаю, и у Славы после этого разговора груз с сердца упал. И потом несколько дней сестра все вздыхала да говорила: «Эх, права была мама, права. Не надо было с ним разводиться. Все равно мне Славка родненький!»
Ну а теперь в нашем родном Ейске стоит памятник Нонне. И к памятнику этому молодожены едут прямо из загса. Мне наша младшая сестра Люда рассказывала: «На счастье садятся и садятся к Нонне на колени, они уже блестят, там вся бронза стерлась, но примета, говорят, верная!» А я думаю: и хорошо, и пускай садятся, Нонна только радовалась бы! Несмотря на то что у нее самой ни один брак не заладился, другим она всегда только добра желала и никогда никому не завидовала.
