Максим Аверин: «Многие женщины очень хитры»

«Я не умею страдать, ненавижу это дело. Считаю, что все эти страдания и стенания надо… вырабатывать, что ли».
Татьяна Зайцева
|
04 Октября 2010
Фото: Марк Штейнбок

«Я очень любвеобильный человек. Страшно себя за это корю, но ничего не могу с собой поделать — очень уж мне нравится влюбляться. Причем часто влюбляюсь совершенно не в тех, в кого следовало бы. Что, разумеется, приносит мне в жизни много проблем. Это моя большая беда», — говорит исполнитель главной роли в сериале «Глухарь» Максим Аверин.

На съемках сериала «Глухарь». 2010 г.
На съемках сериала «Глухарь». 2010 г.
Фото: Марк Штейнбок

— Максим, в сериале «Глухарь», который с невероятным успехом идет по НТВ, вы играете настолько убедительно, что в восприятии зрителей невольно ассоциируетесь со своим героем. Почему-то кажется, что и в жизни вы такой же брутальный, как ваш следователь Глухарев, что у вас, так же как и у него, помимо повседневных проблем, непременно должен быть и служебный роман, и забота о беспомощной маме…

— Ну по поводу брутальности не мне судить, романов на работе я не завожу давно, а мама у меня, к счастью, совсем не беспомощная. Наоборот, очень деятельная женщина, в бесконечном процессе созидания, носится как электровеник. Я называю ее «всеобщая мама». Ну правда, она всех держит под контролем, всем помогает — внукам, друзьям, просто знакомым.

«То, что мама перенесла, упаси Боже кому-нибудь еще! Судьба преподносила такие испытания, столкнувшись с каждым из которых, другой человек легко мог бы сломаться. Но она — нет»
«То, что мама перенесла, упаси Боже кому-нибудь еще! Судьба преподносила такие испытания, столкнувшись с каждым из которых, другой человек легко мог бы сломаться. Но она — нет»
Фото: Марк Штейнбок

Мне всегда казалось, что во мне энергии миллион киловатт, и это максимум для человека. Но нет, у мамы моей по меньшей мере два миллиона! Все сама, сама, на любые предложения о помощи — «нет». Знаете, я очень люблю обоих своих родителей, но при всей моей любви к отцу я — мамин сын, с мамой мы связаны какой-то неразрывной пуповиной. То, что мама перенесла, упаси Боже кому-нибудь еще! Родилась с одним легким, болела туберкулезом — в послевоенное время ее семья жила в сыром подвале. Родители вынуждены были отправить дочку в санаторий для туберкулезников — рядом же рос здоровый ребенок. С тех пор мама белый кафель видеть не может, у нее ассоциации только с больницей… Потом ей еще много чего досталось, и не только по части здоровья. Судьба преподносила такие испытания, столкнувшись с каждым из которых, другой человек легко мог бы сломаться.

Но мама — нет. Все преодолевала, жила вопреки обстоятельствам и побеждала их. Только благодаря силе своего характера. Врачи говорили, что курить ей противопоказано, но она бесшабашно курила, ее уверяли в том, что родить ей не суждено, но мама родила, причем не одного ребенка, а двоих. От разных, причем, мужей. Согласитесь, это какой же надо быть яркой и неординарной женщиной, чтобы при таких-то проблемах со здоровьем влюблять в себя мужчин… А недавно, в свои в 53 года, мама снова вышла замуж. Да еще машину начала водить, наматывает теперь километры за рулем. И плюс ко всему наконец-то бросила курить. Вот такая у меня маман! Вообще необыкновенная женщина. Во-первых, очень красивая — абсолютно русская красавица с роскошными длинными волосами. А во-вторых, все в жизни умеет. Нет области, в которой она не разбирается, разве что хирургия…

«Родители мои — люди очень страстные, эмоциональные, темпераментные, и в какой-то момент им стало ясно: больше находиться вместе невозможно. Слишком уж наэлектризованной становилась атмосфера вокруг. Развелись. И после этого ни разу не виделись»
«Родители мои — люди очень страстные, эмоциональные, темпераментные, и в какой-то момент им стало ясно: больше находиться вместе невозможно. Слишком уж наэлектризованной становилась атмосфера вокруг. Развелись. И после этого ни разу не виделись»
Фото: Фото из семейного альбома

(Улыбаясь.) Вообще-то у нас с ней настоящая итальянская семья — у обоих очень бурные темпераменты, мы очень шумные, постоянно по любому поводу ругаемся и тут же забываем об этом. Вот недавно у мамочки был большой переезд — я купил ей квартиру поближе к своей, чтобы мы были совсем рядом. Сказал: «Мама, давай так: ты поживи пока на даче, в квартире я все сделаю сам, а ты потом приедешь». Она приехала, ходит по квартире — вижу, довольна, но вдруг шторки какие-то заметила и тут же: «Нет, мне не нравится, надо поменять!» Я завожусь: «Ну, мам, понимаешь, они совершенно нормальные, все уже развешано, расставлено, ничего менять не буду». Она в ответ: «Все, мне ничего не надо, я не переезжаю!» «Мама, пожалуйста, прекрати!» — перехожу я уже на крик. В ту же секунду она идет на отступную: «Что ты кричишь?

Какой у тебя сегодня вечером спектакль?» — «Ричард III». — «Все, сыночек, успокойся! Шторки прекрасные, все нормально, перед такой работой тебе надо собраться». (В спектакле Аверин играет три роли, охватывающие семейный клан Ричарда: братьев Кларенса и Эдварда и мать — герцогиню Йоркскую. — Прим. ред.) И наступает тишина. Вернее, затишье. А на следующий день все снова: «Максим, а все-таки шторка...» — «Мама-а-а!!!» Она по знаку зодиака Овен, куда мне, Стрельцу, с ней спорить. Правда, с годами позиции все-таки немножко теряет, и иной раз я уже начинаю слегка настаивать на своем.

— С маминым мужем у вас отношения сложились?

— Блистательно. Юрий Алексеевич мне с самого начала понравился, а окончательно покорил тем, что однажды сказал: «Максим Викторович, я хочу попросить руки вашей матушки».

И я ответил: «Согласен». Потому что знаю: моя мама слишком Женщина, и ее по жизни что-то должно окрылять. Ей просто необходимо о ком-то заботиться. Есть, конечно, внуки — дети моего брата, и это прекрасно, но они не могут заменить близкого мужчину.

— Родители разошлись, когда вы были ребенком?

— Нет, гораздо позже, мне тогда уже исполнилось 16 лет. Я сформулировал для себя причину их развода так: они устали любить друг друга. Дело в том, что и мама, и папа — люди очень страстные, эмоциональные, темпераментные, и в какой-то момент им стало ясно: больше находиться вместе невозможно. Слишком уж наэлектризованной становилась атмосфера вокруг.

Вот и развелись. И после этого ни разу не виделись. Я их понял. И их развод не стал для меня трагедией. Мне было очевидно, что общего будущего у них нет. Дальнейшая их совместная жизнь для всех превратилась бы просто в ад… Они у меня оба — люди очень артистичные. Папа, думаю, втайне мечтал стать артистом. В Воронежском театре даже пробовал себя статистом, но, поняв, что манит его Москва, переехал. И всю жизнь проработал на «Мосфильме» художником-декоратором. Хотя в кино все-таки снимался — режиссеры с удовольствием брали его в свои фильмы. С Евгением Евтушенко, например, отец много работал. С мамой отец познакомился на «Мосфильме», где она работала швеей, шила костюмы. К тому времени они оба уже были вне своих прежних браков. Отец влюбился, завоевал мамино сердце, и в результате этой большой любви родился я — второй мамин сын.

После моего рождения мама с работы ушла, шила уже дома, с утра до вечера работала… Жили мы в однокомнатной 19-метровой квартире. Каким-то образом размещались: мама, папа, мой старший брат Генка, я, собака, пианино, необходимая мебель и очень много книг — папа мой страшный книголюб… Благодаря ему я очень рано начал читать, и самым большим детским потрясением для меня стал рассказ Чехова «Ванька». Прочитав его, я вдруг очень остро ощутил, что счастливое детство — это когда ты чувствуешь себя птенцом в гнезде, защищенным от всего дурного. Очень хорошо запомнил эпизод: мне года четыре, родители поссорились, и папа, хлопнув дверью, резко вышел из квартиры. Я кинулся к окну, увидел отца, стоявшего на трамвайной остановке, вскочил на подоконник и закричал в распахнутую форточку: «Папа, пожалуйста, не уходи!..»

— Вы с братом были детьми балованными или вас держали в строгости?

— Нас воспитывали по-спартански.

Никто с нами дома не сюсюкался. И спрос был как со взрослых людей. В школу меня проводили всего один раз — первого сентября в первый класс, и все — дальше сам. И уроки, и уборка по дому, и поиски кружков и секций — только самостоятельно. Лишь однажды папа отвел меня в Дом кино, в студию художественного слова, я тогда еще совсем мелкий был. А потом уже сам туда ездил. Да я в 12 лет был взрослым парнем, вовсю деньги зарабатывал.

— Каким образом?

— Пришел на почту и сказал, что хочу у них работать. Тогда детям разрешалось официально оформляться, при условии, что занятость не составит более четырех часов в день.

И я разносил вечернюю почту. Зарабатывал в месяц 40 рублей. А по воскресеньям еще и утренний разнос брал на себя — вставал в пять утра ради этого. Зато дополнительно еще 20 рублей получал. Что вместе составляло уже 60 рублей. Я был богатым человеком! Причем это не потому, что мне чего-то не хватало или родители заставляли. Наоборот, они говорили: «Зачем тебе это, ради чего ты себя так мучаешь?» А мне просто хотелось ощущать себя взрослым. И курить я начал из-за этого же, чтобы придать себе какую-то значимость…

Мама прививала мне вкус, убеждала в том, что не только девочки, но и мальчики всегда должны следить за собой — быть аккуратными, опрятными. И приучила. Каждое утро перед школой я гладил свою форму, галстук. Никогда не ходил грязным и помятым.

А отец у меня спортсмен. Ему сейчас почти 70, и он до сих пор в очень хорошей спортивной форме, зимой плавает в проруби, на велосипеде ездит. Меня закалял сурово: я бегал с ним по снегу босиком. Конечно, мне этого совсем не хотелось, но папа брал меня на «слабо». И я перебарывал себя, чтобы доказать: нет, не слабо… Хотя на самом деле в отличие от своего брата-спортсмена, всерьез занимавшегося легкой атлетикой, я был тюфяком. Генка старше на пять лет, и рядом с ним я рос как у Христа за пазухой — во дворе меня никто не мог обидеть, потому что Гена меня оберегал, охранял. А он по сути своей лидер. На него всегда все ориентировались, прислушивались к его мнению, побаивались. (Смеясь.) Мой черный день настал, когда брат ушел в армию. Тут-то сверстники оживились: «А-а-а, ну что, теперь попался?!» Но остались же Генины друзья, которые тут же взяли надо мной шефство.

Сейчас Геннадий в полном порядке: у него прекрасная жена, двое замечательных детей, он занимается каким-то бизнесом, связанным с автомобилями, — для меня это все темный лес.

— Вы так же, как и брат, не избежали призыва в армию?

— Меня не взяли по состоянию здоровья. Дело в том, что я родился с экземой. А это хроническое воспаление кожи лечить невероятно трудно. Много лет мучился — чесалось все тело, лицо, и это был какой-то ужас. Чем только меня не лечили! Разумеется, опять же тяжелее всех досталось маме — не объяснишь же ребенку, что чесаться нельзя, а я расчесывал кожу до крови. Иногда ей даже приходилось меня связывать. Ради того, чтобы сын находился под постоянным наблюдением врачей, мама пошла работать сестрой-хозяйкой в лечебный комплекс МОНИКИ.

«Даже в самом раннем детстве не хотел быть ни танкистом, ни космонавтом, ни милиционером. Всегда знал: буду только артистом»
«Даже в самом раннем детстве не хотел быть ни танкистом, ни космонавтом, ни милиционером. Всегда знал: буду только артистом»
Фото: Фото из семейного альбома

Ложилась со мной в больницу, водила на консультации к медицинским светилам, лечила всеми возможными и невозможными способами и… вылечила-таки. Теперь эта экзема только иногда, когда я особенно сильно понервничаю, может появиться на ногах, но я уже знаю, как с ней бороться. Убежден: победить такой тяжелый недуг удалось только благодаря маминым усилиям и ее бесконечному терпению.

— Это родители направили вас в сторону актерской профессии?

— Пожалуй нет. Очень во многом определила мою судьбу женщина, которая не была мне родной по крови, но она стала для меня невероятно близким человеком, я всегда называл ее бабушкой. Когда родители переехали в новую квартиру, Марина Яковлевна оказалась нашей соседкой и очень сдружилась с мамой.

Своих детей у нее с мужем не было, и она сильно привязалась ко мне — с того момента, как встретила меня из роддома. Я ее просто обожал. Она много занималась со мной, всегда во всем поддерживала, за любым советом я первым делом обращался к ней. Не только в детстве, но и став взрослым, когда уже окончил институт, поступил в театр. Работала Марина Яковлевна в издательстве иностранной литературы «Прогресс». Я никогда не видел ее ненакрашенной, без прически. Всегда на шпильках, в роскошных туалетах, в окружении огромного количества издательской публики. И эти интереснейшие беседы о творчестве в клубах сигаретного дыма… Мои бабушки жутко ревновали меня к ней. Ну действительно, что это такое? Совершенно ненормальный мальчик, не понимает, что родные бабули важнее какой-то посторонней женщины.

Разумеется, тоже пытались принимать участие в моей жизни, складывалось даже ощущение, словно соревновались в этом, и я их очень любил и дорожил таким ко мне отношением, но… С Мариной Яковлевной у меня была какая-то особенная духовная близость. Ее уже давно нет в живых, но я все равно ощущаю боль утраты. Для меня это невосполнимая потеря… Она всегда поддерживала меня в моем желании стать артистом. А другого у меня никогда не было. Даже в самом раннем детстве не хотел быть ни танкистом, ни космонавтом, ни милиционером. Всегда знал: буду актером и тогда смогу быть кем угодно — и космонавтом, и танкистом, и милиционером, поэтому всегда хотел заниматься только актерским ремеслом. Мне нравилось лицедействовать, я всех во дворе развлекал своими показами других людей.

Одна женщина у меня особенно хорошо получалась. Вообще-то я ее панически боялся и, когда она, похожая на Бабу-ягу, выходила из подъезда, прятался. Но стоило ей скрыться из виду, начинал ее изображать. К общему восхищению дворовых зрителей. И в школе я постоянно мешал педагогам — вечно кривлялся, хохмил, всех веселил, передразнивал, но мне как-то все прощали. Любили меня почему-то. К тому же я сразу заявил о том, что буду артистом... Как-то на контрольной по математике учительница спросила: «Максим, почему ты ничего не делаешь?» И я ответил: «А мне в театральном институте математика не понадобится». «Но как же ты деньги будешь считать?» — засмеялась она. — «Ну с этим-то как-нибудь справлюсь». Не знаю, как я вообще получил оценки в аттестат по негуманитарным предметам, при том что даже списать нормально не мог ни физику, ни химию, ни алгебру…

«Бывает, что женщина, влюбившись, потом вдруг неожиданно перегорает и находит себе другого. У меня очень часто именно так завершались романы. Сначала все замечательно, любовь до гроба, а потом вдруг оказывается, что дураками были оба. Вернее, в дураках остается мужчина»
«Бывает, что женщина, влюбившись, потом вдруг неожиданно перегорает и находит себе другого. У меня очень часто именно так завершались романы. Сначала все замечательно, любовь до гроба, а потом вдруг оказывается, что дураками были оба. Вернее, в дураках остается мужчина»
Фото: Марк Штейнбок

Понимаете, я не выбирал свою профессию, просто все время шел к ней.

— А каким образом вы вытянули свой звездный билет, получив главную роль в «Глухаре»?

— Мне позвонили, сказали: «Приезжайте, хотим попробовать вас на роль милиционера». А я когда-то дал себе зарок: «Вот кого ни за что не буду играть, так это милиционера. Столько сейчас сериалов про милицию, что, и я в ту же обойму встану? Не-е-т, это не для меня». Ну и, разумеется, стал отказываться от предложения. Меня начали уговаривать и уговорили-таки. «Ладно, — говорю, — приеду посмотрю, что за роль…» Через час перезванивают: «Ой, не приезжайте, мы утвердили другого артиста». Безо всяких «извините», «поймите», «такая ситуация сложилась…» Так неприятно стало.

«Ну и пошли вы! — думаю. — Это же вообще наглость. Все-таки я уже состоявшийся артист, какую-никакую, но известность имею (12-серийный фильм «Карусель», где Максим сыграл военного хирурга, работавшего в Чечне, прошел с большим успехом. — Прим. ред.). Ну и черт с вами, значит, не судьба…» Короче, пообижался некоторое время, а потом про эту историю забыл. Недели через две опять звонят: «У нас все изменилось, приезжайте, пожалуйста». Снова уговаривают. Я говорю: «Да вы что там, с ума посходили?! Не могу я приехать, у меня съемки и репетиции». После этого мне присылают сценарий. Читаю — здорово, очень нравится! Сразу представляю себе этого человека, понимаю, что это не игрушечный Джеймс Бонд, который будет просто бегать с пистолетом и раскидывать всех направо-налево... Короче, на пробы приезжаю подготовленным, уже войдя в образ.

А режиссера нет. Вместо него по студии ходит какая-то женщина — ассистент, наверное. Ну сыграл я несколько сцен и уехал домой в жутком настроении. «Да что ж такое! — возмущался, — О времена, о нравы! Режиссер даже не приезжает на пробу! Вообще хамство». На следующий день звонок: «Вас утвердили». Я говорю: «Это, конечно, замечательно, но режиссер-то в курсе, я когда-нибудь с ним увижусь?» Пауза. «Как?! Так вы же уже виделись. Гузель Киреева, которая смотрела пробы, и есть режиссер». Я просто опешил: «О-о, дело, оказывается, обстоит еще хуже: баба режиссер — это все, кранты. Нет, точно не пойду туда сниматься». Но потом прочитал еще несколько серий, пообщался с Гузелью и... начал работать. Правда, мы с ней друг к другу притирались долго, она с опаской смотрела на меня, я — на нее. Ведь именно Гузель хотела видеть в этой роли другого артиста, но ей на НТВ сказали: «Нет, тот не годится, давайте еще кандидатуры».

И в результате утвердили Аверина. А сейчас мы с Гузелью очень дружны, просто обожаем друг друга. И хотя она уже не снимает «Глухаря», продолжаем тесно общаться, я даже в новом сериале «Где ты?», который она делает тоже для НТВ, записал саундтрек. А сам снял уже несколько серий «Глухаря» и еще проморекламу третьего сезона. Здорово начинать такое серьезное дело среди своих, когда люди в тебя верят. Ни разу никто меня ни в чем не упрекнул — ни за неопытность, ни за переработку, когда невольно возникала необходимость продлить смену. Наоборот, все говорили: «Не волнуйся, все снимем, как тебе нужно». За три года съемок мы конечно же друг к другу очень привыкли. Работаем ведь почти каждый день, практически без выходных. Снимаем по две серии за девять дней, смены бывают по 12, 14, 15 часов…

И, поверите ли, ни грамма усталости нет, я ее просто не чувствую.

— А что говорят родители по поводу ваших успехов?

— Они просто радуются за меня, а специально эту тему мы с ними никогда не обсуждали. В этом смысле мой прошлый день рождения был очень показательный. По традиция я 26 ноября всегда играю в театре. Вот и в прошлом году: утром была съемка, вечером отыграл спектакль, а после поехал в ресторан — отмечать. Мама встречала меня там, а папа был на спектакле, поскольку они принципиально не общаются, в ресторан он не поехал. Естественно, мои постоянные зрители тоже знали, что у меня праздник, минут десять не отпускали с поклонов, надарили море моих любимых белых цветов — машина была вся ими заполнена.

Отец наблюдал за всем этим, и я видел, каким счастливым было его лицо, он даже прослезился. И мне вспомнилось, как, когда после дипломного спектакля я вышел из училища с букетом, подаренным девчонками-сокурсницами, и сказал папе, присутствовавшему на нашем студенческом спектакле: «Пап, смотри, у меня цветы», — он ответил: «Я хотел бы увидеть, будут ли тебе дарить цветы в театре». Увидел… Тот день рождения вообще был какой-то особенно замечательный. Столько народу собралось. Брат конечно же приехал, друзья-бизнесмены, несмотря на то что назавтра им в восемь утра надо быть в офисе, коллеги-артисты, тоже уставшие после съемок и спектаклей, даже Машка Порошина, уже глубоко беременная, добралась. А у меня в ту ночь было столько энергии, что в ресторане я ни разу не присел, до семи утра танцевал без передышки. А под утро мама, вообще-то скупая на похвалы, вдруг сказала: «Сыночек, ты у меня самый-самый лучший!»

И так у меня хорошо стало на душе…

— Максим, по части личной жизни вы, кажется, совсем не похожи на своих родителей, о которых так трогательно рассказываете. В 34 года — ни семьи, ни детей…

— Может, это и ужасно прозвучит, но я всегда был и сейчас остаюсь очень любвеобильным человеком. Буквально бросаюсь из крайности в крайность. Страшно себя за это корю, но ничего не могу с собой поделать — очень уж мне нравится влюбляться. Причем часто влюбляюсь совершенно не в тех, в кого следовало бы. Что, разумеется, приносит мне в жизни много проблем. Это моя большая беда. А впервые я по-настоящему влюбился, когда заканчивал школу. В девочку на год меня моложе.

Все было очень серьезно, прямо такая любовь любовей случилась. Жениться собрался. И даже родители уже дали согласие на наш брак. Так что мы ждали только совершеннолетия. Но после окончания школы у меня началась совсем другая жизнь, особенно все перевернулось, когда поступил в институт. Наконец-то я оказался в той атмосфере, о которой всегда мечтал, зажил жизнью, в которой мне было безумно хорошо, среди людей, существующих со мной на одной волне. А моей возлюбленной все это было совсем неинтересно. Постепенно стало очевидно, что мы с ней совершенно разные. Какое-то время мы еще по инерции повстречались, а потом отношения сами собой просто сошли на нет. Без всяких выяснений, объяснений и взаимных упреков…

Учиться я всегда хотел только в «Щуке» и был уверен: как только приду, все меня ка-а-ак увидят и воскликнут: «Вот он пришел, тот, кто нам нужен!»

Ан нет. Не тут-то было. Никто мной не восхитился, и… я пролетел мимо. После этого понял, что слеганца ничего не получится, и начал готовиться к поступлению всерьез. А работать устроился в сельскохозяйственную библиотеку — книжки раскладывал в огромных хранилищах. Концерты для сотрудников устраивал — пел им песни, стихи читал. Опять же, меня все любили и все мне прощали — и опоздания, и прогулы. А через год я сказал себе: «Либо сейчас, либо никогда» — и… поступил. Мечта сбылась. И еще мне страшно повезло: я попал на курс к великолепному педагогу — Марине Александровне Пантелеевой, женщине редкого педагогического дара, необыкновенно острого ума, с потрясающим юмором. Да и курс у нас подобрался очень интересный: Маша Порошина, Антон Макарский, Оля Будина, Димка Мухамадеев, Олег Кассин…

«Я не умею страдать, ненавижу это дело. Считаю, что все эти страдания и стенания надо не культивировать в себе, а… вырабатывать»
«Я не умею страдать, ненавижу это дело. Считаю, что все эти страдания и стенания надо не культивировать в себе, а… вырабатывать»
Фото: Марк Штейнбок

Театральный вуз — это круглосуточное существование вместе. С раннего утра и до позднего вечера учеба. А по ночам бесконечные встречи, постоянные тусовки в общежитии, откуда я просто не вылезал, ночные репетиции. Сейчас даже не понимаю, как мы умудрялись все совмещать. Не говоря уж о череде романов, в которые я всякий раз окунался с головой. На втором курсе не нашел ничего лучше как влюбиться в четверокурсницу. Все у нас было прекрасно, но я совсем потерялся в своей влюбленности, стало вообще не до учебы, чуть было не вылетел из института. А запросто мог бы пострадать, и все из-за своей влюбчивости. Говорю же, это моя беда. Теряю голову, а потом, опять же — раз, и все заканчивается.

— Из-за чего? В какой-то момент вдруг понимаете, что это не ваш человек?

— Не знаю, что ответить. Не вправе я сказать про человека: это не мое. Как?! Я же был с ней счастлив, радовался любой возможности встретиться, наслаждался тем, что мы круглосуточно существовали вместе, и... вдруг все прошло. Почему? Не объяснишь, просто так получается. Про себя могу сказать одно: я никогда не буду искусственно поддерживать отношения, дабы не врать.

— Ну хорошо, вы разлюбили, ваши чувства перегорели, остыли, но женщины-то, с которыми вы были близки, продолжают любить, хотят продолжения отношений. С такими ситуациями не сталкивались?

— А почему вы именно так ставите вопрос?

Почему думаете, что именно я пытаюсь кого-то оставить в одиночестве? Это большая неправда. Не предполагаете, что бывает еще и обратная сторона, когда, наоборот, женщина, влюбившись, потом вдруг неожиданно перегорает и находит себе другого? У меня, кстати, очень часто именно так завершались романы. Сначала все замечательно: постоянство, верность, любовь до гроба, а потом вдруг — раз, и оказывается, что дураками были оба. Вернее, в дураках, как правило, остается мужчина. Только многие женщины по природе своей очень хитры, им нравится выступать в роли жертвы, хотя на самом деле они просто-напросто коварные соблазнительницы, растаптывающие наши доверчивые мужские сердца… (Улыбаясь.) Так что оставьте вы эту свою женскую солидарность.

— Максим, а сейчас вы находитесь в состоянии влюбленности или у вас пауза и вы в ожидании любви?

— У меня сейчас любовь. Правда, как поется в песне, «любовь никогда не бывает без грусти. (С улыбкой.) Но это приятней, чем грусть без любви…» Исходя из моего жизненного опыта я пришел к такому выводу: любовь — это эгоцентричное чувство. Отнюдь не альтруистичное. Ну согласитесь, все мы хотим, чтобы любимый человек был постоянно рядом. Хотим владеть им полностью, безраздельно. То есть желание одно — чтобы нам было лучше. И чем глубже отношения, тем, к сожалению, все чаще звучат фразы типа: «Ты принадлежишь только мне и больше никому». И никакие объяснения — «Но у меня же дела, дом, работа, обязательства...» — не проходят. Так? Так. А это и есть эгоцентризм. Да, чувства взаимные, но я не знаю, как реагировать на некоторые ситуации.

«У нас настоящая итальянская семья»
«У нас настоящая итальянская семья»
Фото: Марк Штейнбок

Скажем, мне говорят: «Я люблю тебя, ну пожалуйста, останься сегодня со мной. Не уходи, я же буду без тебя скучать». Отвечаешь честно: «Я тоже тебя люблю и очень хочу остаться, но не смогу, у меня работа, а это тоже моя жизнь. Подожди». Нет, не желает. Ну что тут делать? Не станешь же расставлять приоритеты: на первом месте у меня работа, на втором — мама, на третьем — ты. Не относишься же к любимой женщине, как к существу неопределенного рода, которому в моей жизни уготовано какое-то место. Но что же поделать, если это все есть в моей жизни, а близкий человек не хочет этого понимать? И при этом я продолжаю этого человека любить. Это химия, нельзя же заставить себя разлюбить…

— А почему вы никогда не появляетесь на светских мероприятиях с любимой женщиной — не хотите показывать?

— Нет, это она показываться не хочет, избегает.

А я уважаю ее желание. Она по сути своей человек очень скромный, совсем не публичный. Занимается бизнесом, то есть по роду своей деятельности с миром кино и театра не связана никак, хотя и кино, и театр, и вообще любой вид искусства любит бесконечно. И прекрасно во всем этом разбирается. Но от светской жизни очень далека.

— Максим, вы тяжело переживаете разрывы отношений?

— Я не умею страдать, ненавижу это дело. Считаю, что все эти страдания и стенания надо не культивировать в себе, а… вырабатывать, что ли. Поэтому сразу же пытаюсь уйти в работу. Вот там в моей душе и идет переработка.

Сейчас, слава Богу, работы много, поэтому все свои переживания могу выплеснуть в ролях. Терпеть не могу сидеть сиднем на месте, мне просто тяжело. Из-за этого и выходные не люблю. Если провожу день в безделье, просто тупо пролежав на диване, потом ненавижу себя за это. Нет, такое времяпрепровождение совершенно не мое. Мне нравится все время что-то делать, куда-то ехать, лететь — короче, мне нужно постоянно быть в состоянии движения.

— Интересно, а как вы ухитряетесь совмещать такой насыщенный график съемок с работой в «Сатириконе», тем более что Райкин, как говорят, не поощряет работу артистов его театра в кино?

— Константин Аркадьевич не отпускает кого-то на съемки только в том случае, если это идет в ущерб работе в театре.

А я никогда театр не подвожу. Поэтому часто снимаюсь ночью, а в десять утра уже стою на сцене и работаю на полную катушку. Я очень рад, что попал в «Сатирикон». И вот уже тринадцать лет считаю, что работаю в лучшем театре Москвы.

А ведь был период, когда собирался отсюда уходить. Придя в «Сатирикон» после института, полный надежд, очень быстро понял, что меня особо никто не ждал. Взяли, можно сказать, для мебели. А мне-то было жутко оскорбительно осознавать, что Константин Аркадьевич не делает на меня ставку. Помыкался я в массовках, поиграл неинтересные роли — разумеется, о главных даже речи не было, и пошел к худруку на разговор. Сказал: «Я вижу, что не очень-то вам и нужен, наверное, мне лучше уйти...» Константин Аркадьевич спрашивает: «А ты куда-то конкретно хочешь уходить?» «Нет, — говорю, — просто чувствую, что здесь не развиваюсь, а я так не могу, мне вперед двигаться хочется, я горю желанием работать».

«Мама даже в самых трудных ситуациях говорила мне: «Сыночек, ничего не бойся и улыбайся!» Самое интересное, что мне это удается»
«Мама даже в самых трудных ситуациях говорила мне: «Сыночек, ничего не бойся и улыбайся!» Самое интересное, что мне это удается»
Фото: Марк Штейнбок

И он сказал: «Подожди, не спеши». Может, просто хотел успокоить меня в тот момент, но я прислушался к его мнению. И не пожалел об этом. В 2002 году все радикально изменилось — в наш театр по приглашению Райкина пришел питерский режиссер Юрий Николаевич Бутусов с пьесой Ионеско «Макбет» и выбрал меня на очень серьезную роль Банко. Спектакль просто взлетел, стал событием театрального сезона, зрители в нашем зале буквально на люстрах висели. Потом еще интересные роли появились… И это для меня очень ценно. Я и в кино снимаюсь там, где мне интересно. Вот в «Глухаре» на самом деле работаю с огромным удовольствием. Очень нравится ироничная интонация фильма и то, что герои сериала — не картонные персонажи, а живые люди, обычные, ну точно такие же, которых мы с вами видим каждый день.

И что удивительно: даже Сергей Юрьевич Юрский смотрит «Глухаря». Когда я услышал, как он сказал об этом в интервью, сразу же перезвонил ему: поблагодарил за то, что так позитивно отозвался о моей работе. И Константин Аркадьевич Райкин недавно сказал мне: «Знаешь, и я подсел». Мне было очень приятно.

— Не опасаетесь, что ваш успех может быть скоротечен? Ведь понятие конкуренции в вашей профессии очень актуально, да и популярность, как известно, дама ветреная.

— Хотите верьте, хотите нет, но мне вообще чуждо чувство конкуренции. Не потому, что думаю, будто я такой офигительный, просто мне никогда не было интересно ни с кем ни в чем конкурировать.

Я слишком зациклен на себе. Только поймите правильно: не из-за того, что, как говорится, «прусь» от себя, а потому что все время хочу сделать движение вперед. Мне успех вчерашнего дня уже не интересен, для меня важно идти дальше. И я так считаю: если человек достоин успеха, счастья, значит, все это само к нему придет. Педагоги в институте говорили нам: «Шанс дается каждому, надо просто быть к нему готовым — вовремя заметить его, увидеть, услышать». Я был готов — давно, с самого детства. При этом никогда ничего специально не делал для того, чтобы ухватить свой шанс, — не бродил по коридорам киностудий, не просиживал часы в буфете, чем занимаются многие студенты в надежде на то, что кто-то обратит на них внимание. Я никогда не считал возможным навязывать дружбу нужным людям. И сейчас я остаюсь на таких же позициях.

Ничего не планирую, ничего не ожидаю. Просто живу сегодняшним днем. Клянусь, ни разу не ходил к гадалкам, не пытался узнать, какая у меня Судьба. Я уверен: есть там наверху Некто, который знает про меня все. Он и управляет моей Судьбой. Так что я по жизни фаталист. И ко всем неприятностям отношусь философски. По примеру моей мамы, которая никогда не ныла, не жаловалась, а наоборот — как бы тяжело ей ни было, улыбалась! И в самых трудных ситуациях говорила мне: «Сыночек, ничего не бойся и улыбайся!» Самое интересное, что мне это удается. Ее наставление стало девизом всей моей жизни. Я ничего не боюсь и улыбаюсь!

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Таро-гороскоп на апрель 2024 года для всех знаков зодиака
Апрель станет непростым месяцем. С первых дней Меркурий развернется и пойдет в обратном направлении, поэтому многие знаки окажутся перед выбором или их дела начнут буксовать. Каждому представителю зодиакального круга не помешает помощь или хотя бы совет. Карты Таро укажут правильный путь для каждого, с этими рекомендациями вы сможете избежать проблем и даже выбиться в лидеры.

Таро-гороскоп на апрель 2024 Овен




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог