Лариса Гузеева: «Я каждый день прошу прощения у сына»

В откровенном интервью актриса и телеведущая рассказала о проблемах с воспитанием детей, с которыми может столкнуться каждая любящая мать.
Екатерина Филимонова
|
Ирина Стрельникова
|
20 Января 2016
Лариса Гузеева
Лариса Гузеева
Фото: Филипп Гончаров. На Ларисе блуза Marina Rinaldi

«С сыном, когда он был маленький, я выясняла отношения так, будто он мне муж или по крайней мере ровесник. Не лучший период был в моей жизни, слишком нервный, и я срывалась на ребенке. Я очень виновата. Дорого бы я сейчас дала за то, чтобы у Георгия в некоторых местах стерлась память», — признается Лариса Гузеева.

— Лариса, видела в Интернете фото вашей дочки с выбритыми висками. Вы ей разрешаете экспериментировать с внешностью? Ей ведь только 15 лет.

— Зачем же я буду ей запрещать что-то такое, что мне самой в свое время безуспешно пытались запретить в школе? Лельке, как всем девчонкам в ее возрасте, не безразлично, как она выглядит. Помню, когда она была маленькая, надевала колготки на голову — это были ее две косички (я ведь всегда ее коротко стригла). Какие-то бусы еще навешивала, красила губы, пудрилась. Моя мама, педагог с 40-летним стажем, возмущалась: «Бедный ребенок, она себе кожу испортит». Но я заступалась: «Мам, да пусть красится, у меня качественная косметика». А что было, когда Лелька волосы в синий и розовый покрасила! Мама ругалась: «Вот почему ты ей это разрешаешь в 11 лет?» Но во-первых, Лелька так экспериментировала во время каникул — перед школой она все это смыла. А во-вторых, я считаю, что лучше она сделает то, что захочет, под моим присмотром, хорошей краской, у хорошего специалиста, чем будет от меня прятаться и все равно покрасится.

Помню, что было, когда я в 9-м классе перекисью водорода осветлила челку. Пришлось маме наврать, что это я на уроке химии случайно вылила на себя реактив. Потом я сама себе прокалывала уши: взяла самую толстую швейную иголку, вставила в нее шелковую нитку (мне девчонки сказали, что надо обязательно шелковую), продезинфицировала все это мамиными духами «Красная Москва»... Но проколоть мочку уха оказалось труднее, чем я думала. Больно же! Намучившись с одним ухом, другое я прокалывала уже немного в другом месте, где мочка потоньше. Так что получилось не особо симметрично. Ну а чтобы мама не увидела этого безобразия, я надела платок. Но она меня, конечно, быстро раскусила. Спрашивает: «Что там у тебя?» — «Ничего». Но она все-таки заставила меня показать ей мои опухшие уши, как в фильме «Синьор Робинзон». А в них — колечки из нитки, чтобы дырочки не зарастали. Эти колечки нужно было еще каждый день проворачивать, всякий раз смачивая «Красной Москвой». Неужели мне нужно было свою дочь обрекать на что-то подобное? Естественно, когда она сказала, что хочет проколоть уши, мы с Игорем (муж актрисы — ресторатор Игорь Бухаров. — Прим. ред.) повели ее в самый классный тату-салон. Причем она хотела сделать семь сережек.

Лариса Гузеева
Лариса Гузеева
Фото: Филипп Гончаров

Дело было в Израиле. Мастер — огромный лохматый израильтянин, весь в тату, сказал ей: «Никто не прокалывает сразу так много. Это же больно. Давай сегодня только одну дырочку сделаем, остальные — в другой раз». А Лелька ему: «Нет, давайте сразу». Мы стояли рядом, слышали этот ужасающий скрип прокалываемой плоти... Игорь чуть в обморок тогда не упал. А Лелька сидела, терпела, ни звука, ни слезинки... Только бледная очень была. Мастер ей сказал потом: «Молодец. Всегда так делай: если что-то решила — иди до конца, терпи и сама отвечай за свое решение». Вот и мне кажется, что важнее всего именно это — научить ребенка отвечать за свое решение. Зачем я по любому поводу буду ей говорить «нельзя»? Почему — нельзя? Нельзя пальцы в розетку засовывать. Нельзя грубить соседу, нельзя в 16 лет не прочитать «Войну и мир», нельзя делать то, что ранит других людей. А волосы покрасить, уши проколоть — можно. Тем более что это все ей идет, вписывается в ее стиль — она у нас такая немного пацанка, девочка-воин. Ирландскими танцами занимается... А вот тоннели делать я ей запретила, так же как и прокалывать нос или губу. Никакого членовредительства, по крайней мере до 18 лет! Хотя она пыталась сделать тоннель. Но это — процесс долгий, большую дырку растягивают за несколько раз.

И вот я все это решительно пресекла на начальном этапе. Смотрю, она руку держит у уха, что-то закрывает. Спрашиваю: «Что там у тебя?» Отвечает: «Ничего». Тут я испытала какое-то дежавю. Ну вот точно как я тогда с платочком. Ну, заставила ее всю эту дрянь вынуть из уха. Я вообще считаю, что надо действовать именно так: понапрасну не запрещать, но если уж нет — так нет, уговаривать меня бесполезно. Мне кажется, это унизительно для ребенка — позволять ему что-то выпрашивать, сто раз сказать нет, а на сто первый вдруг согласиться.

— А с косметикой у Лели сейчас как? Не злоупотребляет?

— Она-то не злоупотребляет. Дома может поэкспериментировать, оторваться. Прочтет в Интернете, как сделать макияж в стиле 60-х, — попробует, нам покажется, потом смоет. Она очень адекватно относится к этим вещам — сама прекрасно понимает, что на людях ей ярко накрашенной появляться рано. Вот кто злоупотреблял косметикой — так это я в юности. Мама моя не красилась никогда в жизни и мне не разрешала. Так что я косметику в большой тайне хранила у подружки. Мы красились и шли куда-нибудь на дискотеку, а потом я умывалась ледяной водой на улице и домой заходила всегда с красными глазами. Мама спрашивала: «Дочка, ты опять плакала?» Я говорила: «Опять». Хорошую косметику тогда очень трудно было купить.

Лариса Гузеева с семьей
Лариса с семьей: мамой Альбиной Андреевной, мужем Игорем Бухаровым и дочерью Ольгой
Фото: Марк Штейнбок

Это потом уже, в Ленинграде, когда я в институте училась, мы у фарцовщиков брали косметические наборы «PUPA» в красной пластиковой коробке: тени, карандаши, румяна, тон. Да за это душу, казалось, не жалко продать! А недавно мы с дочкой были в Вене, гуляли по городу и зашли в какой-то огромный косметический магазин. И я смотрю: целый стенд этой самой «PUPA». Говорю: «Боже мой, Леля, как мне хотелось это все в 20 лет!» Ну а в школьные времена, в Оренбурге, где мы с мамой жили, косметику можно было достать только на рынке у цыган. Но тут открывать газопровод Оренбург — западная граница СССР к нам в город приехало много иностранцев. И вот мы у болгар накупили польской присыпки для удлинения ресниц «Поллена». Нужно было сначала накрасить глаза тушью, потом кисточкой нанести эту «Поллену», которая все время летела в глаза... Но зато ресницы наращивались до бровей. А если в ночь с субботы на воскресенье их не смывать и спать так, то в воскресенье, наложив еще слой туши, можно было поднять ресницы, как у куклы, выше бровей. Они становились как палочки.

Остальной макияж делался так: на лицо накладывался коричневый тон «Балет» (шея при этом оставалась белой). На веки — синие тени. Губы сначала обводились коричневым контурным карандашом, потом сверху красились перламутровой помадой. Юбку при этом полагалось носить не просто короткую, а такую, про которую мой покойный отчим говорил: «Ну и юбка. Ноги уже закончились, а она еще не началась». Садясь в такой юбке где-нибудь в автобусе, приходилось прикрываться сумочкой, которую я клала, ну скажем так, на колени. Чтобы по лестнице подняться, надо было сумку держать сзади, на попе. И ко всему этому, еще и выбеленная челка набок! В общем, я была самой модной в школе. (Смеется.) Теперь фотографии того времени я даже не показываю никому.

Еще мы у тех же болгар покупали духи «Болгарская роза». И джинсы «Левис». Проблема была в том, что джинсы эти стоили 200 рублей — баснословно дорогая вещь! И если на остальное удавалось скопить за счет денег, выданных мамой на школьные обеды, или заработать, нося какой-нибудь пенсионерке продукты из магазина за 20 копеек, то на джинсы пришлось просить у мамы. А у нее, школьного завуча, зарплата была 90 рублей. Сколько нервов, сколько здоровья стоили моей бедной маме эти джинсы! Хорошо, что мои дети росли уже в других условиях.

Лариса Гузеева
«Мужчин вокруг меня было множество — просто табуны. Но я чувствовала себя абсолютно одинокой. Отношения в жанре «Мы странно встретились и странно разойдемся». Разве это жизнь? Только когда у меня появились дети, я избавилась от одиночества»
Фото: Филипп Гончаров. На Ларисе пиджак Marina Rinaldi

— Сын тоже экспериментировал с внешностью?

— У Георгия есть татуировки, но он их начал бить уже во взрослой жизни, в 19 лет. И, кстати, первая была с моим именем: латинскими буквами «Лара». А у мужа татуировка на плече — мой портрет.

— А почему Георгий выбил слово «Лара», а не «мама»?

— Но ведь Георгий у меня — грузин. У них так принято — обращаться ко всем по имени. Он отца своего (сценариста и актера Каху Толор­даву. — Прим. ред.) Кахой зовет. Мою маму — Альбиной, вторую, грузинскую бабушку — Далей, и Игоря, который его с шести лет воспитывал и который ему как отец, — Игорем. А уж как я его просила меня мамой называть! И в конце концов уговорила. Помню, мы с Георгием, ему тогда лет семь было, оказались где-то на рынке, и вдруг он в первый раз мне сказал: «Мама». Я бросила сумки в грязь, опустилась на колени, чуть не кричала от радости: «Да! Я — мама! Пожалуйста, зови меня так. Георгий, понимаешь, меня все зовут Лара, и только один человек на земле меня может называть мамой — это ты...» (Лельки тогда еще не было.)

Я вообще — «резко континентальная». Либо падаю на колени со словами: «О Боже, благодарю Тебя, что Ты мне дал таких детей», либо говорю им какие-то жесткие вещи, а потом сама себя страшно ругаю. Всегда разговаривала со своими детьми как с ровесниками. А это же неправильно! С Георгием, когда он был маленький, я выясняла отношения так, будто он мне муж. Ему, допустим, лет десять, а я, за что-то на него рассердившись, ухожу в свою комнату, рыдаю, бросаюсь на кровать, а он идет за мной, садится на краешек... Я говорю: «Все, я не хочу тебя слушать». И убегаю в ванную, а он стоит там под дверью и просит: «Мама, открой». Словом, страсти бушевали. Сейчас я понимаю — я очень виновата. Хоть руки никогда не распускала, но была несдержанна на язык и, боюсь, ранила сына сильно. Он же был всего лишь мальчик, ребенок, зачем я к нему с такими требованиями? Дорого бы я сейчас дала за то, чтобы у Георгия в некоторых местах стерлась память...

— Но он простил вас?

— Говорит, что простил. Но иногда что-то у него такое проскакивает. И это единственное, что не дает мне сегодня быть абсолютно счастливой. Потому что я сама себя грызу. Не было ночи, чтобы я не вспоминала и не просила мысленно у сына прощения. Как, например, я его одного отправила в парикмахерскую в девять лет, а потом мне не понравилась стрижка, и я закатила такой скандал! Господи. Из-за волос, которые все равно же отрастут... Девятилетнему мальчику... Как же теперь об этом жалею...

Лариса Гузеева и Никита Михалков
С Никитой Михалковым в фильме Эльдара Рязанова «Жестокий романс». 1984 г.
Фото: МОСФИЛЬМ-ИНФО

— А с Лелей таких ошибок уже не допускали?

— Лелькой моя мама в основном занималась. Мама ведь переехала ко мне, как только овдовела. И сказала: «Когда ты была маленькой, я все время была занята, я работала. И многого тебе недодала. Теперь я хочу все компенсировать. Строй карьеру, работай, отдыхай. Дом я возьму на себя». И она так и сделала. Занималась и домом, и детьми, пока я работала на трех работах. В результате именно бабушку Лелька до сих пор зовет мамой. А ко мне она обращается: «Лара, ой, то есть мама…» Когда-то меня это обижало, и очень сильно. Я страдала. В приступе дикой ревности кричала: «В этом доме я хозяйка, и этому ребенку я мать, одна-единственная». Они молчали, глаза в пол. Но я не сдавалась — мне казалось, что вот она увидит, что я ее воспитываю, интересуюсь ее судьбой, — и поймет, что я ей мать, и станет меня любить. Но я делала только хуже...

Спрашиваю недавно Лелю: «Что ты про меня думала, когда была маленькая?» Она ответила: «Ну, я тебя любила, только не знала об этом. Ты приезжала и сразу начинала меня воспитывать, влезала ко мне в комнату, давала какие-то распоряжения. И я думала: «Да какое она имеет право?!» Очень на тебя злилась. И плакала». Конечно, я чувствовала это дело, мне хотелось как-то срочно, одним махом все изменить. Я покупала дочери подарки, много красивых вещей. Я ведь это умею — одежду покупать, и всегда попадаю в размер (и детям покупаю без примерки, и маме). Но что бы я дочери ни дарила — в наших отношениях это ничего не меняло. Помню, однажды из Владивостока я привезла очень много икры. Радовалась: Лелька отъестся, она же икру любит...

И вот проходит пара дней, я утром встаю, а Лелька с бабушкой на кухне завтракают. И вдруг я слышу, дочь говорит: «Мам, ешь скорее. Она идет». Я услышала, и меня как обожгло. Будто это не для них я везла икру эту, будто мне может быть для них чего-то жалко… Не знаю уж, с чего Лелька такие вещи придумывала. Знаю только, что это не бабушка ее по­дучала — нет, моя мама на меня не наговаривала, она же меня любит, и я ее люблю. Я ей очень благодарна, что она занималась моими детьми (иначе ими бы занималась, пока я работаю, какая-то посторонняя няня, чего хорошего?). И тем не менее я получила то, что получила. Именно бабушку мой ребенок воспринимал как маму. Я помню, как Лелька сидела у бабушки на коленях, разглаживала ей морщинки на лице и говорила: «Какая же ты красивая». А ко мне села как-то на колени и говорит: «А вот ведь не бывает так, чтобы у одной девочки было две мамы». Я обрадовалась: «Конечно, не бывает, доченька». А она: «Ну вот. Одна должна быть мама, а другая — не мама». Я радостно киваю: «Да, да» — и жду, что она закончит чем-то вроде: «Я поняла, настоящая мама — это ты». А она вместо этого: «Тогда можно я тебя буду звать бабуля?» Вот как на такое реагировать? Понимаете, я ведь всегда очень ее любила, как и сына. Просто, видимо, я не умею обращаться с маленькими детьми как надо. Вот, я помню, моя мама часами играла с Лелькой в куклы, а с Георгием конструкторы собирала. Я никогда этого не могла. Я сидела, никак не могла понять, что надо делать, в конце концов зевала...

Лариса Гузеева
«Мы с Лелей купили каких-то платьев, фантастически прекрасных, и в них пошли в кафе, самое роскошное — в отеле «Георг V». Официантка не выдержала и спросила меня: «А вы кто?» Лелька удивилась: «Мам, а чего это она?» Говорю: «Ну вот так мы с тобой выглядим. Как принцессы» Лобби отеля «Балчуг Кемпински Москва»
Фото: Филипп Гончаров. На Ларисе джемпер Allude, брюки Marina Rinaldi

Мы с мамой очень разные. Она — дипломатичная. А я жесткая, у меня — крайности. Помню, Леле было лет десять, когда мы с ней на море поехали, как раз с вашим журналом. Для меня было важно побыть вдвоем с дочерью. Я так маме и сказала тогда: «Не хочу больше никого брать. Нам с Лелькой нужно побыть наедине, чтобы только я и она. Дочь же меня совсем не знает, какая я на самом деле». Но Леля в той поездке только и делала, что скучала по бабушке. Спрячется от меня за колонну, чтобы я не видела, и тихо плачет, и бабушкину фотографию то целует, то кусает... Со всех сторон ее обгрызла, вся на нервах. При этом ребенок был такой тихий, не шумел, не баловался. Она даже пыталась быть веселой, чтобы я не задавала ей лишних вопросов. А у меня сердце от боли обрывалось: я же не слепая... У нас в номере была одна большая кровать. И однажды мы с Лелькой спим, я положила руку ей на лицо, а оно мокрое. Получается, она лежала и плакала беззвучно, вот как бабы плачут втихаря, чтобы мужей не злить. У меня и сейчас сердце останавливается, когда я рассказываю. Недавно я ей напомнила это, а она в ответ: «Да что, ты мне всю жизнь теперь это будешь вспоминать? Я была маленькая, это было сто лет назад. Теперь-то все хорошо».

— То есть сближение между вами и дочерью все же наступило?

— Да, через год, когда я повезла ее в Париж. Сказала: «Я покажу тебе этот город, сделаю все, чтобы ты его полюбила. Ведь Париж — особенный город, в него либо влюбляешься навсегда, либо навсегда остаешься равнодушной». Так и вышло: теперь она все время просится в Париж. Та неделя получилась у нас замечательной. Мы все время играли в шпионок. (Улыбается.) Зайдем в магазин, купим одежды и несем ее в примерочную — переодеваться. Полностью там преобразимся, нацепим темные очки и выходим из кабинки. Я говорю: «Лелька, видишь, как все на нас смотрят? Они думают, что мы — шпионки на задании, мы же вышли не в том, в чем зашли». Никто, конечно, на нас не смотрел и не помнил, в чем там мы зашли в примерочную. Но Лелька мне верила, ей было весело в это играть. Еще мы валялись на траве у Эйфелевой башни (хорошо, что нас бабушка не видела и не переживала, что мы простудимся или нахватаем клещей). Мы постоянно наряжались во что-то красивое, хоть и не особенно теплое. Помню, купили каких-то платьев, фантастически прекрасных, и в них пошли в кафе, самое роскошное — в отеле «Георг V». Официантка нас обслуживала — невероятная красавица негритянка. Так она даже не выдержала и спросила меня: «А вы кто?» Видимо, я там одна была в шифоновом платье, парижане ведь не особенно наряжаются... Лелька удивилась и спрашивает: «Мам, а чего это она?» Говорю: «Ну вот так мы с тобой выглядим. Как принцессы». В какой-то день мы с ней отправились в Диснейленд. А Лелька у меня девочка бесстрашная, она на самых немыслимых аттракционах там каталась. Я-то от ужаса просто сознание теряла...

Лариса Гузеева
«Леле было лет десять, когда мы с ней на море поехали, как раз с вашим журналом. Я маме сказала тогда: «Нам с Лелькой нужно побыть наедине, чтобы только я и она». Но Леля в той поездке только и делала, что скучала по бабушке» Турция. 2009 г.
Фото: Марк Штейнбок

А когда мы ехали из Диснейленда в отель, я впервые в жизни не запуталась, куда идти, не потерялась. Я же во дворе собственного дома способна заблудиться, но тут была настолько внутренне собранна, что безошибочно держалась маршрута. Лелька говорит: «Мама, ну ты даешь! Как же ты так сориентировалась?» Зауважала, получается. (Смеется.) Ну а под конец она произнесла то, что я так давно хотела от нее услышать: «Мама, как хорошо, что я тебя наконец узнала». Вот так у нас все наладилось. И теперь я чувствую себя очень счастливой, когда Лелька, бывает, держит меня за руку и не отпускает, говорит: «Мам, ну поговори еще со мной, мам, ну побудь со мной». Ведь дети — это же самое главное! Без преувеличения скажу: я начала жить в 1992 году, когда родился Георгий. И потом моя жизнь стала вдвое богаче в 2000-м, когда родилась Леля.

— Ничего себе! У вас ведь и в юности была весьма интересная жизнь...

— О которой я и вспоминать не желаю. Мне интересен сегодняшний день. Никогда не стану, как некоторые актеры, кочевать из ток-шоу в ток-шоу и рассказывать, что в таком-то году играла пятого солдата слева. Может, мне еще просто рано предаваться воспоминаниям. И вообще, до того как появились дети, я была самой несчастной, самой запутавшейся, самой глупой. Жила совершенно инфантильно, одним днем, налегке, как говорится, на чемоданах (у меня ни дома, ни прописки не было тогда). Спускала все заработанное на шмотки, на косметику, на рестораны... Мужчин вокруг меня было множество — просто табуны. Но я чувствовала себя абсолютно одинокой. Трудно представить, но это так. Мужчины, которые меня добивались, были мне абсолютно не нужны, как и я им, по большому счету.

Отношения в жанре «Мы странно встретились и странно разойдемся». Разве это жизнь? Только когда у меня появились дети, я избавилась от одиночества. Вот год назад Лелька попросила показать мои старые фотографии — уж как мне не хотелось... Я вся покрываюсь испариной, когда вспоминаю прошлое. Ненавижу воспоминания! У меня все фотографии лежат в самом дальнем углу на антресолях. А что делать, если Лелька душу вынимает. Все покажи да покажи, какая ты до меня была. Ну, показала... Она сначала пришла в восторг: «Мама, у тебя, оказывается, целая жизнь была до меня!» А когда я ей стала что-то рассказывать, она сразу: «Мама, все, хватит, это из жизни взрослых, не сходи с ума, я еще маленькая, не хочу я это знать».

Лариса Гузеева с мамой Альбиной Андреевной, дочерью Ольгой и сыном Георгием
«Лелькой моя мама в основном занималась. В результате именно бабушку Лелька до сих пор зовет мамой. Когда-то меня это обижало, и очень сильно. Но я не сдавалась: мне казалось, что вот она увидит, что я ее воспитываю, интересуюсь ее судьбой, — и поймет, что я ей мать, и станет меня любить... Но я делала только хуже» С мамой Альбиной Андреевной, дочерью Ольгой и сыном Георгием
Фото: Марк Штейнбок

— Многое она потом в ваших интервью прочтет...

— Ну, все-таки я никого не убила, не предала, ничего не украла в своей жизни. Я же не могла сразу родиться взрослой женщиной, я же не кукла. И теперь не нахожу нужным это скрывать ни от Георгия, ни от Лельки. То есть, если к ним злая тетя с поджатыми губками подойдет и скажет: «Вы должны знать, что ваша мама…» — они ответят: «Знаем, знаем, и побольше знаем, чем ты, злая тетя».

— Георгий сейчас с вами живет?

— Нет, конечно, Георгию ведь уже 23 года. Он заранее предупреждал, что, как только ему исполнится 18 лет, уйдет из дома. И сдержал слово. Он с одной девочкой — Аней — уже шестой год вместе. Такой верный пацан оказался...

— Вы его выбор приняли?

— Конечно, приняла. Я же люблю своих детей, что я буду вторгаться в эту тончайшую материю. Я же не Бог, какое имею право? Это уже судьба. Они с Анькой часто приезжают в гости, практически каждые выходные — любят поесть вкусно, а я гениально готовлю. И мы за столом сидим, болтаем. Георгий — прекрасный сын. В 16 лет он поступил в Высшую школу экономики, в 21 год ее окончил. Теперь занимается рекламой.

— А Леля определилась, кем хочет быть? Ведь ей уже 15 лет.

— Пока не определилась. Как-то она мне заявила, что хочет быть гувернанткой в богатом доме. Мол, из нее получится отличная гувернантка, она же выросла в хорошей семье, знает иностранный язык как родной, танцует ирландские танцы... Я, конечно, схватилась за голову: какой ужас! Для этого разве и я, и отец на трех работах работали, чтобы наша дочь гувернанткой в чужой дом пошла? А Лелька ­удивляется: а что такого, мол? На самом деле она просто очень любит детей. И они ее любят. Во всех аэропортах, в ресторанах она находит малышей и занимается с ними. Летим в самолете — какой-нибудь ребенок обязательно сидит у Лельки на коленях, она его развлекает, и мамаша, конечно, в изумлении: за что ей такое счастье? Ребенок не орет, накормлен, напоен, развлечен. Такая вот добрая у меня девочка.

— Актрисой быть, значит, пока не хочет?

— Неизвестно. Одно могу сказать, Лелька — абсолютно моя копия в 15 лет. Мне иногда даже страшно становится. Думаю: ну, не может же она специально все это делать, она же не видела меня в этом возрасте. Просто у нее такая же нервная система, как у меня, такая же подвижная психика, такие же реакции. Вот, например, я в детстве маме устраивала сюрпризы. Мама у меня пугливая, как лань, могла чуть что и сознание потерять. И мне не лень было выжидать часами, сидеть в засаде. Помню, у нас холодильник стоял на кухне как-то очень странно — за ним можно было спрятаться. И вот я уже лошадь была, десятиклассница, и спряталась за этот холодильник. Потом приходит мама, раздевается, что-то такое делает, идет на кухню, ставит чайник, ну, все это, наверное, минут сорок заняло. И вот она наливает себе чай, садится, смотрит в окно. А тут я — совершенно бесшумно выхожу из-за холодильника и говорю: «Ой, мам, привет». В другой раз я встала на подоконник за закрытыми шторами. А мама не любит, когда окна зашторены. И вот она как домой пришла, сразу стала шторы раздвигать. А там я стою, скрестив руки. Мама опять — бах, и в обморок. Теперь примерно так же развлекается моя Лелька. Тут Игорь рассказал: «Прихожу домой поздно, вы все спите. Я очень боюсь вас разбудить. Стараясь не издавать никаких звуков, очень медленно раздеваюсь, на цыпочках прохожу на кухню, размышляя при этом, стоит ли открывать холодильник, чем-то шуршать...

Брат и сестра Ларисы Гузеевой: Георгий и Ольга
Брат и сестра: Георгий и Ольга
Фото: Фото из личного архива Ларисы Гузеевой

Свет, разумеется, не включаю. И тут на кухне в этой темноте прямо над ухом кто-то говорит: «У!» Лелька! Ну что за дети, что за люди? Да я же чуть не умер!» А что я могу ему сказать на это? Только что мы все такие — Гузеевы... Еще у нас и с дочерью, и с сыном общая черта — нам нужно обязательно до конца довыяснить отношения. Чтобы все было прозрачно, иначе мы просто заболеваем. Вот я иногда с Игорем поссорюсь, и он через секунду уже храпит. А я думаю: как же так можно? Я хожу, курю, не сплю, мне нужно вот прямо сейчас все решить, иначе меня не отпустит. И дети у меня такие же. Георгий тоже не может уснуть, пока он в обиде, пока не наступил мир. А дочери я, например, говорю: «Так, Лель, вечером придешь, нам нужно поговорить». — «Нет, мам, давай сейчас, не хочу я никакого вечера». — «Но это же не срочно, а ты сейчас спешишь». — «Не, не, я уже никуда не спешу, давай сейчас поговорим. Не могу я ждать». Вот и я всегда терпеть не могла, когда мать меня предупреждала: «Ну что, дочка? Сегодня у меня с тобой будет отдельный разговор». Я сразу начинала умолять: что угодно, только не отдельный разговор. Говори сразу. Я терпеть не могу все эти отдельные разговоры, неизвестности, сюрпризы — это все не для меня…

— Даже приятные сюрпризы не любите?

— Ненавижу просто! Никаких сюрпризов! Я настолько тревожная, беспокойная и нервная внутри, что просто не выдержу, не выживу. У Лельки тоже с сюрпризами как-то не складывается. Ездили мы на этот Новый год в Берлин. И там Игорь в магазине увидел звукоусилитель — какой-то профессиональный, супермощный, для дискотек площадью в 500 квадратных километров, наверное. И загорелся. Ну вот никогда ему ничего так сильно не хотелось, как этот усилитель. И дело даже не в том, что он дорогой. Хуже, что он огромный — как его домой везти? За провоз такого габаритного багажа денег уйдет больше, чем на покупку. И я Игорю сказала: «Ну что ты как ребенок? Зачем вообще тебе это нужно? Дома на полную мощность включишь — соседи умрут. А на неполную мощность использовать — зачем тогда такой огромный?» Муж со мной согласился. Он же ра­зумный человек. Но тут стали меня грызть сомнения: это что же получается? Мне самой захочется какие-нибудь сережки купить — и никто мне не говорит: «Зачем тебе очередные? Дорого». Наоборот, мне мгновенно их покупают. А тут родной муж, который никогда ничего для себя не просил и не хотел, в кои-то веки... Что же я как грымза какая-то себя повела? И стала я тогда Игорю говорить: «Слушай, но ведь ты хотел». А он мне: «Да нет, не надо, что я буду как ребенок». Тогда я снова: «Но ведь получается, что ты такой разумный, экономный, а я тогда кто? Сама что хочу покупаю, а тебе не позволяю». Словом, этот разговор стал у нас уже каким-то навязчивым. И вот утром 31 декабря я просыпаюсь с мыслью: все, не могу больше, надо идти в магазин покупать ему этот усилитель. В конце концов, мечты должны сбываться! Бужу потихоньку Лельку. Она обрадовалась, говорит: «Мама, какое же ты золото!» Ну, и мы с ней вдвоем поехали в тот магазин. Там выяснилось, что у них осталась одна последняя такая установка. Просто чудо, что мы успели. И вот начали нам ее паковать в огромную пенопластовую коробку. Получается уже груз в человеческий рост. Я в ужасе. Думаю: да как же это в самолет-то поместится? А Лелька говорит: «Ну, это уже другой вопрос. Разберемся как-нибудь». И вот взяли мы с ней вдвоем эту коробку, вынесли на улицу. И тут я понимаю, что не озаботилась заранее тем, чтобы вызвать машину. Ладно, думаю, что теперь время терять, донесем.

Лариса Гузеева
«Через меня прошло столько судеб, что я уже считываю человека, как рентген. И вот смотрю я на съемках на женщину и думаю — бедная баба... Особенно если она красивая... Какую же придется прожить тяжелую жизнь, через сколько всего пройти. Красивым особенно трудно...»
Фото: Филипп Гончаров. На Ларисе блуза Marina Rinaldi

И мы понесли, сгибаясь под этой тяжестью. Кое-как взгромоздили на второй этаж, где мы жили. Игоря дома не было, мы договорились встретиться в городе и погулять. Ну, поставили мы коробку под елку, если так можно выразится (потому что еще неизвестно, что выше). И поехали к Игорю. И тут Лельку стало прямо распирать. То так его спросит, то этак: «Пап, а ты ждешь подарка от Деда Мороза? Пап, а как ты думаешь, он тебе что-то необычное подарит? Пап, а ведь ты мечтал о звукоусилителе». Игорь, смотрю, напрягся — видимо, ему все-таки обидно было, что я не дала ему купить эту вещь. Я уж Лельку толкала-толкала, шептала ей: «Что ты делаешь? До Нового года осталось несколько часов, потерпи — пусть папе будет сюрприз. Представляешь, как он удивится, когда зайдет в комнату и увидит огромную коробку? Ну не порть ты ему праздник!» А она в ответ: «Да не могу я ждать и откладывать, не хочу никаких сюрпризов. Я и сама себе места не нахожу, хочу знать, что вы мне подарите на Новый год. Вот и папе лучше будет, если он узнает пораньше». И ведь таки и не утерпела, все рассказала ему! Так что с сюрпризами у нас в семье как-то не складывается. Вот и я не хочу никаких неожиданностей — ни радостных, ни грустных. Но со мной сейчас ничего такого и не происходит, слава богу. У меня давно уже один день похож на другой. Господи, красивое платье некуда надеть, потому что я все время в казенном. Перед спектаклем одевают, на съемках одевают. А мое дело — в чем-нибудь удобном долететь в такси на работу.

— Лариса, а ваша семья смотрит передачу «Давай поженимся!»?

— Не смотрит. За исключением мамы — вот она смотрит все программы, чем меня дико раздражает. Ведь я редко бываю дома, и, мне кажется, в это время лучше со мной пообщаться. А мама ради этих женилок закрывается в своей комнате и не выходит оттуда час. Я удивляюсь: «Что ты хочешь там высмотреть, мама?» Интервью она тоже все мои читает. Я опять же говорю: «Задай лучше мне вопрос, я тебе все расскажу». А бывает, мама что-то спросит про передачу — а я не помню. Я же записываю ее в диком режиме. И раньше мама этого не понимала: «Ну конечно, тебе не до матери». Я объясняла: «Мам, я так наговорилась на работе, на съемках, что у меня язык уже не двигается». Или Игорь говорит: «Хочешь свежий анекдот?» А я ему: «Не хочу». Это как у Высоцкого: «Тут за день так накувыркаешься…» Вот только муж всегда понимает, а мама может и обидеться. Я потом к ней иду и говорю: «Мамочка, ну прости меня, пожалуйста». А она: «Как же ты можешь так, я же твоя мама». Что интересно, я в свою очередь тоже потом своим детям говорю: «Как же вы можете, вам не жалко меня? Я же ваша мама». Допускаю, что и у них в семьях, когда вырастут, будет что-то подобное происходить. Все же передается из поколения в поколение. В общем, у нас, конечно, страсти кипят, мы очень неравнодушные люди, шумные, и чуть что, выясняем отношения со слезами.

— А из-за героев передачи вы расплакаться можете?

— Могу, потому что я стала очень жалостливая, сострадательная. Не то что раньше. Вот я смотрю сейчас какие-то куски из первых выпусков программы, семь лет назад, — да я была прос­то монстр, до того безжалостная! А последние года два-три очень помягчела сердцем, стала вдруг к людям испытывать сочувствие, ко всем практически. Может быть, потому, что через меня прошло столько судеб, что я уже считываю человека, как рентген. И вот смотрю я на него и думаю: бедный парень, или на нее — бедная баба... Особенно если женщина красивая... Какую же придется прожить тяжелую жизнь, через сколько всего пройти. Красивым особенно трудно...

Благодарим отель «Балчуг Кемпински Москва» за помощь в организации съемки

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
На концерте «Удачные песни» подарят морское путешествие
6 апреля в Live Арене состоится грандиозный весенний концерт «Удачные песни», на котором выступят Лев Лещенко, Николай Басков, Филипп Киркоров, Наташа Королёва, Григорий Лепс, Слава, Дима Билан, Юлия Савичева, Михаил Шуфутинский, Глюк’oZa, Вадим Казаченко, Наталия Гулькина, Ирина Забияка и группа «ЧИЛИ», Дмитрий Колдун, Татьяна Буланова, Александр Добронравов, Анна Семенович, Ольга Бузова, группа «Тутси», Сергей Рогожин, Элина, Настасья Самбурская, Родион Газманов, Миа Бойка, Руслан Алехно, Тамара Кутидзе, Анита Цой, Виктория Дайнеко, группа «Фабрика» и многие другие звезды.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог