Лариса Гузеева: «Девиц от мужа гоню прочь!»

«Мужа я давно предупредила, узнаю, что изменил, — сразу убью».
Татьяна Зайцева
|
18 Января 2012
Лариса Гузеева
Лариса Гузеева
Фото: Марк Штейнбок

«Когда вижу, как к Игорю клеится какая-нибудь девица, сразу гоню прочь: «Ты, чего здесь краковяк выплясываешь?! Пошла отсюда, это мой муж!» Даже если с просьбами к нему обращаются, не терплю. Прямо говорю: «Чего присела к нему на ухо? Ну-ка, быстро вычеркни его телефон и иди подальше, пока я тебе голову не оторвала!» — рассказывает Лариса Гузеева. Корреспонденты «7Д» пообщались с актрисой в Будапеште, куда она вырвалась на короткие каникулы вместе с мамой и дочкой.

— Лариса, на протяжении почти четырех лет вы ведете на Первом канале программу «Давай поженимся!». Интересно, в вашу личную жизнь опыт такой работы привносит что-то новое?

— Ничего. А вот забирает очень много. Выхолащивает. Совершенно не могу общаться со своими знакомыми: как только кто-то начинает рассказывать о жизни, о семейных раздраях, у меня идет внутреннее отторжение… Не хватает уже нервной системы и на собственную семью — стала раздражаться. Неудивительно: я просто перегрузилась чужими историями, все же пропускаю через свое сердце, душу, мозги. Причем очень внимательна к каждому незнакомому мне человеку — вникаю в его проблему, абсолютно искренне сопереживаю, стараюсь помочь. И если бы не делала этого, у программы не было бы такого зрительского успеха и я не получила бы за нее «ТЭФИ».

Но, поверьте, это очень тяжело. Я ведь работаю не по подсказке редакторов, игнорируя ответы героев передачи и задавая вопросы, которые мне шепчут в ухо. Я общаюсь с людьми, сострадаю им, мне их жалко, хотя иногда хочется чуть ли не убить. Еле сдерживаюсь, чтобы не заорать: «Ну как вы не видите очевидное! Вы же несчастливы благодаря себе! Изменитесь!!!» Самая большая проблема у девчонок, которые приезжают из провинции. Они там начитались глянца, насмотрелись дешевых сериалов, и им кажется, что для того, чтобы стать счастливой, достаточно просто приехать в Москву. Приезжают. Что дальше? Подруги советуют: «Ты должна найти себе богатого дядю». И они рьяно берутся за дело. Вся энергия, все силы уходят на решение одной задачи — выжить за счет чьего-то кошелька. Наконец заарканен заветный дядя — не важно, что он груб, страшен как черт, пузат, — главное, деньги имеет.

«Лелька с шести месяцев была с бабушкой. Им вместе было ой как хорошо. Она и сейчас не до конца осознает, кто есть кто, вот и дерзит: «Какое ты имеешь право меня поучать?»
«Лелька с шести месяцев была с бабушкой. Им вместе было ой как хорошо. Она и сейчас не до конца осознает, кто есть кто, вот и дерзит: «Какое ты имеешь право меня поучать?»
Фото: Марк Штейнбок

И поначалу все у них вроде идет хорошо. Но не понимает бедная девочка, что она из себя не представляет ничегошеньки. Единственное достоинство — юный возраст. Свеженькая. Но через какое-то время подъезжает следующий поезд с еще более свежими провинциалочками, и дяди переключаются на тех. А этим теперь куда? Образования нет, делать ничего не умеют, но к хорошей жизни уже привыкли. Беда. Трагедия. Яма. Тем более глубокая, если за это время она успела родить, думая, что ребенком привяжет своего покровителя. Но мужчины тоже не дураки, не отдают потом этих детей, посылая мамаш куда подальше. И начинаются бесконечные судебные тяжбы. Страшное дело. Вот я и пытаюсь внушить барышням: надо работать, учиться! На деньги, что дядя давал, не шмотки последних коллекций бесконечно скупать, а заняться чем-то — на курсы какие-то хотя бы пойти...

Тогда не так болезненно будет выживать потом, оставшись одной. Но им не до того, следующего дядю ищут. Губы уже успели себе ботоксом надуть, татуаж везде сделали, всю себя перекроили... А очередь-то из толстосумов не выстраивается. Потому что богатые дяденьки считают дурным тоном водить за собой этих сороконожек. Поигрались и хватит. Им уже хочется девочку из хорошей семьи — воспитанную, с образованием, чтобы не стыдно было в общество привести, чтобы не приходилось краснеть, когда она открывает рот… И вот когда эти приезжие девочки идут за женихами в нашу программу, я им говорю: «Займитесь сначала собой — не внешне, а внутренне. Станьте персонами, сделайте что-нибудь для себя, чтобы хоть как-то обеспечить свое будущее…»

— С собой не сопоставляете?

Вы ведь тоже когда-то приехали в Ленинград девочкой из далекой провинции — из села Буртинское Оренбургской области…

— Да, и у меня тоже была такая возможность — прислониться к богатенькому дядьке. А почему нет? Молоденькая и по всем параметрам вполне ничего. Знаете, кто тогда в Питере считался богатой элитой? Директора ресторанов, метрдотели, бармены, моряки, работавшие на кругосветке. И многие мои приятельницы радостно вступали в такие полезные связи. Но я — нет. За деньги? Никогда. Это мой принцип. Как можно разменять свою единственную жизнь, свою молодость на это?

— Удивительно, что, при внешней эффектности и будучи явно девушкой неглупой, вы для первого замужества из всех претендентов выбрали ассистента оператора, который камеру на тележке возил — «худшее среди того, что было», — так вы рассказывали в прошлом интервью «7Д».

— А я всегда считала, что в жизни главное — страсти.

Лариса Гузеева с дочерью
Лариса Гузеева с дочерью
Фото: Марк Штейнбок

И если отреагировало вдруг ретивое на конкретного мальчика — то жить нужно с ним, а не, скажем, с директором картины только потому, что у того больше финансовых возможностей, связей и есть квартира в центре Ленинграда. И не с известным режиссером ради того, чтобы он снимал меня во всех своих фильмах. Говорю же, ни одной минуты у меня не было сомнений по части выбора: жить по любви или продать себя выгодно. Хотя предложений была тьма. И умоляли, и на колени вставали, и требовали — дверь, помню, в моем гостиничном номере выламывали и самые лестные перспективы и почести сулили...

Но я и тогда уже понимала: ну да, будет у меня еще пара звездных фильмов, а потом-то что? Дальше всю жизнь жить с постылым?.. Не-е-ет, по-моему, ничего нет страшнее, чем связать свою судьбу с нелюбимым человеком.

— И потому в 25 лет вы выходите замуж за человека с двумя судимостями за хулиганство, впоследствии оказавшегося еще и наркоманом, который в течение семи лет ломал вам жизнь.

— Ну, что значит — ломал? Что-то ведь и дал — любил он меня безумно. И я была влюблена. А что? Мы же не всегда влюбляемся в хороших мальчиков, в отличников. Да, Илья оказался не слишком образцовым — истеричный, нервный, весь из себя неправильный, какой-то изломанный, но зато какие у нас были чувства!

Столько любви он мне дал…

— А если ваша дочка, повзрослев, приведет в дом такого же парня — не будете против?

— Спаси Христос! Хотя… Знаете, честно скажу: еще меньше я хотела бы видеть в своем доме проститутку, которая уже в 17 лет считала бы, что нужно жить с 40-летним дядькой только потому, что он известный и денежный. Лучше уж я буду переживать из-за того, что она сошлась с каким-то раздолбаем, но видеть при этом, что глаза у нее горят, она счастливая и это чувство двигает ее к какому-то творчеству. Допустим, благодаря этому шалопаю она стала писать стихи или они вместе создали какую-то дурацкую группу... И даже понимая, что такие отношения временны и бесперспективны, что это путь в никуда, меня это будет заставлять печалиться и переживать гораздо меньше, чем если она, 17-летняя девочка, скажет мне: «Мама, а зачем мне этот никчемный Вася?

«Был момент, когда мы потеряли все наши накопления, потому что Игорь вступил в деловой контакт не с теми людьми. Муж не услышал от меня ни слова упрека. Я просто ставила всех перед фактом: у папы сложности в делах, и поэтому мы не поедем в отпуск, не отметим день рождения, продадим дачу...»
«Был момент, когда мы потеряли все наши накопления, потому что Игорь вступил в деловой контакт не с теми людьми. Муж не услышал от меня ни слова упрека. Я просто ставила всех перед фактом: у папы сложности в делах, и поэтому мы не поедем в отпуск, не отметим день рождения, продадим дачу...»
Фото: Марк Штейнбок

Ну, любовь у нас, и что? У него же нет никаких перспектив — он лузер, неудачник, никогда ничего в жизни не добьется». Нет уж. Пусть лучше будет в этом смысле живой, пусть испытает эмоции… Хотя своей маме я все время говорю: «Мам, Господи, как же ты могла мне такое позволить?!» А она отвечает: «Доча, а что мне было делать? Ты все равно жила бы с Ильей и замуж за него вышла бы. И начни я этому противиться, стала бы врать мне, изворачиваться, скрываться...» Ну что тут скажешь? Права. Мама во всем понимала меня, не было смысла ей врать. Зачем? Врут же от страха. А я не боялась, поэтому всегда просто ставила ее перед фактом.

И она всякий раз вздыхала и плакала: «Доченька, ну как же так? Ну смотри, как знаешь. А что — он правда хороший? Любит? Ну ладно, что ж...» Когда я первый раз приехала с Ильей к нам в дом и он лег на диван, мама, проходя мимо, увидела, что у него на одной ноге было вытатуировано слово «судья», а на другой — «прокурор». Что сделала бы любая другая мать? Выгнала бы вместе с таким женихом — и баста! Что сделала моя? Сказала: «Ой, доченька, наверное, Илья столько в жизни страдал, ты уж не обижай его…» Мама любила и любит меня патологически. Меня уже заколебали все эти ее рассказы про то, какая я в детстве была уникальная и неповторимая. Это грузит и раздражает. Но что делать, такие уж мы, Гузеевы, сумасшедшие. По мнению мамы, все, что я ни делаю, — гениально. Для нее я всегда во всем права, а те, кто не воспринимают меня так же или хотя бы косо взглянут, — ничего не понимают.

Они все враги, сволочи и злые гады. Так было с детства. И это давало мне такую свободу, которая в принципе была не нужна. Сейчас думаю: лучше бы все-таки она выставляла какие-то ограничения, объясняла бы почаще, почему что-то делать непозволительно. Но мама могла только тихонько напомнить, что слово — серебро, а молчание — золото. Конечно, нужно было слушать ее. Но нет же — я и в школе, и дальше по жизни всегда «ляпала» что хотела. И настраивала людей против себя. Сейчас пытаюсь предостеречь своих детей от повторения моих ошибок. «Не обо всем можно говорить, — убеждаю Лельку и Георгия. — Не все, что в голове, надо озвучивать». Давно поняла, что правдолюбцы просто дураки. И прекрасно отдаю себе отчет в том, что и сама очень часто была настоящей дурой.

«Спрашиваю Игоря: я вообще в семье никто, что ли? Вот построю себе квартиру, уйду от вас и буду жить отдельно!» Леля тут же в слезы. Ночью пришла: «Мамочка, а ты правда хочешь уйти от нас? Не делай этого!»
«Спрашиваю Игоря: я вообще в семье никто, что ли? Вот построю себе квартиру, уйду от вас и буду жить отдельно!» Леля тут же в слезы. Ночью пришла: «Мамочка, а ты правда хочешь уйти от нас? Не делай этого!»
Фото: Интерьеры: Kempinski Hotel Corvinus Budapest

Зачем было везде лезть со своим мнением? Ко мне что, обращались за советом? Но у нас же коммунистическое воспитание. Все по-совковому — правду-матку в лицо! А не надо этого. Ни к чему. Весь мир живет по другим законам, и основной из них: высказывать мнение, если его не спрашивают, — дурной тон. К сожалению, я поняла это только спустя сто лет. А раньше, допустим, во время застолья, если режиссер начинал мне что-то нашептывать на ушко или за коленку прихватывать, могла просто схватить стакан водки и плеснуть ему в лицо. И попутно высказать все, что думаю по этому поводу — а уж это я умела, зубки у меня всегда были острые. Но нельзя такое делать! Сейчас-то понимаю: надо было отвесить маэстро пару витиеватых комплиментов по поводу его таланта, а потом нежно отодвинуть его ручку и аккуратненько уболтать: «Ну что вы, я не такая… Пожалуйста, не надо, это вам не идет…»

Но я не умела сдерживать эмоций и всегда влепляла по полной. Зря. Не слушала умных людей, которые учили: «Ласковый телятя двух маток сосет». Всегда была грубиянкой, вечно лезла на рожон. И, разумеется, нарывалась. Сама во многом виновата. Не случайно же меня так долго не приглашали сниматься… Конечно, я и сейчас тоже телятя не очень-то ласковая, но все-таки мозг уже включаю чаще. Хотя все равно в основном продолжаю жить эмоциями и страстями.

— И детям своим советуете так же?

— Никогда не думала, что в материнстве самая большая проблема — наблюдать, как дети, подрастая, совершают ошибки. Но что поделать? Понимаю, они непременно должны пройти через каких-то ненужных девочек, мальчиков, через разочарования и предательства, иначе не сформируются, не станут личностями.

Но как быть матери: просто сидеть и смотреть или вмешиваться: «Не делай этого! Не общайся с теми-то, потому что они из плохих компаний, неинтересные, скучные. Не тратьте на них время!» Осознаю: они должны делать свои выводы сами. Но мне с моим характером очень тяжело удержать язык за зубами… Вот думаю: почему у меня сейчас просто на ровном месте происходят конфликты и с сыном, и с дочкой? Разумеется, прежде всего потому, что редко бываю дома и у меня получается такое пунктирное воспитание. При всем при этом я конечно же держу руку на пульсе: знаю, чем занимаются мои дети, где они, со всеми их друзьями знакома. Хоть и на телефоне, но я в курсе всего, что происходит в жизни моих близких.

Но когда приезжаю после двухнедельного отсутствия и застаю, допустим, не спящую Лельку, мне хочется успеть рассказать ей про все: и что нельзя сутулиться, грызть ногти и долго сидеть у компьютера, и что нужно хорошо учиться и часто мыть руки, а раз в день обязательно есть суп, и что эта челка ей не совсем идет... То есть за 40 минут хочу втиснуть в нее то, что нормальная мама рассказывала бы не спеша, поэтапно. И Георгию мне тоже надо успеть сказать многое, начиная с того, что в декабре уже нужно носить шапку, чтобы не было менингита, и кончая тем, какую специальность ему выбирать. Ой, это для меня вообще больная тема…

Я не хочу гневить Бога и понимаю: кто-то скажет, что я с жиру бешусь — вокруг наркомания, алкоголизм, многие дети вообще не учатся, а мои в шоколаде, но… Поймите и меня. Мой 19-летний сын — отличный парень.

Любознательный, вежливый, внимательный к людям: никогда не сядет, если стоит женщина, не зайдет в дверь первым, всегда откроет дверцу машины, поинтересуется, как дела и не надо ли чем-то помочь. И не важно, кто это — домработница или директор школы. Окончив школу в 16 лет, Георгий поступил на факультет государственного и муниципального управления в Высшую школу экономики. На бюджетное отделение. Сколько же сил и средств было вложено в это! Что стоит выучить мальчика, который, как все мальчики, ленится и ничего не хочет делать! Все эти экстернаты, переводы из одной школы в другую, бесконечные репетиторы… А через полтора года мальчик приходит и говорит: «Перевожусь — хотя бы на отделение рекламы. А там не хочу учиться. И не буду. Это вы с Игорем (третий муж Ларисы — Игорь Бухаров: кулинар, ресторатор, президент Федерации рестораторов и отельеров России, официально ответственный за кухню Кремля. — Прим.

ред.) мне навязали». (Со вздохом.) Что правда. А как было иначе? Что он соображал-то в 16 лет? Кто из нас соображал хоть что-то в этом возрасте?.. То, что сын хочет быть музыкантом, я знала, но сказала ему: «Сынок, пойми, госуправление — это очень хорошее базовое образование, тебе оно понадобится в жизни. Окончи факультет — для меня, а потом займешься музыкой. С третьего курса можно параллельно получать второе образование, вот и попробуешь поступить в Консерваторию…» Когда мы узнали, что Георгий бросил свой факультет, Игорь был страшно возмущен: «Что за образование — реклама?! Кому это сегодня нужно, когда вокруг миллионы безработных?!» А я — вот поверите ли — просто рухнула на пол.

«В школе, где я училась, мама работала учительницей истории. Ей говорили: «Альбина Андреевна, ну как вы можете воспитывать чужих детей, если свою дочь воспитать не в состоянии?!» Она плакала...»
«В школе, где я училась, мама работала учительницей истории. Ей говорили: «Альбина Андреевна, ну как вы можете воспитывать чужих детей, если свою дочь воспитать не в состоянии?!» Она плакала...»
Фото: Марк Штейнбок

И завопила, как баба во время войны. Ей-богу, лежала и выла. Честное слово, в этом не было ни актерства, ни позерства. Я реально ощущала, что из меня выкачали весь воздух. Абсолютно была обезжизнена — мне кололи иголками руки, а я не чувствовала. Ни работать потом не хотела, ни выходить из дома куда бы то ни было. Впала в настоящую депрессию. Страдала дико, просто с ума сходила – лежала пластом, смотрела в потолок и рыдала. Мама успокаивала: «Ну не терзай себя, что же теперь делать?» Ничего слышать не хотела… Но потом, хотя и с большим трудом, все-таки включила ум и поняла: то, что учудил Георгий, — не самое страшное в жизни. И сказала Игорю: «Игорюш, мы должны с этим смириться. Мы с тобой анализируем ситуацию с позиции нашего возраста и не можем сына, словно на машине времени, взять да и окунуть в свой жизненный опыт.

Ему придется проживать свою собственную жизнь, и он должен в ней заниматься тем, что ему приятно. Иначе проклянет все». Вот как-то так мы и смирились. Но год учебы Георгий потерял… Так хочется оградить детей от всего плохого, соломки везде подстелить. (С улыбкой.) Постоянно твержу им какие-то прописные истины, но не могу этого не говорить — мне же нужно их как-то воспитать. Вот из-за этого и стала для них неким раздражителем. Особенно для Лельки. Понимаю: так же, как меня иногда раздражала патологическая любовь моей мамы, ее раздражает моя. Я душу ее этой своей недозированной любовью. А все потому, что в те моменты, когда вижу дочку, мне хочется ее целовать, обнимать, тискать. И хочу, чтобы и она меня в ответ также целовала и бесконечно говорила о том, как любит. Но девчонке-то двенадцатый год, и она не желает этого делать.

А я обижаюсь. В этом моя беда и вина, о чем мне Игорь постоянно говорит. Я, так же как и моя мама в отношении меня, с самого рождения дала своим детям слишком много свободы и любви. И почему-то мне казалось, что они оценят это уже по факту: мол, у них такая прекрасная мама! И будут расти так, как мне комфортно. (С обидой.) А они растут так, как мне не комфортно.

— В чем же это проявляется?

— Мне кажется, что они не отвечают мне такой же сильной любовью. Говорю же, мне хочется, чтобы девочка ластилась ко мне все время, смотрела в глаза и говорила: «Мамочка, ты лучшая, любимая, как же я тебя люблю!» Сидела бы рядом, вышивала бы что-нибудь или рисовала, писала бы стихи. А когда я напоминаю: «Дочка, пора спать!» — тут же ложилась бы; «Отключай компьютер!» — отключала бы.

И училась бы на «отлично». И говорила бы: «Мам, какое счастье, что я родилась именно у тебя, а не у соседки тети Раи!» Но нет, ничего этого не происходит. То есть я им так много даю, а ответной любви не получаю. И я негодую: «Полюбите меня так же, как я вас! Посмотрите, какая я замечательная мама, а вы этого не цените, гады!..» (Со вздохом.) Не ценят. А потому, что живут припеваючи и привыкли, что им все дозволено. И как только начинаешь что-то от них требовать, хоть чуть-чуть, типа: убирайте за собой, сделайте уроки, тут же слышишь возмущенную отповедь: «Мама, почему ты такая злая?! Как можно так разговаривать?..» И мне сразу же плохо с сердцем… Просто два врага живут в доме, которые считают, что им можно все, а я должна перед ними только на цыпочках ходить. Как только я это осознаю, тут же начинаю орать: «Вы обнаглели!

Превратили меня в кухарку, в няньку, в уборщицу! А я вам мама!» Но стоит напомнить про субординацию, Лелька просто нахально заявляет: «Вот вечно ты, мам, такая. Думаешь, раз ты мама, значит, тебе все можно, а нам вообще ничего нельзя?» Я говорю: «Конечно». — «А почему?» — «Да по факту. Когда в свое время у вас будут свои семьи и свои дети, там и станете устанавливать свои порядки. А пока мы будем жить так, как считаю я. Потому что в моей семье законы и порядки устанавливаю я. И это нормально…» (Задумчиво.) И ведь вроде ничего особенного не требую. Учитесь хорошо да руки мойте перед едой. И не сутультесь, «носом» не пишите. У компьютера не сидите часами. Но им это все не нравится. Георгий, когда был маленький, лет шести, даже написал записку: «Дорогие тети! Если вы добрые и хотите хорошего мальчика, вот вам номер телефона, придите и заберите меня».

В СПА-комплексе отеля
В СПА-комплексе отеля
Фото: Интерьеры: Kempinski Hotel Corvinus Budapest

И Лелька тоже иногда пишет на двери: «В мою комнату не входить никому, кроме Георгия и Анжелы!» — это наша помощница по хозяйству. То есть ни мне, ни папе, ни Альбине зайти нельзя — она, значит, с нами в контрах… При том что все мы — золотые, и она прекрасно это знает. У нас проблема в другом. Когда родилась Лелька, а Георгий был еще маленький, у меня в профессии начался ренессанс. Вдруг просто вал работы пошел. И воспитание детей целиком и полностью перешло на маму. Поэтому, когда я приезжала домой, воспринималась ими как какая-то посторонняя вредная тетя, которая вдруг начинала перекраивать все на свой лад: заявлять, что нужно игрушки за собой убирать и спать ложиться вовремя. И дети не понимали, что происходит. Как так? Была чудесная лафа — Альбина с Игорем все им разрешали, а тут вдруг явилась практически чужая тетка и навязывает какие-то свои дурацкие правила.

Но если Георгий все-таки рос со мной до восьми лет, то Лелька с шести месяцев была с мамой. И она вообще ничего не понимала, плакала. Думаю, что она и сейчас не до конца осознает, кто есть кто, вот и дерзит, как, например, вчера: «Какое ты имеешь право меня поучать? И что с того, что ты мама?» Еще и кривляется, передразнивает: «Ой-ой-ой! Я — мама! Подумаешь!» Дескать, я воображаю. И смотрит на Альбину выразительно, типа: мам (Лелька так называет мою маму), ты представляешь, мы с тобой приехали отдохнуть, а тут еще и ЭТА нарисовалась, которая заявляет, что она мама. А у них все действительно органично, им вдвоем в кайф. Но я просто бешусь и начинаю уже в голос орать и стучать кулаком по столу: «Ты с ума сошла?! Ты априори должна смотреть мне в глаза и говорить: «Да, мама, хорошо, мама, я сделаю так, как ты говоришь, мама...

Я — мать, и этого пока никто не отменял. А значит, все будет так, как я сказала. Я главная. Поняла?» — и смотрю в упор. «Поняла», — говорит с затаенной обидой и выходит… А еще меня выводит из себя, когда замечаю, как Игорь за моей спиной начинает либо шептаться, либо переглядываться с мамой или с Георгием — показывает глазами и мимикой про меня: мол, не обращай внимания, просто прикуси язык, она (то есть я) устала, пусть побушует, через пару часов все равно уедет, и мы опять заживем вчетвером своей беспечной жизнью. (С нажимом.) В которой им зашибись как здорово! Несколько раз я перехватила такой взгляд, жутко обозлилась и, конечно, стала на мужа наезжать: «Игорь, я вообще в семье никто, что ли? Если еще раз такое повторится, не знаю, что сделаю! Вот построю себе квартиру, уйду от вас и буду жить отдельно!»

Леля тут же в слезы. Ночью пришла: «Мамочка, а ты правда хочешь уйти от нас? Не делай этого». Я говорю: «А что изменится, Леля, в наших отношениях? Я никому из вас не нужна, без меня вам хорошо. Я же плохая, вношу дискомфорт в вашу налаженную жизнь». — «Нет, мамочка, нам без тебя не хорошо, мы тебя любим». И обнимает нежно. Вот так и отвоевываю себе любовь...

— Игорь по-прежнему продолжает в любых ситуациях гасить ваши эмоции?

— Да. «Ларочка, да мы все тебя любим: и я, и дети, и мама». Я говорю: «Мне такая любовь не нужна». — «Скажи, какая тебе нужна?» Объясняю: «Я же только ради вас живу, ради вас работаю, и мне хочется слышать в ответ: «Спасибо, мамочка, мы все это ценим». Хочется, чтобы, как только переступила порог дома, все кидались мне на шею: «Маменька приехали!»

И тут же — кто сапоги снимает, кто сумочку на место ставит и все наперебой: «Чем тебе, маменька, помочь?» И у всех — слезы радости на глазах. От любви». Игорь тут же говорит: «Будем. Правда, дети?!» Они хором: «Правда». Но я и в этом вижу издевку. «Сволочи вы, — вздыхаю, — просто гады…» Между прочим, все это я рассказываю на полном серьезе, нисколько не преувеличиваю. Действительно постоянно жду от них ответной любви, но не чувствую ее.

— А любовь другого свойства возникает в вашей жизни? На ревность провоцируете Игоря?

— Теперь только детские проверки устраиваю. Так, не всерьез, чтобы похохотать. Допустим, спрашиваю: «Игорь, вот представь, приезжаешь ты из командировки, а дома у нас — ужас кошмарный.

Гульбище: цыгане, кавардак, я в пополаме, в компании каких-то непонятных мужчин бомжеватого вида… Вот что сделаешь, Игорюш, выгонишь?» Он говорит: «Ой, не хотелось бы такого. Но если уж случится… Но нет, не выгоню. Фиг им, никому не достанешься! Ну, отмою тебя…» Мне мало: «Как? И все?!» Он успокаивает: «Ну, попереживаю, конечно…» А однажды Игорь сказал: «А вот если я так же поступлю, ты что сделаешь?» Я просто задохнулась: «Ах, такой-сякой! Ты чего со мной равняешься?! Ух, хитрюга! Зачем попугайничаешь? Ты давай-ка сам что-нибудь придумай, а не повторяйся». А в конце сказала: «Но если вдруг что, знай: я тебя сразу убью!» Я очень ревнивая.

— Хотя Игорь поводов никогда не давал?

«У моего молодого человека на одной ноге было вытатуировано слово «судья», а на другой — «прокурор». Мама, когда увидела это, сказала: «Ой, доченька, наверное, он столько в жизни страдал, ты уж не обижай его…»
«У моего молодого человека на одной ноге было вытатуировано слово «судья», а на другой — «прокурор». Мама, когда увидела это, сказала: «Ой, доченька, наверное, он столько в жизни страдал, ты уж не обижай его…»
Фото: Интерьеры: Kempinski Hotel Corvinus Budapest

— Но я же вижу, как к нему клеятся.

— И вы ему выговариваете?

— Прежде всего той девице, которую замечаю в поползновениях. По полной. В молодости могла и ударить. Ну а сейчас запросто могу выгнать из-за общего стола. Так и говорю: «Ты чего здесь краковяк выплясываешь?! Пошла отсюда, это мой муж!»

— Неужели было такое?

— Конечно, и часто. Я в таких делах никому не даю поблажки, как говорится, невзирая на лица. Не люблю даже, когда девицы обращаются к Игорю с какими-то просьбами. С какой стати?! Обращайся к своему мужу, или в собес пиши, или президенту, или еще куда-то. А мой муж тебе что — бюро услуг? У него проблем в своей семье выше крыши… Поэтому, как застукаю такую просящую, прямо говорю: «Чего присела к нему на ухо?

Попробуй только! Ну-ка, быстро вычеркни его телефон и иди отсюда, пока я тебе голову не оторвала!»

— Прямо гоняете?

— А можно представить, что я при своем-то характере буду убегать в туалет и рыдать там оттого, что какая-то сволочь сидит рядом с Игорем и греет ему ухо, нашептывая свои проблемы или зазывая в даль светлую?! Или стану молча наблюдать, до крови прокусывая себе губу, за тем, как кто-то флиртует с моим мужем. Нет уж, пусть лучше они бегут куда подальше и там заливаются слезами…

— А если женщина не имеет в виду никакого флирта. Может, просто села рядом с Игорем и спросила: «Ты мне можешь посоветовать?..» — А у нее своего советчика нет?

— Например, нет.

— Нет?!

Так пусть ищет. А пока не найдет, пускай книжки умные читает или к психологу ходит. А к моему мужу не надо...

— Ничего себе, вот уж воистину: не попадись вам под горячую руку...

— И не попадайте. Это моя семья, и никогда в жизни не позволю никому влезть в нее! Не дам возможности ее разрушить. Наверное, в этом смысле я человек неинтеллигентный.

— А вы сами ни к чьим мужьям за советом не обращались?

— Нет. А зачем? Я что — больная? У меня свой есть. Что мне кто-то посторонний может сказать такого, чего не знает Игорь?

Он у меня кладезь мудрости — умнейший человек, с энциклопедическими знаниями, и нет вопроса, на который он не может ответить.

— Ваши отношения проходили проверку на прочность во многих ситуациях. Как вы рассказывали, Игорь проявлял себя не единожды: и когда спасал маленького Георгия, случайно ошпаренного кипятком в самолете, и в периоды вашей «дружбы» с алкоголем... Всегда относился к вам с пониманием, с добром, с любовью. И принимал всякую. Как думаете, отчего так происходит: в этом ваша заслуга, или это везение, или Игорь просто такой уникальный человек — можно сказать, образец для других мужчин по части понимания своих женщин?

— Думаю, объяснение одно: мой муж любит меня.

И поступает он так оттого, что я ему нужна. Да, конечно, Игорь для меня очень много делал и делает, но ведь и я ему, наверное, что-то даю. Очевидно, столько, сколько ему вполне хватает. Разумеется, Игорь прекрасно понимает: идеальных людей вообще нет на свете, все не святые, а я среди них не самая уж поганая. Ну, положим, он взял меня с таким вот комплексом недостатков и грехов, но не только же из них я состою. Наверное, все-таки Игорь разглядел во мне для себя важное! И ради того, чтобы все мои лучшие черты потом раскрывались, готов был потерпеть меня, если я, например, напилась и стала плохо себя вести. Он же знал, что, когда протрезвею, я стану сама собой, а значит, для него — лучшей: самой доброй, самой умной, самой честной, самой бескомпромиссной, самой нежной и самой любящей. То есть набор каких-то моих человеческих качеств перевешивал все то плохое, что я ему иногда устраивала...

В конце концов, тот факт, что дети так патологически любят отца — это напрямую моя заслуга. Я в них это воспитала. И Игорь, как человек умный, прекрасно это понимает. Ведь женщина может научить детей и ненавидеть папу, особенно если он не родной. Но я взрастила в Георгии любовь и к своему отцу Кахе, и к Игорю… Так что, поверьте, в семейных отношениях все складывается не просто так. Из ничего ничего не бывает. Да, я могу дурковать и заливать о себе сколько угодно плохого, но вы же понимаете, если бы я была соткана из одних недостатков, вряд ли мой муж хотел бы со мной жить. А если говорить совсем честно, Игорь хоть и прекрасный человек, но ведь тоже не идеал и не ангел, и мне также приходится от него что-то терпеть. Другое дело, что я никогда не позволю себе говорить об этом вслух.

Мой муж — вне критики. И Игорь всегда знает: в нашей семье главный — он. Царь. У нас культ папы. Что бы Игорь ни сделал, я понимаю одно: кулак могу себе прокусить от злости, но никогда при детях не стану обсуждать папину неправоту. Ни в коем случае. Игорь прав в любом действии. Папа — лучший, папа — гений, папа знает, как нужно. Так и только так.

— А что Игорь может сделать неправильно? В каких случаях вы возмущаетесь, но тем не менее сдерживаете себя?

— Например, был момент, когда мы потеряли все наши накопления, потому что Игорь вступил в деловой контакт не с теми людьми. А это были огромные деньги. Но я никогда мужа не пилила. Не раз предупреждала: «Не надо, не делай этого, подумай десять раз...» — но не удержала, и получилось то, что получилось.

«Лелька и Георгий — поздние дети, и я дико трясусь за них. Так хочется оградить от всего плохого, соломки везде подстелить»
«Лелька и Георгий — поздние дети, и я дико трясусь за них. Так хочется оградить от всего плохого, соломки везде подстелить»
Фото: Марк Штейнбок

Мы оказались в чудовищных долгах, хотя могли бы жить припеваючи. Но Игорь в тот период не услышал от меня ни слова упрека. Это вообще не обсуждалось. Я просто ставила всех перед фактом: у папы сложности в делах, и поэтому мы не поедем в отпуск, и не купим, что запланировали, не отметим день рождения, продадим дачу... Естественно, он это оценил. Просто я хочу сказать, что у нас в семье, как говорится, игра идет не в одни ворота. Не только мне комфортно с Игорем, но и ему со мной. Без ложной скромности признаюсь: я хорошая мать, хорошая жена, хорошая хозяйка. Вообще держу семью я. Они у меня вкусно едят, мягко спят, я очень много делаю для их физического и психологического комфорта. Для меня все члены моей семьи на первом месте, а уже потом — я сама. Я могла бы, допустим, отказаться от 70 процентов работы, которая творчески мне абсолютно ничего не дает — ну хоть те же самые корпоративы, но у меня нет задачи упахать Игоря, чтобы он изнурил себя работой и загнулся на ней.

А я потом стала бы богатой вдовой. Нет. Я все стараюсь делать так, чтобы в первую очередь мужу было комфортно. Во всем учитываю его интересы. Никогда не препятствую его встречам с товарищами, не пилю его потом. Не попрошайничаю, не висну на шее с нытьем: «Купи!» — если понимаю, что у него неудачный период в финансовом отношении. Наоборот, сама стараюсь подзаработать. Между прочим, я никогда не получала меньше своего мужа. Но все свои гонорары отдаю ему. В нашей семье всеми деньгами распоряжается Игорь. И меня это абсолютно устраивает, потому что он не сделал ни одной тупой покупки. Вообще никогда ничего не сделал в ущерб семье.

Мне он выдает энные суммы по мере надобности. Без отказа, что бы я ни попросила — будь то шуба, мебель или драгоценность… Знаете, за годы нашей жизни мы с Игорем так срослись, что стали уже одним организмом. Пусть не обрываем друг другу телефоны, не пускаем розовые слюни с объяснениями в любви, но нам всегда хочется домой, друг к дружке, хочется поделиться всем увиденным и услышанным.

— А страсти, которыми вы привыкли жить с молодости, в отношениях с мужем сохранились?

— Не нужны они мне уже, объелась я этим. Всевозможных эмоций, слава тебе Господи, получила в избытке, сверх меры. Хватит. С годами покой полюбила. Не скуку, а именно покой. Для меня счастье теперь — в спокойствии и стабильности. Хочется просто побыть с Игорем вдвоем, погулять, отдохнуть вместе, что-то обсудить, да просто телик посмотреть.

Я начала получать удовольствие от тишины, от ровных взаимоотношений, от обычной спокойной болтовни с мужем. От того, что на звезды смотрим вдвоем, на деревья... Повторяю, моя нервная система совсем расшатана, и я не хочу никаких сюрпризов: ни сногсшибательно положительных, ни тем более плохих. В такие моменты мне сразу плохо становится: сердце подскакивает к горлу, я вся покрываюсь испариной и начинаю чувствовать себя дискомфортно. Правда, я очень устала от перегрузок. Начала больше себя жалеть и оберегать, стараюсь как-то самораспределяться. Потому что понимаю: если сейчас всю себя расплескаю, нечем будет работать. А работы много: спектакли, съемки в телефильмах, ежедневная программа, и я не хочу ни от чего отказываться… Прекрасно понимаю: если сегодня нужна сразу всем и везде, то через некоторое время запросто могу не понадобиться никому.

Сегодня зритель тебя любит, а завтра ты ему надоешь… Поэтому и приходится работать на износ. Только я не хочу, чтобы вы восприняли мои слова как жалобу: ой, Боже, как я переутомилась, меня это так достало... Ни в коем случае не хочу гневить Бога, я же так мечтала об этом! Знаете, в тяжелые, бедные времена 90-х, оставшись без работы, когда мне буквально нечем было кормить детей, я как-то встретилась с двумя приятельницами, у которых на тот момент как раз было много контрактов. Мы сидели под бутылочку винца, и они стенали: и по поводу усталости своей, и насколько им тяжело, и как допекли их эти лучи славы... А я, перебивавшаяся с копейки на копейку, слушала и думала: «Господи, какие же они счастливые! Мне бы так уставать от работы…»

(С улыбкой.) Вот сейчас конкретно подустала. Но при этом я абсолютно счастлива.

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Неожиданные лайфхаки с бумагой для выпечки — не только для готовки
Популярный материал любят все хозяйки.



Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог