Колымские рассказы Ефима Шифрина

Никто не верит, что у Ефима Шифрина было тяжелое детство.
Олег Рудаков
|
24 Декабря 2008
Ефим Шифрин
Фото: PHOTOXPRESS.RU

«Трудное детство, деревянные игрушки» — мы повторяем эту шутку, не задумываясь, что чьи-то детские годы прошли так, что язык не повернется назвать их счастливыми. Но и у тех, кому в начале жизни не повезло, всегда есть шанс со временем добиться успеха, достатка и даже славы. Такие истории напоминают рождественскую сказку со счастливым концом, которую так приятно послушать под Новый год.

Маленький Фима любил болеть. В школу идти не надо, вокруг тебя начинается беспокойная суета, из кладовки достают вкуснейшее малиновое варенье, и можно пить с ним горячий чай хоть каждые полчаса.

Печку растапливают пожарче, приходит добрый дядя-фельдшер, румяный от мороза, и шутит с Фимой, как со взрослым. А когда температура подбирается к сорока, во всем теле возникает какая-то странная легкость, мысли ворочаются неторопливо, как улитки в банке, комната становится шире — это уже зал какого-то волшебного замка, очертания предметов плывут, потолок растворяется, и сквозь него светят крупные яркие звезды. Приносят простыню, желтую от горчицы, в тазу разводят порошок, резкий запах шибает в нос… Экзекуция начинается: сейчас мама постелит на кровать клеенку, а папа завернет Фиму в эту ужасную, пропитанную горчицей простыню. Жжет невыносимо, но пока не досчитаешь до пятисот, освобождения не жди…

«Папа, папа, считай быстрей!» — умоляет Фима тоненьким голоском…

Все свое детство артист Ефим Шифрин провел в далеком колымском поселке, где жили бывшие политзаключенные. Но он не считает, что с детством ему не повезло, ведь у него были любящие родители, которые устраивали для него самые настоящие чудеса. А как еще, если не чудом, в затерянном в снегах промерзшем бараке к Новому году появлялись мандарины? В этом северном краю не росли даже елки, поэтому к празднику наряжали лиственницы или кедры. Зато, как и полагается, малышей всегда поздравлял настоящий Дед Мороз. «Моя мама работала воспитательницей в детском саду. Сначала изображала Снегурочку (правда, я ее в этом образе не застал), а потом перешла в следующую возрастную категорию и стала играть Деда Мороза.

Причем никто из детей ее не узнавал! Однажды я поспорил с друзьями, что Дед Мороз — моя мама. Подбежал к ней, дернул за подол и крикнул: «Мама!» Дед Мороз посмотрел на меня и басом сказал: «Мальчик, ты кто?» Я даже испугался. Потом долго думал: если это действительно мама, то откуда у нее такой голос и почему она меня не узнала?»

На Колыме родители Ефима оказались еще задолго до его рождения. Отец в 1938 году был осужден по 58-й статье — как «польский шпион». Несколько лет Залман Шмуилович провел в лагерях Центральной России, а потом его отправили на Колыму. «В 55-м году папу реабилитировали. Я родился ровно год спустя — уже в семье вольного человека. Роддома в нашем поселке Сусуман не было, поэтому маме надо было проехать 30 километров до поселка Нексикан — по знаменитой Колымской дороге, построенной на костях заключенных.

«Из-за постоянных болезней я внушил себе, что никогда не смогу стать таким, как все...»
«Из-за постоянных болезней я внушил себе, что никогда не смогу стать таким, как все...»
Фото: Фото из семейного альбома

За два года до этого подобная поездка обернулась для нее трагедией. Мама тогда должна была родить ребенка, у нее уже начались схватки, но поскольку в то время она еще считалась женой врага народа, места в кабине ей не полагалось. Там ехал какой-то важный начальник, а женщина, готовившаяся вот-вот стать матерью, тряслась по ухабам в кузове разбитого грузовика. Мой брат этого путешествия не выдержал — родился мертвым. А для меня путь по тому же маршруту оказался счастливым: я освободил маму от 3,5 килограмма лишнего веса и с громким криком появился на свет».

Из роддома мальчика привезли в деревянный барак, стоявший на берегу реки Берелех. «Подобные деревянные строения сейчас можно увидеть в любом музее, посвященном временам ГУЛАГа.

По весне наш барак постоянно затапливало из-за разлива реки. Когда я выходил на улицу, повсюду валялись трупы утонувших крыс и мышей. С тех пор их вид нисколько меня не пугает. Когда я рассказал об этом режиссеру Роману Виктюку, он содрогнулся, а позже в одном из телеинтервью с присущим ему надрывом поведал зрителям: «Шифрин в детстве играл с дохлыми крысами!» На самом деле почти так и было». Когда Ефиму исполнилось четыре года, семья переехала в отдельную квартиру, из окон которой открывался вид на гору Морджот. Летом она была покрыта зеленью, а зимой — ослепительно-белым снегом. Мальчик был в восторге от нового жилья, хотя здесь не было ни воды, ни газа. Мыться Шифрины раз в неделю ходили в баню, готовили на чугунной печи, которая была незаменима в суровую северную зиму.

«Морозы бывали невообразимые. Помню, однажды температура опустилась до минус шестидесяти. Правда, при континентальном, сухом климате мороз выдержать намного легче. Но тем не менее я постоянно болел — не спасали даже цигейковые шуба и шапка. Ангина переходила в воспаление легких, потом меня настигал грипп — и так до бесконечности. Из-за постоянных болезней я внушил себе, что никогда не смогу стать таким, как все. Ведь я был самым слабым мальчиком в классе, носил очки в круглой оправе. Правда, ребята меня не обижали. Может, потому что я никогда ни с кем не спорил, а если между детьми случались ссоры, то старался всех помирить между собой. Я умел принимать форму того «сосуда», в который меня «наливали». Это актерское свойство всегда помогало мне по жизни…» Мальчишки не звали хиленького очкарика играть в футбол или войнушку, но Ефим нашел себе другое увлечение — отдушиной стал волшебный мир искусства.

Мальчик не пропускал ни одного сеанса в деревянном поселковом кинотеатре «Тайга», все фильмы мог пересказать практически наизусть, знал всех артистов того времени. Много лет спустя Ефим лично познакомится с кумирами детства, будет участвовать вместе с ними в сборных концертах, сниматься на телевидении. Пока же мальчик с восторгом смотрел на экран, а дома пытался повторить успех знаменитых артистов. Ни один праздник в семье Шифриных не обходился без его выступлений. «Я придумывал короткие миниатюрки. Уморительно изображал взрослых. Стоило мне надеть что-нибудь из маминого или папиного гардероба, гости начинали хохотать. Устраивал я для взрослых и кукольные представления.

С матерью Раисой Ильиничной и отцом Залманом Шмуиловичем. 1971 г.
С матерью Раисой Ильиничной и отцом Залманом Шмуиловичем. 1971 г.
Фото: Фото из семейного альбома

Сам мастерил куклы из того, что было под рукой. Тем более что покупных игрушек у меня было немного. Я страшно завидовал соседскому мальчишке, у него был механический футбол! Как мне хотелось покрутить штыри, на которые были насажены маленькие футболисты! Но еще больше я желал заполучить механического мороженщика. Когда его заводили ключиком, он начинал двигаться на обтянутых материей металлических ножках. Я никогда в жизни не пробовал мороженого, наверное, поэтому эта удивительная игрушка так завораживала меня. Однажды мама спросила меня, не замечаю ли я в нашей комнате чего-то нового. Дело было под Новый год, и, конечно, я ждал подарка. Принялся искать, даже приподнял вату под елкой. Ничего! Тогда мама кивнула в сторону пианино. Там, на правой педальке, сидел механический мороженщик, о котором я так мечтал!»

Конечно, родители редко могли устраивать Ефиму подобные сюрпризы, зато они окружили своего позднего ребенка такой невероятной заботой и теплом, что никакие бытовые неурядицы ему были не страшны… «Я вырос очень лиричным человеком — такой вот удивительный эффект дало сочетание родительской любви и моей болезненности. Впрочем, мне удалось укрепить здоровье, справиться и с худобой, и с близорукостью. Я стал заниматься в спортзале, исправил зрение с помощью лазерной коррекции. Разве я мог подумать, что в 52 года приму участие в шоу «Цирк», буду делать сальто с места и крутиться под куполом на трапеции…»

«Отдай мне Витьку!» — пьяный отец орет так, что бокалы в серванте тоненько звенят.

Для пущей убедительности бьет огромным кулаком по двери. В комнате рядом голосят проснувшиеся соседи… «Сына не получишь! — кричит мать. — Иди спи!» «Мам, ну ладно, давай я выйду», — Витьке нравилась роль спасителя семейных отношений. Отец укладывал его рядом с собой, лежал, курил, гладил сына по голове, разговаривал… Иногда и час, и два. Витька не высыпался из-за этого, утром в школу еле вставал, но чувствовал себя нужным семье. Рядом с ним отец размякал, становился добрее. Витька любил отца, он был отличный мужик, золотые руки, починить мог все что угодно и сына старался научить всему, что знал и умел, но трезвым его мало кто видел. Отец приходил с работы всегда подшофе, и они с Витькой часами гуляли по Питеру, и в бассейн ходили, и на каток — отец пристрастил его к хоккею. А вот когда был трезвым, становился необщительным.

Лежал на диванчике и читал, читал...

Детство певца Виктора Салтыкова прошло в огромной питерской коммуналке напротив «Ленфильма». Условия жизни были более чем скромные. В семье не было ни телевизора, ни холодильника (продукты хранили в ящике за окном). Витя любил ходить в гости к своим одноклассникам: там был другой мир — чистые кухни, ванные, телевизор можно посмотреть. А в его квартире — один душ на семь семей, в ванной — грязь и тараканы. Мать с отцом постоянно ссорились, даже дрались. «Отец, работавший на Балтийском заводе, прилично выпивал. Мог ударить мать по пьяной лавочке, меня — никогда. Наоборот, вернувшись домой нетрезвым, звал к себе пообщаться. Мама запиралась со мной в другой комнате и не пускала к отцу. Ей бы, наоборот, подсовывать меня ему, чтобы он успокаивался и не дебоширил.

Мне нравилось быть щитом между ними...»

Отец романтиком не был, но праздники устраивал потрясающие. Однажды, когда Вите было лет 7, он попросил маму позвать в гости Деда Мороза. Ответ его страшно разочаровал: «Знаешь, Витюш, у нас денежек нет. Деду Морозу заплатить надо, он же тоже кушать хочет». С ребенком случилась истерика — к другим детям Дедушка Мороз ходит, а к нему, значит, нет?! И вдруг 31 декабря раздался звонок в дверь и в квартиру вошел огромного роста — прямо под потолок — Дед Мороз. «Я от счастья чуть сознание не потерял. Через несколько лет выяснилось, что отец взял напрокат костюм и… ходули (чтобы я его уж наверняка не узнал), — вспоминает Виктор. — Это было единственный раз в моей жизни. Через год под елкой, которую мы по традиции покупали вместе с отцом, я нашел просто мешок с подарками».

Когда Салтыкову было 12, отец погиб из-за несчастного случая на работе, но долгожданный покой в семье все равно не наступил.

«Мать, конечно, вздохнула с облегчением — последние два года отец пил безбожно. Но долгие годы жизни в постоянном напряжении, в депрессии из-за его пьянок не прошли для мамы бесследно. У нее развилась маниакальная шизофрения: ей казалось, что ее преследует КГБ… Несколько раз пришлось класть маму в клинику. Ее там таблетками напичкают, выходит — вроде ничего. А потом снова-понову. Я же после гибели отца как с цепи сорвался. Учиться стал плохо, начал фарцевать, короче говоря, попал под дурное влияние. Мы с приятелями приходили к крейсеру «Аврора» или к Гостиному Двору, где всегда было полно иностранцев, и дружно клянчили жвачку.

В те времена она стоила целое состояние. Жвачка давала мне власть над девчонками, которых я стеснялся. «Витек, нет ли у тебя чего пожевать?» — спрашивала меня первая красавица класса, в которую я был безнадежно влюблен. «Для тебя, Леночка, есть всегда!» Вот и повод с «моей» красоткой постоять, поговорить…»

За «резинку» Виктор регулярно попадал в переплеты: то его дружинники «трясли», то такая же шпана — конкуренты. Однажды у «Авроры» его поймали нахимовцы. Затащили в каптерку и выбрили на голове крест, а потом еще и в школу прислали бумагу, из-за которой пришлось Салтыкову попрощаться с комсомолом и получить страшный нагоняй от матери. «Чтобы жвачку не отнимали, чего мы только не придумывали: и карманы тайные приделывали изнутри, и брюки широченные по собственным выкройкам шили.

Компания у нас, конечно, еще та была! Многие с уголовниками связаны, как, например, мой одноклассник, второгодник Семенычев. Одно время я находился под страшным его влиянием. Что скажет, то и делал. Зато рядом с ним мне было не страшно. Хотя он то на драки нас всех подбивал, то на мелкое воровство — таскали из магазина бублики. Мне это не нравилось, но что поделать, со временем я уж и сам Семенычева бояться стал. Хорошо, что в один прекрасный день его из нашей школы выгнали. Но компания осталась. Мы играли на деньги и в «чеку», и в трясучку, и в покер — я очень азартен был. С рубля мог наиграть десять — а это уже сумма! Однажды мать нашла у меня полный кошелек, посадила перед собой: «Витя, ты воруешь у меня?» Конечно, у нее я денег не брал, но что я мог ответить?

Отношения у нас не складывались. Хуже ее «пилежки» ничего не было. Однажды они с теткой нашли у меня под кроватью чемодан с жвачкой. Так тетя два часа чихвостила: «Витенька, это же происки капиталистов. Ну как тебе не стыдно?!» Но я их не слушал. И не собирался отрываться от своих друзей, с ними я чувствовал себя более уверенным и сильным. Но, как ни странно, задиристым и отважным я был только в компании. А оказавшись наедине с собой, вновь становился затюканным, ужасно стеснительным. Даже сходить одному в магазин для меня было проблемой. Думаю, что причиной была напряженная обстановка дома. Дети вырастают уверенными в себе, если к ним относятся с уважением и любовью. А у нас постоянно конфликты были, да еще мамина болезнь… Хорошо, что с нами жила тетка. Она часто баловала нас вкусненьким — приносила в дом деликатесы (работала завпроизводством в отделе по приему иностранных делегаций).

С мамой Зинаидой Ивановной. 1959 г.
С мамой Зинаидой Ивановной. 1959 г.
Фото: Фото из семейного альбома

Благодаря ей я научился готовить. Лет в десять я уже умел и холодец сварить, и мясо пожарить, и сделать макароны по-флотски. Иногда меня хвалили: «Ой, Витенька, какой молодец. Помощничек растет». Когда моя первая девушка — Марина, собравшись меня накормить, бросила макароны в холодную воду, я пришел в ужас и сразу понял: она точно моей женой не станет, хотя человек хороший! Дикость какая-то — девочка, а готовить не умеет… Да, детство у меня было очень непростое. Но и в нем был свой «плюс» — я очень рано стал самостоятельным. Смотрю сейчас на свою 13-летнюю дочь Аню. Абсолютно избалованный ребенок, совсем мы замучили девчонку своей чрезмерной любовью: ограждаем от всего на свете, возим на машине, провожаем-встречаем, готовим ей, убираем за нее.

В результате Анюта совсем не приспособлена к жизни: дорогу в незнакомом месте найти не может. Отправили ее в Швейцарию в детский лагерь, так она по дороге потеряла чемодан и не знала, куда обращаться… Но я стараюсь ей нотаций не читать. Из-за того, что меня постоянно ругали в детстве, я вырос с кучей комплексов. Мне пришлось очень долго бороться с чувством собственной ущербности. Конечно, детей надо держать в узде, но и обязательно хвалить почаще. Главное, чтобы у ребенка сформировалась уверенность в себе, а все остальное приложится».

Катя проснулась ночью, сама не поняла отчего. Прислушалась, вроде все тихо: мерно стучат старые ходики, похрапывает во сне тетка, где-то скребется мышь, за бревенчатой стеной шуршит вьюга…

Глаза потихоньку начали опять закрываться, вернулся прерванный сладкий сон о том, как мама шьет для нее праздничное платье… Вдруг в хлеву испуганно завизжали свиньи, замычала корова, застучала копытами, завозилась, обтирая боками стенки. «Чего это они?» — забеспокоилась Катя, стряхнула дрему, вынырнула из-под одеяла, прошлепала босиком в сени, зажгла лампу, накинула на плечи рваный полушубок, сунула ноги в валенки… И тут услышала странный звук: во дворе, под стеной хлева, скребя когтями, кто-то с голодным рычанием злобно раскидывал мерзлую землю. «Волки», — с ужасом подумала Катя. Холод пробежал по спине, страхом свернуло живот… Вспомнила: они должны бояться огня. Метнулась к печке, схватила спички, охапку лучин, нащепанных для растопки. Тетку будить не стала, та и так считала ее городской неумехой.

Дверь открывать побоялась, полезла на чердак, пробралась через пыльную рухлядь и старые корзины к слуховому окну и выглянула на улицу. Светила луна, весь двор был как на ладони: сугробы, протоптанные между ними дорожки, длинная синяя тень от колодца… Штук пять волков деловито копошились под стеной хлева. Катя трясущимися руками зажгла первую лучину, дала разгореться и бросила, стараясь попасть на утоптанный пятачок перед свинарником. Лучина описала дымную дугу и с шипением погасла в сугробе. Но волки отпрянули, а один молодой и тощий с визгом унесся прочь, поджав хвост. Торопясь, Катя зажгла вторую, потом подумала и сделала факел из трех лучин сразу. Пламя весело охватило березовые щепки, треща и разбрасывая искры, они полетели на пятачок, ударились о землю и разлетелись в стороны. Волки с воем помчались вон со двора.

Осторожно приоткрыв дверь и убедившись, что опасность миновала, Катя с зажженной лучиной наготове пробралась в хлев. Корова беспокойно переступала в стойле, кося испуганным глазом, на губах — пена. Свиньи сбились в угол и уже даже не визжали, а нервно постанывали. «Ты что, Машка, Машка», — позвала Катя. Наступало морозное сибирское утро...

Детство Екатерины Шавриной безоблачным не назовешь. До 12 лет она жила в Свердловске с родителями, пятью сестрами и братом. Отец Кати работал машинистом, а мама вела хозяйство, крутилась, экономила. Главным сокровищем в семье был телевизор с линзой. Кто-то его выбросил, а отец взял да и починил, у него были золотые руки. Жили впроголодь. Спасали картошка да молоко — покупали у соседей, да мука дешевая.

Мама лепила вареники с картошкой сотнями, а дети все равно оставались голодными. Все свое детство Катя ходила в старых вещах, тех, что перепадали от старших сестер. А после нее эту одежду еще донашивали младшие. «Первая собственная вещь у меня появилась в 10 лет — зеленое пальто с цигейковым воротничком, которым я страшно гордилась. Им меня премировал Свердловский обком партии за то, что я вытащила из пожара ребенка. Дело было так. Недалеко от нашей школы жил киномеханик. Однажды утром его деревянный дом загорелся. Я увидела это из окна и одной из первых помчалась тушить. Знала, что у киномеханика трое детей, поэтому, заметив, что на улицу вытащили двух старших, полезла в огонь за младшей. Она спряталась под кроватью, и я наглоталась дыма, пока искала ее и вытаскивала. Но все обошлось, и обком вручил мне премию — 300 рублей (огромные деньги для нашей семьи!) и то самое пальтишко.

Я им страшно гордилась, носила чуть не круглый год. Мама его то и дело перешивала, надставляла, ведь я быстро росла. Но я не стеснялась ходить в старенькой одежде, воспринимала это как данность, хотя, чего скрывать, мечтала и о платьях нарядных, и о туфельках. В то время люди, как и сейчас, жили по-разному. Среди моих подруг были девочки из очень обеспеченных семей, например, у Нелли мама работала директором ювелирного магазина. Так у нее и игрушки роскошные были, и платья красивые, и чулочки капроновые. А я играла в тряпичные и глиняные куколки, которые делала сама. Иногда думаю: ну почему от такой нищей жизни не стала озлобленной, завистливой или закомплексованной? Думаю, потому, что мы, дети, росли в любви. Родители на нас никогда не повышали голоса и между собой не ссорились.

При том что мы жили очень и очень скромно, мама с папой старались по мере сил устраивать нам праздники. Дни рождения, майские и наш любимый Новый год. Накануне мы с отцом выходили в лес за елочкой или сосной, потом дружно наряжали ее самодельными игрушками. Мама лепила шаньги (плоские пирожки с картошкой) и не скупилась, именно на Новый год мы наедались от пуза… А папа хитро подарки дарил — пока мы спали, привязывал ленточками свернутые рубли к нашим ручкам-ножкам (распутывать узлы было очень весело!) или пряники (мы это считали роскошным подарком)».

Катя росла очень бойкой девицей. Маму не слушалась, творила что хотела, никому не подчинялась и всегда была сама по себе. Однажды ее сестру обидел мальчишка.

Толкнул ее, оскорбил. Катя подскочила и ногтями так вцепилась ему в лицо, что он от боли взвыл, бросил портфель и убежал. Вечером его мать пришла к Шавриным жаловаться. Катя вышла из своей комнаты и заявила: «Била и бить его буду! Пусть мою сестру не трогает». Мама и тогда не отругала дочку. Лишь сказала тихо: «Эх, Катерина, ты же девочка…» Она никогда не возмущалась тем, что Катя поет с утра до ночи. Любимым развлечением дочки было нарядиться в тряпье, вытащить в общий коридор стол, залезть на него и запеть что есть мочи: «Ой, туманы мои, растуманы». Пародировала Катя и Мордасову, и Русланову, и Зыкину. «Когда соседи по бараку, где мы жили, кричали маме: «Феня, закрой Катьке глотку», она и ухом не вела. Знала, что я буду артисткой. Мне же было совершенно все равно, нравится мое пение кому-то или нет. Я росла самодостаточным ребенком, авторитетов в принципе не признавала.

«Мне нравилась роль спасителя семейных отношений. Рядом со мной отец размякал, становился добрее»
«Мне нравилась роль спасителя семейных отношений. Рядом со мной отец размякал, становился добрее»
Фото: Фото из семейного альбома

Маме, конечно, сложновато со мной приходилось».

Когда Кате было лет 12, мать отправила ее жить к своей сестре в деревню, в 40 км от Тюмени. Во-первых, у тетки было сытнее, она держала скотину, а значит, была обеспечена и мясом, и молоком, и маслом. А во-вторых, мама надеялась, что сестра немного перевоспитает непослушную девочку. «Действительно, у нее в деревне мне пришлось быстро повзрослеть, — вспоминает певица. — Тетка загружала меня по полной программе, нянькаться со мной у нее не было времени. Рано утром я кормила свиней, доила корову. Потом до школы шагала пять километров через тайгу. Страшно было, конечно. Недосыпала, уставала, руки распухли, как у настоящей доярки, но ничего — зато стала самостоятельной».

Вернувшись после 9-го класса из деревни к родителям (к тому времени они переехали жить в Пермь), Катя сразу пошла учиться в вечернюю школу и одновременно работать — семье были нужны деньги, родители по-прежнему еле-еле сводили концы с концами. Благодаря отличному музыкальному слуху девочку приняли на телефонный завод регулировщицей динамиков, закрыв глаза на то, что ей в ту пору было всего пятнадцать, а на работу тогда брали с шестнадцати. До обеда Екатерина работала, потом мчалась в школу, а вечером — на другой конец города, в кружок художественной самодеятельности при Доме офицеров. Тогда она уже неплохо зарабатывала: за концерт ей, как солистке хора, платили пять рублей да плюс зарплата регулировщицы. «Папа был категорически против моих занятий, потому что возвращаться приходилось очень поздно. Зима, мороз минус сорок, темень хоть глаз выколи.

Тогда мы с мамой впервые обманули отца: она говорила ему, что я уже дома, уроки делаю. А сама после полуночи открывала мне дверь. Я мышкой проскальзывала в свою комнату — и спать. Поесть уже не удавалось, боялась отца разбудить. Но меня не огорчало, что я была вечно голодная и плохо одета. Для выступлений на сцене брала платья и чулки у подруг. Зато самой себе я очень нравилась — коса до пояса, глазищи вполлица, стройная, ладненькая. А когда спустя пару лет я устроилась на третью работу — продавщицей духов в магазине, то денег стало хватать и на то, чтобы более-менее одеваться, и чтобы обедать каждый день… Конечно, жить в сытости и достатке — это прекрасно. Но все же не главное. Иногда вижу детей обеспеченных родителей, и, признаюсь, оторопь берет — они вообще ничего не хотят! Смотрят из окон своих лимузинов на мир пустыми и равнодушными глазами…

Я же своему непростому детству… благодарна! Ведь с десяти лет я усвоила, что безвыходных ситуаций не бывает. Сколько в моей взрослой жизни было перипетий, сколько поводов разрыдаться в голос, опустить руки, а мне хоть бы хны! По сравнению с пережитым в пору моего голодного детства все остальное — просто мелочи!»

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Яблочный пирог «Букет роз»: рецепт красивого и вкусного лакомства от Сергея Малоземова
«Рецепт недели на этот раз — пирог с цветами! Получается воздушный инежный пирог, который точно порадует не только вкусом, но и красотой.Пользы тут, конечно, мало. Но мы уверены, что вы вряд ли станете готовитьтакое сладкое каждый день», — говорит телеведущий и врач по образованию Сергей Малозёмов.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог