Андрей Соколов: откровенное интервью о любви

«Любовь живет больше, чем пресловутые три года — уж поверьте мне».
Наталья Николайчик
|
20 Февраля 2013
Фото: ЕЛЕНА СУХОВА. НА АНДРЕЕ ПОЛО, ПИДЖАК, БОТИНКИ TANTAL, БРЮКИ HUGO BOSS

«Как только я говорю «никогда», в моей жизни это происходит. Думаешь, что твой дом — твоя крепость, а потом поднимаешься на свой этаж и видишь — дыра в стене… Есть такая фраза замечательная: «Спасибо, Господи, что взял деньгами!»

А когда-то жил с ощущением, что меня охраняет Ангел. Физически чувствовал его присутствие. Он меня вел, подсказывал шаги. Однажды я должен был лететь на самолете, но перед вылетом понял — нельзя! И я рванул подальше от летного поля. К счастью, на тот рейс я не попал.

А самолет упал...

— Мистическая история. И часто с вами что-то подобное происходило?

— Таких историй достаточно. Как-то еду на автомобиле, перестраиваюсь в соседний ряд, нажимаю на газ, и параллельно со мной, не включая поворотника, на тот же ряд с другой стороны перестраивается машина. Столкновение неизбежно, мы несемся на страшной скорости нос в нос, наши траектории сближаются. И вот тут началось самое интересное. Было ощущение, как-будто кто-то раздвинул время и пространство и аккуратненько развел носы наших машин. Мы разъехались. Наблюдавшие ситуацию со стороны водители потом не могли ничего понять — места для маневра не было. Еще раз повторю: чисто физически — ни единого шанса! Тогда я тоже четко знал — помогло нечто свыше.

А однажды переходил дорогу, и тут меня кто-то крепко схватил за шиворот и в следующее мгновение передо мной проносится машина.

С Натальей Негодой в фильме «Маленькая Вера». 1988 г.
С Натальей Негодой в фильме «Маленькая Вера». 1988 г.

Когда я обернулся, чтобы сказать спасителю спасибо, улица оказалась совершенно пустой…

Была еще одна история, когда я заблудился в тайге, но выжил. Решили мы с егерем Михалычем на пару часиков пойти на охоту. Не захватили ничего, кроме ружья, соли, спичек, лука и сухарей. И сбились с пути. Это случилось осенью, когда ночи уже холодные… Егерь, мужик опытный, был мрачен. А меня спасал мой природный оптимизм и ощущение, что все будет хорошо. Более того, воспринимал все как приключение. Остановились, развели костер, прогрели почву. Прямо на том месте, где прежде горел костер, положили две слеги — толстые бревна, под которыми постоянно тлеет огонь, — сверху накидали валежник, сделали что-то типа шалаша.

С Олесей Судзиловской в сериале «Личные обстоятельства». 2012 г.
С Олесей Судзиловской в сериале «Личные обстоятельства». 2012 г.

Выспались мы прекрасно. Земля здорово держала тепло. Рядом протекала чистая река, и воду можно было пить прямо из нее. Утром мы пристрелили на мелководье из ружья метровую щуку. Испекли. Ели ее два дня. День на четвертый я стал понимать, что неплохо было бы не только поесть, но хотя бы просто увидеть людей. Каждый день мы вставали ранним утром и до темноты шли вперед. Вечером основательно готовились к ночлегу. Шло время, но никаких признаков присутствия человека мы не обнаруживали. Через неделю нам повезло. Мы услышали выстрелы и рванули в сторону, где они раздавались. Стреляли охотники. Они посадили нас, исхудавших, на вездеход и доставили к своим. Все были в шоке. Уходили-то мы на вечерок, а вернулись через неделю.

Но еще раз повторю: в тайге я не ощущал безнадеги. Мне было 19 — в этом возрасте ты бессмертный! Вот когда я недавно заблудился в лесу в ботиночках и рубашке и пошел снег, ощущения были совсем другие. Чуть ли не с жизнью прощался. А знаете почему?

— Ангела за спиной уже не было?

— Вот именно! А когда он был, мог ездить на машине без тормозов или висеть на одной руке на балконе 11-го этажа. Это был кураж! Я знал, что выйду сухим из воды. Буду жив и здоров… После тридцати трех лет меня не покидало чувство, что кредитный лимит счастливых случаев исчерпан и ответственность за жизнь легла на меня самого… И в этот момент ушло ощущение легкости бытия.

— Неужели сейчас нет желания покуражиться?

— Ну есть, конечно.

Но теперь я стараюсь не отключать голову. Можно дать по газам, и так, чтобы машину крутило, но не на обычной трассе, а на специально предназначенном для этих маневров полигоне… Кураж сейчас проявляется в каких-то чувственных вещах. Это и есть высшая степень наслаждения, которой каждый достигает тем или иным способом. Но он не может быть ежедневным, это своего рода лакомство, вишенка на торте, ублажение себя, любимого. У меня нет чего-то определенного, от чего я прихожу в состояние эйфории. Например, мой товарищ кайфует, исключительно когда ловит марлина — такую огромную, килограммов на 150 рыбину со смешным острым носом. Это его кураж. Мой кураж — во вкусе к жизни. Он может быть в стакане холодной воды в момент, когда дикая жара.

«Когда в юности заблудился в тайге — не ощущал безнадеги. Мне было 19 — в этом возрасте ты бессмертный!»
«Когда в юности заблудился в тайге — не ощущал безнадеги. Мне было 19 — в этом возрасте ты бессмертный!»
Фото: МАРК ШТЕЙНБОК

Сегодня мой кураж в том, что я могу себе позволить в шесть утра встать на ноги, порепетировать в театре, сняться в фильме, дать интервью и до глубокой ночи быть если не бодрым, то вменяемым. Правда, есть в этом что-то садомазохистское… (Смеется.)

Скорее я как робот: не читаю ничего, кроме сценариев, не езжу никуда, кроме как по работе — на съемки, гастроли и фестивали. Уже забыл, когда в моем графике случались дни безделья. Сейчас занят в «Ленкоме» с утра до ночи — выпускается спектакль «Пять вечеров». Премьера будет совсем скоро — 23 февраля. И плюс досъемки в картине «Департамент».

— Интересно, почему такой выбор, ведь пьеса Володина не современная, не модная… — Если говорить о моде, я бы поспорил.

Эта пьеса уже идет в двух очень интересных театрах — у Фоменко и в «Современнике» и, как донесла разведка, готовится к постановке еще и в третьем. По поводу того, что она не современна, тоже не соглашусь. Разве могут быть несовременными человеческие страсти? Разве может быть несовременной любовь? Это главная тема на все времена. А там потрясающая история — о том, как люди, которые любили друг друга, встречаются через 17 лет. Они расстались в военные годы, прожили порознь чуть ли не целую жизнь. И, оказывается, любовь никуда не ушла. Их чувства искорежены войной, лагерями, гипертрофированны, даже больны, но это истинные чувства. А над истинной любовью время не властно. Ведь ждала же Кончита графа Резанова 35 лет… — А сейчас возможно встретить любовь 17-летней выдержки?

— Я уверен, что такая любовь существует.

В любом случае любовь живет больше, чем пресловутые три года. Гораздо дольше… Уж поверьте мне.

— Скажите, что нового вы узнали о любви в последнее время?

— Самое большое открытие — это отношения между родителями и детьми. Это новое качество любви, другая ее форма, скажем так, которую я в себе обнаружил в последние два года благодаря своему подрастающему поколению. Но, должен признать, особенно сильная связь не у отцов и детей (они в этой истории просто члены экипажа), а у матерей и детей. Именно мать связана с детьми пуповиной. Отношения матери и ребенка первичны.

Ближе и роднее человека, чем мама, трудно представить. Меня до сих пор бережет и защищает материнская любовь. Когда я был маленьким, достаточно было уткнуться головой в мамины колени, и мир вокруг освещался другими красками. Все сразу становилось хорошо, жизнь налаживалась. Я маменькин сынок — вырос под колпаком ее любви. Эта любовь хранит меня до сих пор. Мама в меня всегда верила и считала, что ее сын самый лучший, что бы я ни делал. Эта любовь и вера дали мне запас прочности и фору во взрослой жизни.

— И когда вы почувствовали себя взрослым?

— В 14 лет. Тогда я уже работал и зарабатывал. В 13 лет, на внеклассных школьных занятиях, ходил на курсы слесарей-сантехников, получил квалификацию. А через год начал серьезно калымить.

«Я искушал судьбу. Ездил на машине без тормозов, висел на одной руке на балконе 11-го этажа... Знал, что выйду сухим из воды»
«Я искушал судьбу. Ездил на машине без тормозов, висел на одной руке на балконе 11-го этажа... Знал, что выйду сухим из воды»
Фото: МАРК ШТЕЙНБОК

Папа работал сантехником и меня пристроил в свою контору. В Москве были объекты, где я работал помощником слесаря. Мы монтировали все водоснабжение, начиная от котельных и компенсаторов, заканчивая всей сантехникой. На первую зарплату я купил маме стиральную машинку . Она до сих пор работает на даче. А после 8-го класса отправился с отцом на БАМ. Потом уже был на БАМе во время учебы в авиационно-технологическом институте, куда поступил после школы. У меня была мечта — машина. И в 19 лет я, накопив денег, купил 11-ю модель «Жигулей» канареечного цвета. Страшно этим гордился. Но материальные блага — это еще не все. Поездка в Тынду или на Зейское море — это же авантюра, это не только тяжелый труд, но радость и азарт. Мне вообще нравилось ощущать, что я могу быть самостоятельным. И по большому счету было все равно, чем заниматься, главное — ни от кого не зависеть.

Я работал сантехником, ездил по шабашкам, продавал джинсы и все делал с одинаковым азартом и радостью. Простой грубый физический труд был мне в кайф. К тому же у меня было какое-то изначальное знание, что все, что я прохожу в жизни, рано или поздно превратится в бесценный опыт. Так и произошло.

— В восьмом классе вы попали на дипломный показ в Щукинское училище и сделали «наглый» вывод, что сможете играть не хуже. Но поступать почему-то решились только спустя много лет.

— Мне исполнилось двадцать четыре. Это был последний рубеж, крайний возраст. Один знакомый мне сказал: «Если ты не попробуешь сейчас, упустишь шанс и всю жизнь будешь жалеть».

И я собрал волю в кулак и на негнущихся ногах пошел относить документы в Школу-студию МХАТ и в Щукинское театральное училище. К тому моменту я уже с отличием окончил Московский авиационно-технологический институт, мог прилично зарабатывать и неплохо жить. Но когда проходил мимо театральных вузов, у меня поднималась температура и бешено билось сердце… В Школу-студию я не поступил. Накануне с друзьями пили и гуляли до восьми утра. Так что перед приемной комиссией я стоял с раскалывающейся головой и пересохшим горлом и мог сосредоточиться только на одном — на графине воды, который стоял на столе у членов приемной комиссии. Александр Калягин, который набирал студентов в тот год, заметил мой взгляд и спросил: «Молодой человек, а чего вы, собственно, хотите?» — «Воды!» — честно признался я… Через несколько дней я стоял перед приемной комиссией «Щуки».

«Мне и миллион долларов за ночь предлагали, и угрожали с жизнью расстаться. К счастью, я не знаю подтвержденных историй, чтобы кто-то реально пострадал из-за меня…»
«Мне и миллион долларов за ночь предлагали, и угрожали с жизнью расстаться. К счастью, я не знаю подтвержденных историй, чтобы кто-то реально пострадал из-за меня…»
Фото: ЕЛЕНА СУХОВА. НА АНДРЕЕ СОРОЧКА, ПИДЖАК TANTAL

Курс набирал Юрий Васильевич Катин-Ярцев, на экзамене которого я восьмиклассником так нагло решил, что смогу играть не хуже его учеников…

— Конкурс тогда был почти триста человек на место, но студентом вы все же стали…

— Причем крайне серьезным! Сразу погрузился с головой в учебу и не выныривал. К тому времени все, что можно было выпить, я выпил в авиационном институте. А в «Щуке» ходил исправно на лекции, читал литературу и не думал ни о чем, кроме профессии. Педагоги были блестящие. Они учили нас не только актерскому мастерству, но и жизни. Людмила Владимировна Ставская говорила, что кроме основных предметов артистам нужно преподавать в обязательном порядке такую дисциплину, как «выживание».

И была права. Потому что многие артисты ломаются на самом первом этапе. Ты выходишь из училища, где тебя носили на руках и говорили: «Гений, гений!» — и оказываешься не у дел. Приходишь в театр, в котором, ты думал, без тебя не обойтись, и понимаешь, что с тобой не очень-то и хотят работать. Каждый театр живет по своим законам, везде сложившиеся традиции, ритуалы, образ жизни. Это отдельное государство, где ты на первых порах чужой. И чтобы стать своим, нужно поменять группу крови. И тут важно умение ориентироваться, находить свое место и действительно выживать… И нет смысла метаться и говорить: «А как же я? Я хочу играть! Возьмите меня туда, сюда, я все могу!»

— Именно такая история произошла с вами, когда вы в 1990 году попали в «Ленком»… — После института я со своим красным дипломом и в общем-то неплохой фильмографией пошел туда показываться.

Ответа ждал несколько дней. Волновался страшно. Возьмут — не возьмут... Потом раздался звонок: «Андрей, мы будем рады, если вы придете работать к нам. Вы готовы принять наше предложение?» Был ли я готов? Да я был счастлив! Я пребывал в эйфории целый месяц, который оставался до начала сезона. Когда в день сбора труппы пришел в театр и на лестнице встретил Марка Захарова, который обратился ко мне по имени-отчеству: «Андрей Алексеевич!» — просто чуть не лопнул от распиравшей меня гордости. Потом меня представляли другим артистам и торжественно вручили книжечку, которая называлась «Правила поведения актеров «Ленкома» вне театра». Такой внутренний этикет. Главная мысль состояла в том, что где бы ты ни находился, должен помнить о том, что ты избранный и работаешь в таком замечательном театре…

Андрею три года
Андрею три года
Фото: ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА АНДРЕЯ СОКОЛОВА

Мне тут же предложили роль Главного Сочинителя в культовом спектакле «Юнона» и «Авось». А потом роль Клавдия в «Гамлете»…

— А потом?

— Потом пошли работы на стороне…

— И за 15 лет в «Ленкоме» вы сыграли всего четыре роли…

— Ну что теперь об этом говорить...

— Сейчас у вас много ролей в этом театре. Но их же нужно было дождаться!

— А у меня принцип: дорогу осилит идущий… — Но вас, как любого творческого человека, наверняка одолевали сомнения?

— Еще как!

Но я понимал, что самоедство и самобичевание могут только погубить. Конечно, у меня были очень серьезные сомнения во многом: в себе, своих возможностях, способностях, в выборе профессии. Когда человек не вполне реализован, это естественно. К тому же шли 90-е годы, очень сложные и для театра, и для кино. В то время творческий голод был естественным состоянием у всех…

— Но у вас, в отличие от многих ваших ровесников, был хотя бы блестящий старт. В «Маленькой Вере» вы сыграли еще студентом.

— Старт в актерской профессии многое, но еще не все. Здесь к финишу приходят не самые талантливые, а самые выносливые.

Можно ведь ярко загореться и тут же превратиться в кучку пепла, а можно идти маленькими шажками до конца и вырасти в большого артиста... Я это понял не сам. Об этом мне рассказал режиссер «Маленькой Веры» Вася Пичул. Он был таким же молодым, двадцатипятилетним, как мы, когда снял свой фильм, но при этом невероятно мудрым. Однажды Вася выдал то, что я запомнил навсегда: «Если ты, Андрей, будешь сидеть на заднице, потеряешь профессию. Можно быть гордым, голодным и ждать своего Гамлета. А если его не случится? Депардье снимается везде, куда его зовут! И он крутой артист!» По счастью, Васины слова я услышал и стал соглашаться на любую не до конца безнадежную работу. Изо всех сил старался сделать что-то серьезное, даже если материал был слабым. Я использовал все шансы, которые мне предлагала судьба.

На все предложения говорил: «Да!»

— Но один шанс вы все же упустили…

— Вы имеете в виду Голливуд?

— Именно...

— Когда я об этом узнал, было уже поздно. Один работник из Роскино спросил меня, почему я не поехал в Голливуд, когда меня звали… Что я им ответил? Ничего. Конечно, если бы я знал об этом шансе, я бы постарался им воспользоваться. А как иначе?! К тому времени я уже окончил вечерние курсы иностранных языков и с ­английским, слава богу, было все в порядке. Может быть, моя карьера, да и фактически вся жизнь сложились бы иначе… Но история не любит сослагательного наклонения.

«Мне было все равно, чем заниматься: я работал сантехником, ездил по шабашкам, продавал джинсы...»
«Мне было все равно, чем заниматься: я работал сантехником, ездил по шабашкам, продавал джинсы...»
Фото: ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА АНДРЕЯ СОКОЛОВА

— После «Маленькой Веры» вы проснулись знаме­нитым…

— Была совершенно дикая ситуация. Бесконечные пресс-конференции, интервью. И это при том, что я не умел отказываться, а на вопросы отвечал откровенно. Это истощало. Силы были на пределе. Меня буквально рвали на куски. И тогда мой педагог Катин-Ярцев сказал: «Запомните, лучше, чтобы о вас не знали ничего, чем знали все». И я взял это на вооружение. Я закрылся и поэтому сохранился.

— Как вы справлялись после «Маленькой Веры» с той волной женского внимания, которая на вас обрушилась?

— В каком-то смысле я был подготовлен. Еще до этой ленты я был знаком с телевидением — участвовал ­в программе «А ну-ка, парни!» и женского внимания получал достаточно…

Хотя после фильма была не волна ­внимания, а просто цунами. Но я ушел живым. (Смеется.)

— Раньше вы говорили, что к вниманию слабого пола у вас двойственное отношение: с одной стороны, оно вас напрягает, с другой — радует. Соотношение где-то 50 на 50.

— Так оно и есть. Но сейчас соотношение изменилось. Сейчас больше радости и благодарности. Ведь многие поклонницы со мной на протяжении не одного десятка лет. И их вера в меня дорогого стоит. Хотя бывают и экстремальные проявления любви. Мне и миллион долларов за ночь предлагали, и угрожали с жизнью расстаться. К счастью, я не знаю подтвержденных историй, чтобы кто-то пострадал из-за меня… — А неподтвержденных?

— Да сколько угодно.

Например, пишет девушка, пишет, пишет. И у тебя много ее писем, и все с признаниями в любви. А потом приходит такое: «Все! Завтра меня не будет». И больше ни одного письма. Откуда я знаю, что там случилось?

— Любовь можно объяснить?

— Попытаться можно. А на самом деле... Она как наваждение. И она бывает разной. Иногда болезнь, вирус, что-то разрушительное. Иногда благо, когда ты становишься частью другого человека, когда ты живешь за двоих... Любовь — это всегда и дар, и чудо, и наказание. И этот огонь, который в тебе горит, надо беречь, потому что он легко гаснет. Часто я сам был виноват в том, что огонь гас. Молодость есть молодость. Здорово быть узнаваемым, любимым и перелетать от девушки к девушке, как с цветка на цветок.

«Я маменькин сынок — вырос под колпаком ее огромной любви»
«Я маменькин сынок — вырос под колпаком ее огромной любви»
Фото: МАРК ШТЕЙНБОК

Я же обычный мужчина, для которого на первом месте были победы и количество женщин. Если я кем-то увлекался, чего я только не делал...

Нужно время, чтобы понять: одна единственная женщина может заменить всех остальных… А когда их у тебя две, очень любимых — жена и дочка, — в жизни меняется все. Теперь многое из того, что я делаю, — именно для них…

— Я знаю, вы хотели бы составить генеалогическое древо, но все не было времени. Наверное, это в первую очередь для дочки Сони?

— Почему же, мне тоже интересно знать о своих предках. До меня дошли обрывочные и, боюсь, неточные сведения. Я знаю, что с отцовской стороны были революционеры и дворяне.

С маминой все яснее. Ее отец Матвей воевал в коннице Буденного. У него было шестеро детей. Все жили в крошечной квартире на Третьяковской, и им приходилось спать на полу под столом. В детстве я часто бывал у деда Матвея, общался там с двоюродными братьями и сестрами. И именно тогда возникло ощущение тыла, клана. Именно тогда родилось понимание, что семья — это сила.

— У вас были драгоценные вещи из детства?

— Книжка «Непоседа, Мякиш и Нетак» и рыжий медведь. С мишкой я долгие годы спал в обнимку, а книгу прочитал, наверное, тысячу раз. Сейчас с мишкой играет Соня. А книжку ей давать еще рано. Она ведь и порвать может.

— Книжка, наверное, хранится в вашей старой двухкомнатной квартире в Чертаново, где живет мама…

— Да.

Там хранится много раритетных вещей из прошлого. Эта квартира вообще уникальное место. Когда я туда приезжаю, как будто попадаю в прошлое. В моей комнате коричневые обои в кирпичик, которые я сам когда-то клеил. Когда прихожу туда, сразу в душе наступает покой. Похожие ощущения, когда приезжаю к маме на дачу. Там всего шесть соток. Но они волшебные. Кругом лес, и этот лесной запах проникает всюду. Давным-давно комнаты внутри покрыли очень странным лаком. Он смолистый и не засох до сих пор. Дотрагиваешься и прилипаешь.

— Я знаю, у вас была мечта стать ближе к природе, и вы даже всерьез рассуждали о том, чтобы уехать из города и поселиться где-нибудь отшельником… — Тот, кто готов, не говорит, а делает.

Тот, кто решается на какой-то поступок, совершает его без долгих прелюдий и подключения аудитории… Делает, а не говорит. Вот был у меня близкий знакомый, царствие ему небесное, Анатолий Васильевич Рядинский, которого еще звали Берендей. Он просто ушел в лес на Истре, построил там деревянный городок в исконно русском стиле, назвал его «Былина» и прожил так почти 30 лет до конца своей жизни. А умер он три года назад. Что-то могло не нравиться в его жизни, в его поступках и мировоззрении. Но Василич сделал главное — жил, как велит его душа. К нему отдыхать приезжали разные люди, в том числе и очень известные. Таких мест, где можно остановиться в вечной гонке, прийти в себя, почти нет. И мы все бежим, бежим… Но если ты не остановишься сам, тебя остановит жизнь. Возможно, поэтому у нас случаются болезни или какие-то потрясения, испытания… Когда-то в лихие девяностые застрелили моего близкого друга.

«Я был обычным мужчиной, для которого на первом месте победы и количество женщин. Нужно время, чтобы понять, что единственная женщина может заменить всех остальных»
«Я был обычным мужчиной, для которого на первом месте победы и количество женщин. Нужно время, чтобы понять, что единственная женщина может заменить всех остальных»
Фото: ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА АНДРЕЯ СОКОЛОВА

Переживания оказались такими мощными, что у меня фактически парализовало левую часть тела.

Беспомощность угнетала. И я понял одну очень важную вещь — все может кончиться в любую минуту. Ты ни от чего не застрахован. Люди — невероятно хрупкие существа. Гости на этой земле. Пришли сюда, как в картинную галерею, полюбовались и ушли. И наши следы стерлись... Ты не знаешь, что тебя ждет впереди. С благодарностью надо принимать то, что есть. Замечательные слова были написаны на кольце царя Соломона: «И это пройдет». Очень многим они не нравятся, кого-то пугают. Но все действительно проходит. Мы проходим… И не надо печалиться по этому поводу. Смысл жизни в самой жизни. Дали тебе шанс — радуйся, попробуй, что это такое.

Живи, твори, люби!

— То есть вы философом стали лет двадцать назад?

— Фактически в прошлом веке. Мы становимся философами с каждым ударом жизни. Я, например, какое-то время жил с ощущением, что все люди хорошие. Но это закончилось очень быстро. А еще я понял, что не у тела есть душа, а у души тело. И то, что смерть — не конец. Когда-нибудь это знание будет открыто для всех, и тогда поменяются все ценности на земле, жизнь поменяется. У всех людей будет совершенно другой старт… Однажды после очередной спортивной травмы понадобился «ремонт». У меня был день рождения, и анестезиолог, мой тезка, из любви и товарищеских чувств (поскольку это была не первая наша с ним встреча на операционном столе) сказал: «Андрюха, я тебе сделаю подарок» — и чего-то подмешал в наркоз.

И была эйфория и свет в конце тоннеля. Я летел по коридору, мягкому, теплому, красному. Такой всепоглощающей любви, счастья и блаженства я не испытывал никогда. Потому что таких ощущений на земле нет. Это был абсолют, рай. Когда я очнулся, узнал, что анестезиолог перестарался…

— В вашей натуре все очень сложно перемешано: вы и романтик, и прагматик, и авантюрист, и мистик…

— Мистиками не рождаются. Просто случались необычные истории еще со школьных времен. Например, когда учился в школе, лежал как-то вечером дома в кровати и вдруг стал ощущать, что в комнате кто-то есть. Физическое ощущение. У меня горит ночник. Я ничего не могу придумать умнее, как сказать вслух: «Если кто-то есть дома, пусть погаснет свет».

«Когда-то я ходил к гадалкам, мне говорили вещи, которые потом сбывались. И я прекратил лезть в будущее. Это опасная игра»
«Когда-то я ходил к гадалкам, мне говорили вещи, которые потом сбывались. И я прекратил лезть в будущее. Это опасная игра»
Фото: ЕЛЕНА СУХОВА. НА АНДРЕЕ СОРОЧКА, ПИДЖАК, БРЮКИ, БОТИНКИ TANTAL

Свет тут же погас. Я чуть не поседел… Да и потом происходило много вещей, после которых можно поверить в чудеса. Когда-то я ходил к гадалкам, было желание узнать судьбу. И мне предсказывали. Говорили вещи, которые потом сбывались. Я прекратил лезть в будущее. Это опасная и разрушительная игра. Нельзя сидеть на двух стульях. Ты или на этом свете, или на том. Я свой выбор сделал. Я на этом свете, и я живу. И стараюсь жить в радости, быть оптимистом. Мы ведь не только то, что едим, но и то, что думаем. Как говорится, кто-то видит плюс, а кто-то крест. Я стараюсь не терять ощущения свежести жизни. С возрастом очень сложно чему-то удивляться. Притупляются чувства, эмоции, а этого так не хочется! И я очень рад вспышкам, когда ощущаю себя как ребенок. Не часто, но это случается.

Можно просто выйти на снег — и сойти с ума. Или увидеть красивейший рассвет и заплакать от ощущения восторга и любви к жизни. Именно в такие мгновения спадает оболочка и становишься самим собой…

— И еще, наверное, собой вы становитесь рядом с маленькой дочкой…

— Наверное… Но вообще о самых близких я предпочитаю не говорить.

— Еще несколько лет назад вы утверждали, что друзья — те островки, которые держат вас в трясине жизни. И они — главное, что у вас есть. Сейчас эти ощущения не изменились?

— Они дополнились. Если будут плыть две лодки, в одной мои друзья, в другой — дети, я выберу ту, в которой дети.

Это закон жизни.

Благодарим «Еnglish Interiors» — Галереи стилей интерьера» за помощь в организации съемки

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Хочу похудеть, но заедаю стресс
Как справиться с лишним весом, когда все идет наперекосяк



Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог