Андрей Кончаловский: «Я помудрел»

«Даже сейчас часто говорят : мол, какая там Высоцкая актриса, он ее снимает, потому что она его жена».
Татьяна Зайцева
|
27 Декабря 2010
Андрей Сергеевич с женой Юлей и детьми Машей и Петей в загородном доме на Николиной Горе. Дизайн елки — Дом Цветочной Моды «Элита Флора» На Юлии Высоцкой платье Emilio Pucci, туфли Sergio Ross,i на Маше Кончаловской платье Kate
Андрей Сергеевич с женой Юлей и детьми Машей и Петей в загородном доме на Николиной Горе. Дизайн елки — Дом Цветочной Моды «Элита Флора» На Юлии Высоцкой платье Emilio Pucci, туфли Sergio Ross,i на Маше Кончаловской платье Kate

«Когда наш роман только начинался, снисходительно-поверхностное отношение Юле приходилось испытывать не только со стороны чужих людей, но и от моих родственников — дескать, кто она вообще такая?!» — вспоминает режиссер Андрей Кончаловский.

— Не помню точно, в каком году это было, но где-то в 70-х. Еду из Москвы на машине домой на встречу Нового года на Николину Гору, в наше «родовое гнездо». Ночь, метель, гололед. Опаздываю. Вдруг вижу на обочине Рублево-Успенского шоссе «Жигули», возле которых суетится какой-то человек.

«Как же трудно было добиться, чтобы деревянный Щелкунчик ходил неловко, именно как кукла из дерева, и был бы без мимики, но в то же время передавал бы все чувства! И все-таки мы это сделали»
«Как же трудно было добиться, чтобы деревянный Щелкунчик ходил неловко, именно как кукла из дерева, и был бы без мимики, но в то же время передавал бы все чувства! И все-таки мы это сделали»
Фото: Марк Штейнбок

«Да-а, — думаю, — оказывается, есть люди, опаздывающие еще больше меня». Подъезжаю ближе — ба, да это Никита! В отчаянии пытается завести сломавшуюся машину — взмок уже весь, нервничает, продрогшая Таня сидит в салоне. Ну, привязали мы его «жигуль» к моему, и потихонечку я докатил брата с женой до дома… Кстати, та новогодняя ночь подарила еще одно неожиданное приключение. Наконец мы всей семьей сели за стол, зажгли, как положено, свечи, разлили по бокалам шампанское и только приготовились погрузиться в прелести новогоднего застолья, как вдруг: от свечи загорается абажур, с которого огонь немедленно перекидывается на декоративный букет сухих цветов, стоявший на столе, а с него — на бумажные салфетки. И вот в этой самой комнате, где мы с вами сейчас сидим, начинается… пожар.

Быстрее всех среагировал папа — сорвал абажур и начал его затаптывать. Через секунду подключились и остальные — кто-то стал заливать стол водой, кто-то что-то отодвигал, я, помнится, скинув на пол букет, топтал его... Обошлось. Пожар был успешно потушен, и Новый год успели-таки встретить вовремя — под бой курантов. Но сидели уже без абажура.

— Андрей Сергеевич, вы традиционно встречали Новый год с родителями, в кругу родных или такие праздники были исключениями из правил?

— Из детских воспоминаний: елка в квартире моего дедушки Петра Петровича Кончаловского с дореволюционными елочными игрушками — я не мог оторвать от них взгляд, настолько красиво они были сделаны. Вообще в доме была атмосфера той, ушедшей, России, там удавалось сохранить исчезающую эпоху.

О чем говорили! Ну вдумайтесь только — дедушка не любил Чехова. То есть не книги, написанные писателем, а самого Антона Павловича — просто он лично знал его, общался… У родителей Новый год когда-то тоже был семейным праздником, на котором собирались все, но… Семья существует до тех пор, пока в ней присутствует глава. Отец никогда им не являлся, он вообще не особо обращал внимание на домашние дела. Был человеком очень легким, жил своей жизнью, к нам, детям, приходил редко. Нами занималась мама. И по дому все всегда она организовывала. Мама — она и была у нас главой. Это нормально. Кто в России традиционно держит дом? Редко — мужчина. Всё, как правило, на женщине. Когда мамы не стало (Наталья Петровна Кончаловская ушла из жизни в 1988 году. — Прим. ред.), семья начала распадаться, мы стали, грубо говоря, «почковаться».

Теперь встречаемся за столом только по редким случаям. Я подумываю о том, чтобы все-таки как-нибудь собрать всех. Но как это осуществить? Вон у одного меня сколько детей: сын Егор (от четырехлетнего брака с Натальей Аринбасаровой. — Прим. ред.), дочь Александра (от брака с француженкой Вивиан Годе, продлившегося одиннадцать лет. — Прим. ред.), дочки Наташа и Лена (от семилетнего брака с диктором ТВ Ириной Мартыновой. — Прим. ред.), Дарья (внебрачная дочь от актрисы Ирины Бразговки. — Прим. ред.), Маша и Петя (от нынешнего брака с Юлией Высоцкой. — Прим. ред.), и все они раскиданы по разным местам. А еще внуков сколько! (Задумчиво.) Больше десятка, наверное. У Саши, живущей в Париже, — четверо детей. У Егора — одна дочка. Даша — мать троих детей и сейчас, по-моему, снова беременна, но боится об этом сказать…

«Когда брат делает какую-то очень хорошую вещь, у меня возникает чувство зависти. Но не черной, а вот такой: «Вот сволочь! Как сделал!..» Думаю, Никита испытывает то же самое, потому что он настоящий художник, а значит, эгоист. Хотя, может быть, я сужу по себе…»
«Когда брат делает какую-то очень хорошую вещь, у меня возникает чувство зависти. Но не черной, а вот такой: «Вот сволочь! Как сделал!..» Думаю, Никита испытывает то же самое, потому что он настоящий художник, а значит, эгоист. Хотя, может быть, я сужу по себе…»
Фото: Марк Штейнбок

Нет, выходит, не десяток. Почти десяток. (Смеясь.) Видите, точно не знаю, не пересчитывал, честно говоря. Вот когда начну считать десятками, наверняка не собьюсь со счета… Иногда мы всю новогоднюю ночь проводили дома, а бывало, после встречи разъезжались кто куда. Я чаще всего мотался в Дом кино. Приезжал туда часам к трем, пьяный. На столах все холодцы-салаты уже раскисли. Но все равно тусовался с удовольствием. Тогда, правда, не было слова «тусоваться», но люди, конечно, собирались, общались, была масса общих интересов. Конечно, очень поверхностных, как это всегда бывает у молодежи.

— А как же споры о творчестве, рождение новых замыслов?

— Все поверхностно — так, просто время провести. Что может родиться в пьяной беседе, когда за столом сидят 20—30 человек?

Ничего. Только треп. Хотя нет — еще может родиться случайная связь. Или не случайная. Поделюсь опытом: любая тусовка — это поиск партнера. Молодежь тусуется легко, радостно, с азартом, потому что все ищут друг друга. А как только человек находит своего партнера — интерес к гулянкам, сборищам, к тусовочной жизни пропадает. И тусоваться он перестает.

— А брат и сестра (Екатерина — дочь Натальи Кончаловской от первого брака, была замужем за Юлианом Семеновым. — Прим. ред.) были в вашей компании?

— Катя старше меня, и с ней у меня не было особой близости просто в силу несовпадения возрастов и полов. Ну какие могут быть общие интересы у парня с сестрой при пятилетней разнице в возрасте?

А вот Никита ко мне льнул, общаться больше предпочитал с моими приятелями, чем со своими сверстниками. Он же моложе на восемь лет и, естественно, тянулся к старшему брату. У него-то со мной как раз были общие интересы — сигареты, водка, рок-н-ролл, девочки… Ну интересно же со старшими. В свое время, когда мне было лет 14—15, я тоже тянулся к более взрослым — со стилягами общался, с художниками, в коктейль-холлы с ними пробирался любыми неправдами, потому что несовершеннолетних в советские гостиницы не пускали. Вот и Никита с Грамматиковым бесконечно вертелись в моей компании, где были Шпаликов, Урбанский… Я допускал его, можно сказать — покровительствовал. Но, как правило, старшие братья к младшим относятся безжалостно. И я был безжалостным. Не ценил, что имел такое доверие и преданность. Вообще способность ценить — редкое качество.

«Все мои дети — любимые. Но слишком поздно я понял, как нужен своим уже взрослым детям. Они постоянно звонят мне и очень дорожат временем, проведенным вместе. А вот эти, последыши, не чувствуют особой потребности в нашем контакте»
«Все мои дети — любимые. Но слишком поздно я понял, как нужен своим уже взрослым детям. Они постоянно звонят мне и очень дорожат временем, проведенным вместе. А вот эти, последыши, не чувствуют особой потребности в нашем контакте»
Фото: Марк Штейнбок

Разве человек, у которого ничего не болит, понимает, насколько он счастлив? Нет, мы не ценим здоровье, не думаем о нем, пока здоровы. Узнаем свое тело только по мере отказа разных частей, а пока они все работают безотказно — ни черта не бережем... Так же и с братом — не церемонился я с ним, гонял туда-сюда, иногда, правда, испытывал к нему какое-то щемящее, очень пронзительное чувство, но легко и быстро о нем забывал.

— А кто из родителей был вам ближе?

— С отцом мы очень сблизились только после того, как ушла мама. А до этого часто конфликтовали. Не совпадали по взглядам, по позициям, по жизненным установкам. Отцы и дети, что вы хотите. Я придерживался либеральных взглядов, во мне бродили антисоветские настроения: «Мы — дети ХХ съезда!

Где свобода? Почему нельзя уехать за границу?!» По этим поводам с папой были бесконечные диспуты, столкновения. С мамой этого не происходило. Будучи старше отца на десять лет, она была очень мудрой, гораздо более терпимой, чем он. И, кроме того, мама никогда не занимала никаких политических позиций. А отец постоянно сдерживал меня, говорил: «Не трепись, не общайся с иностранцами, не болтай языком, ты знаешь, что за это бывает».

— Ну понятно, все-таки Сергей Владимирович был автором слов гимна страны, занимал высокий пост...

— Автор гимна не имеет никакого отношения к постам. Какой там пост — секретарь Союза московской писательской организации! Отец никогда не был начальником.

Знаю эти бесконечные разговоры: «Вот Михалков — такой гибкий, хитрый, умудрился ко всем правителям втереться в доверие...» Да все это абсолютная неправда. Отец в принципе никогда не льнул к власти. Он и в партию вступил где-то в 60-е годы! Вот как он написал первый гимн? Узнал, что идет конкурс текстов, когда все — а среди них, кстати, были очень крупные, известные поэты — уже подали свои варианты. И отец сказал своему приятелю Эль-Регистану (соавтор слов государственного «сталинского» гимна. — Прим. ред.): «Слушай, оказывается, все сочиняют гимн, давай и мы что-нибудь напишем, если еще не опоздали!» Написали за ночь. И послали на конкурс. Это была настоящая авантюра. Лотерея. Кто мог представить, что Сталину понравится именно их текст? Потом политика страны изменилась, но решили этот политический документ — гимн ведь не поэзия, а именно документ, соответствующий определенной эпохе, — не менять, а несколько подкорректировать.

Ну и кто должен был это делать, другой поэт? А какой смысл привлекать другого? Опять обратились к отцу (Эль-Регистан к тому времени умер), и он сказал: «Пожалуйста, я сделаю». Ну и когда в третий раз было принято решение оставить тот же гимн, согласитесь, глупо было бы звать, допустим, Резника, чтобы тот переписал слова. Хотя сейчас он утверждает, что Михалков у него текст отнял. Но мне известно одно: снова позвали Михалкова, и он сделал то, что было нужно… Так что, повторяю, сам отец никогда никуда не лез. В этом смысле он был чрезвычайно мудрый человек. Даже когда его приглашали на банкет к Сталину, тихо сидел в углу и ни к кому не подходил. Однажды Сталин обратил на это внимание.

Сам к нему подошел, спросил: «А чего же вы не присоединяетесь к нам?» На что отец скромно сказал: «Да мне и тут хорошо». Он не раз вспоминал наставление матери: «Будь осторожен. Кого жалуют цари, того не жалуют псари». Ну а псарем у Сталина, как известно, был Берия! Вот и избегал общения с сильными мира сего.

— Родившись в такой выдающейся семье, вы чувствовали себя избранным?

— Я воспринимал все как просто нормальную жизнь. Точно так же думает, что живет нормально, какой-нибудь ребенок из Намибии — голодный, облепленный мухами, который ходит за шесть километров с ржавой канистрой за водой и тащит ее домой для умирающей матери. Периодически я показываю своим детям фотографии этих несчастных африканских детей, говорю: «Вот смотрите.

Видите, как люди живут? Цените, что вам дано, берегите». Но это бесполезно. Они затихают на секунду, и все тут же возвращается обратно — и вода течет из крана, не выключаясь… Они не понимают этого. Как и я в свое время. Я просто не знал, что обладаю какими-то возможностями, которых нет у других. Хотя какие это были возможности? Ну отдельная комната с роялем, где периодически ночевали мои друзья Андрей Тарковский, Гена Шпаликов, Слава Овчинников. Ну масло и сыр на столе. То есть некий обеспеченный минимум, который сам по себе никакой свободы не давал. А фамилией своей я не пользовался нигде, кроме случаев, когда хотел получить билеты в театр — звонил администратору и подделывал папин голос. И в консерваторию поступил сам. Хотя нет, вру. Все-таки там я оказался потому, что великий музыкант Лев Оборин был приятелем мамы.

И как-то он сказал: «Давай я послушаю его и возьму в консерваторию». И со ВГИКом так же получается — Михаил Ильич Ромм, у которого я учился, тоже был из маминой компании. (Усмехнувшись.) Значит, получается, фамилией все же пользовался.

— Вы с Никитой Сергеевичем воспитывались в одной семье, жили в той же атмосфере, влияние родителей на вас было одинаковое, вы лично оказали на брата большое влияние, и, тем не менее, вы с ним такие разные. Почему?

— И слава Богу, что так, это нормально. В жизни мы с Никитой  соратники, но с точки зрения политики — оппоненты. В силу того, что по-разному думаем и воспринимаем мир. И к России относимся неодинаково: Никита — с трепетом, романтизирует страну, я же воспринимаю родину не с трепетом, а с чувством глубокого уважения и…

неудовлетворения. Проще говоря, Никита — романтик, а я — реалист. В нашей стране крайне редко братья бывают абсолютными соратниками. И до революции так было — один сын мог стать промышленником, а другой — революционером. А по поводу Никиты скажу так: хотя жизненные концепции у нас разные, это не мешает нам друг друга уважать.

— Вы оба — личности, очень яркие, талантливые. У вас никогда не было к брату творческой ревности?

— Знаете, художник по сути своей существо эгоцентрическое. У него в голове не укладывается, что кто-то может сделать лучше, чем он. И ему требуются колоссальные внутренние усилия и мудрость, чтобы это признать.

Но когда все-таки удается дойти до уровня понимания, происходит внутреннее освобождение, в результате которого можно наконец свободно принять тот факт, что есть люди умнее, талантливее, моложе, богаче, красивее, наконец. (Смеется.) Естественно, когда брат делает какую-то очень хорошую вещь, у меня возникает чувство зависти. Но не черной, а вот такой: «Вот сволочь! Как сделал!..» И это естественно. Думаю, Никита испытывает то же самое, потому что он настоящий художник, а значит, эгоист, которому свойственно чувство внутреннего соревнования. Хотя, может быть, я сужу по себе…

— А вы когда-нибудь были по-настоящему дружны?

— Конечно. Да мы и сейчас дружим. Но дружбу можно понимать по-разному.

Находясь на абсолютно разных концепциях по поводу идеологии и политики, мы же остаемся братьями, и каждый из нас знает главное: мы есть друг у друга, и, если у кого-то что-то случится, естественно, любой из нас тут же протянет другому руку. Что не мешает мне брата критиковать. Публично. Скажем, этой весной я сделал несколько резких выступлений по поводу состояния дел в Союзе кинематографистов… А вот Никита никогда меня не попрекал. Не позволяет он себе публичную критику в мой адрес. Никогда и нигде. Хотя про себя наверняка критикует. (Улыбнувшись.) Видите, между нами есть еще одно отличие — у нас разные этические коды.

— Из чего следует, что у вашего брата код этики более корректный?

— Я не понимаю, что такое корректный.

«Моя мудрая мама всех женщин, с которыми я появлялся у нее дома, всегда принимала радушно. Потом-то я узнавал, что по поводу той или иной моей партнерши она говорила: «Ну, это ненадолго». Но говорила подруге своей — ни в коем случае не мне»
«Моя мудрая мама всех женщин, с которыми я появлялся у нее дома, всегда принимала радушно. Потом-то я узнавал, что по поводу той или иной моей партнерши она говорила: «Ну, это ненадолго». Но говорила подруге своей — ни в коем случае не мне»
Фото: Марк Штейнбок

Знаю одно: его «код» — клан семьи нужно охранять и публично высказывать негатив в отношении к родственникам нельзя. Я этого принципа не придерживаюсь, у меня иной «код». Не считаю я нужным скрывать свое мнение по поводу чего-то или кого-то, поэтому публично говорю многие вещи, в частности касающиеся и брата, если в чем-то с ним не согласен. Не личной его жизни, разумеется. А с собой я и в этом смысле не особенно церемонюсь, что видно по моим книгам, носящим исповедальный характер.

— Где, как известно, вы более чем откровенно описываете свои близкие отношения с женщинами, с которыми вас связала судьба. В одной из них — книге «Низкие истины», характеризуя свои картины, вы пишете: «История Аси Клячиной» — о любви, «Романс о влюбленных» — просто антология любви, «Сибириада» — о любви чувственной, «Возлюбленные Марии» — о любви платонической, «Курочка Ряба» — о любви героев и моей любви к этим людям».

То есть в своем творчестве, да и в жизни, вы все время исследовали тему любви. Удалось разобраться, что же это такое — любовь?

— С возрастом я пришел к выводу, что в жизни человека абсолютного ничего нет, все относительно. Кроме смерти и рождения. И любовь — понятие относительное. Человек ошибается, с годами меняется… Когда мне было двадцать лет, я воспринимал любовь одним образом. В сорок — это было уже совсем другое восприятие. В семьдесят — новые ощущения, совершенно несхожие с прежними. Не хочется мне никого разочаровывать, но по поводу любви я вам отвечу, как Чехов в «Дуэли»: «Никто не знает настоящей правды».

Вот и все. Кому-то везет, а кому-то, к сожалению, нет. Почему так? Неизвестно. В моей жизни женщины присутствовали всегда — влюблялся, любил, просто встречался. Поэтому знаю: с каждым годом потребности у человека меняются. В юности ты не понимаешь, что такое смерть, не представляешь, что сам смертен. У тебя масса иллюзий, тебе кажется, что впереди ждет только лучшее. И ты находишься в постоянном поиске женщины. А потом, когда находишь и она становится твоей, спустя некоторое время начинаешь подумывать: нет, можно и получше найти.

— С Юлей вы живете уже 14 лет, и пока это ваш самый длительный брак. Почему остановили свой выбор именно на ней?

— Объяснить не сумею. Могу только сказать, что и сейчас испытываю к Юле те же чувства, которые испытывал 14 лет назад. Я не выбирал ее специально, все пришло само. Выбрать невозможно. Это, знаете ли, как броуновское движение — какие-то две молекулы вдруг встретились. А ведь могли и не встретиться. Тогда не повезло бы. Но нам повезло. Невероятно. Причем не только в месте встречи, но и во времени. Я имею в виду то, что, если бы встретил Юлю, родившуюся на 36 лет раньше, то есть мы с ней были бы ровесниками, — ни за что не прожили бы вместе 14 лет. Абсолютно в этом убежден. Поэтому Юле сильно повезло — она встретила меня, когда я помудрел.

— А вам в чем повезло с Юлей? Вы ведь встречались с множеством прекрасных женщин, четыре раза состояли в официальном браке, этот пятый.

Чем же Юля вас завоевала?

— Слушать умела. Наверное, ей было интересно со мной общаться. При том что обычно юным девушкам с мужчинами хочется в основном танцевать, а не беседовать на какие-то серьезные темы. Тем более в сегодняшнем времени, когда мысли вообще не пользуются большим спросом. Но Юля оказалась думающим человеком…

— Какие же действия вы предприняли, чтобы влюбить ее в себя?

— Ну, в этом смысле я не художник. Я же режиссер, прозаик, поэтому не выражаю свои чувства, как поэт. Очевидно, я просто предпринял попытку понять человека, и ничего больше. Но это не значит, что я понял Юлю. Вообще, мне кажется, понять человека нельзя…

Сумбурно говорю, да? Но, поверьте, я искренне пытаюсь объяснить то, что думаю в данный момент. Если начну рассуждать о том, что встретил наконец женщину своей мечты, — это будет выглядеть глупо. Да и не помню я ни ощущения свои той поры, ни действия. Вот Юля все помнит. Недавно напомнила мне, что когда мы с ней встретились и только, как говорится, начали обнюхиваться — люди же обнюхиваются, как собаки, — я поставил ей пластинку с концертом Прокофьева. Юля первый раз в жизни слушала эту очень сложную музыку. И она ее глубоко потрясла. Я же видел, какие эмоции девушка испытывала. И сказал ей: «К сожалению, в большинстве случаев с одной женщиной хорошо вдвоем слушать музыку, с другой — замечательно заниматься сексом, любовью, с третьей — делать детей. Как правило, совпадает только один из этих трех человеческих планов: идеальный, физиологический и социальный — продолжение рода».

Юля подумала и ответила: «А я все-таки верю в то, что существуют пары, в которых совмещаются все три плана». Собственно, это и есть идеальное соотношение, но раньше мне такое не встречалось.

— А не могло быть такого, что молодую актрису просто завораживала ваша знаменитость?

— Даже сейчас часто говорят — до меня же доносится: мол, какая там Высоцкая актриса, Кончаловский ее снимает и берет в спектакли, потому что она его жена. Но это же неправда. Несправедливо. Хотя в России мы все привыкаем к несправедливости… Ну посмотрите же ее работы на сцене и на экране! И мои прежние работы посмотрите — неужели по ним не понятно, что я никогда не брал бы на роли жену просто из-за того, что она — жена.

В этом смысле я был абсолютно безжалостен ко многим своим женщинам, которые были актрисами и, возможно, даже подходили на ту или иную роль. А вот меня они в этом смысле не устраивали. Но не станешь же все это доказывать!.. В то время, когда наш с Юлей роман только начинался, почти все подозревали Юлю в неискренности, в фальши, говорили между собой: «Еще бы, с ней все ясно — ухватилась за немолодого режиссера, да еще известного, со связями, и бабок у него много. Чтобы карьеру сделать. И замуж вышла по расчету, на богатство и славу позарилась…» Но самое неприятное заключалось в том, что такое снисходительно-поверхностное отношение Юле приходилось испытывать не только со стороны чужих людей, но и от моих родственников — дескать, кто она вообще такая?!

Откуда здесь появилась?! В качестве кого?! Зачем?! Сложный тогда для меня был этап. Хотелось же, чтобы женщину, которую ты любишь, любили все. Это приятно, это льстит самолюбию. А тут все получалось наоборот. В моей жизни уже были ситуации, когда мои отношения с женщинами пусть не разрывались, но блекли из-за того, что их не принимали близкие мне люди. Только мудрая мама всегда принимала радушно всех женщин, с которыми я появлялся у нее дома. Никогда не позволяла никаких критических выражений по отношению к тем, в кого я был влюблен. Потом-то я узнавал, что по поводу той или иной моей партнерши она говорила: «Ну, это ненадолго». Но говорила подруге своей — ни в коем случае не мне. И в этом заключена большая мудрость. Но не все так мудры, как мама… Конечно, негативное отношение со стороны большинства людей — и в публичной жизни, и среди родственников и друзей — задевало Юлю, обижало.

 На Юлии Высоцкой комбинезон Maison Martin Margiela
На Юлии Высоцкой комбинезон Maison Martin Margiela

Но она — молодец — справилась, сумела пройти через это очень достойно. Говорю же — умная.

— Но когда вы связывали свою жизнь с девушкой на 36 лет моложе себя, не задумывались о проблемах, которые впоследствии могут у нее возникнуть в связи с такой огромной разницей в возрасте?

— Ну еще не хватает, чтобы я думал об этом! Понимаете, когда мужчина решает жениться, прежде всего он думает о себе. О том, что Она ему нужна. А о том, нужен ли он Ей, безусловно, не задумывается. Так и я — думал только о себе. Догадываюсь, что сейчас вы мне скажете: «Но это же эгоизм! Вы-то прожили большую жизнь, а девушка еще совсем молоденькая, без жизненного опыта, ни в жизни, ни в людях ориентироваться не умеет…» — или что-то вроде этого.

И я вам отвечу: да, эгоизм. И ничего страшного тут нет. Люди вообще эгоисты. Даже отдают из эгоизма, не важно что: свои знания, опыт, умения, деньги, наконец. Им просто доставляет удовольствие отдавать частичку себя. Чистый альтруизм — редкость, абсолютные филантропы — колоссальное исключение. Бывают, конечно, но они — святые, это божественное чудо. Их очень мало.

— Андрей Сергеевич, а есть разница между вашими чувствами к первому ребенку — Егору — и к младшим детям — Маше и Пете, родившимся у вас уже в более чем солидном возрасте?

— Конечно, есть. Это совсем другая потребность. Все поменялось. Так же, как и к жизни, отношение изменилось.

Для того чтобы понять драгоценность времени, надо осознать, что оно кратко. Когда ты молод, не понимаешь, что время кончается. И к детям своим так и относишься, не задумываясь над тем, что каждый день пройдет, и год пройдет, и десять лет пройдет… Безвозвратно. А вот когда четко понимаешь, что смертен и что твоему ребенку никогда больше не будет шесть лет, а потом семь, а потом восемь, начинаешь ценить время, проведенное с ним, — для того, чтобы проследить, как растет это существо. Но это не значит, что, предположим, Егора я не люблю. Все мои дети — любимые. Я никогда не отказывался от своего родительского долга. О детях своих всегда заботился — так, как должен заботиться тот, кто снабжает. Просто, когда мой первенец появился на свет, я был еще совсем незрелым человеком. В 29 лет мне вообще было не до этого, карьера для меня являлась куда более важной составляющей, чем семейные ценности.

Мои и без того слабые отцовские инстинкты были окончательно выдавлены инстинктами творческими. А вот сейчас на первом месте — семья… Слишком поздно я понял, насколько нужен своим теперь уже взрослым детям. То есть я знал, что нужен, но не представлял, что до такой степени. Они постоянно звонят мне и очень дорожат временем, проведенным вместе. Наверное, для них это особенно ценно потому, что в своем детстве они не имели достаточного общения со мной. А вот эти, последыши — Маша и Петя, не чувствуют особой потребности в нашем контакте. Именно в связи с тем, что ощущают мое постоянное присутствие... Хотя все равно в бытовом смысле я неважный отец. В то время как Юля — инстинктивная мать, у меня, как и у любого мужчины, родительский инстинкт развит меньше, чем у женщины.

— А как вы своих детей воспитываете — предоставляете ли им свободу?

— Самое трудное для родителей — это стать друзьями своим детям.

Стараюсь быть для них советчиком, причем не навязывая свое мнение, а высказывая его так, чтобы оно стало детям необходимым, чтобы они хотели делиться и получать совет. Но осуществить это очень сложно. Ведь в принципе родительские советы ребенку не нужны. Дети всему учатся сами. И как бы взрослые их ни направляли, они все равно будут поступать так, как хотят. Я говорю это, исходя из собственного опыта. Бывали, конечно, периоды, когда мама с папой были мне необходимы, но гораздо чаще они только мешали. Как и любому ребенку от двенадцати до двадцати лет.

Мне лично в этом возрасте было желательно, чтобы они находились от меня подальше и не препятствовали заниматься безобразиями. Конечно, я слушал их советы, но все равно всегда поступал так, как считал нужным. Так устроена жизнь. Мы все учимся на собственных ошибках… И еще одна серьезная проблема существует в воспитании детей — большое противоречие между желанием сделать им жизнь как можно лучше и сделать их счастливыми. А это разные вещи. Сколько угодно есть на свете детей, имеющих все, что они хотят, но при этом глубоко несчастных — и страдают они, и кончают с собой, и на наркотики садятся… А счастлив тот ребенок — и взрослый, кстати, тоже, — который доволен тем, что имеет. Но дети никогда не понимают, насколько они счастливы. Я не могу объяснить своим младшим, что сам в детстве не мог даже вообразить такое счастье — жить так, как живут они: путешествуя по разным странам, имея доступ ко всем знаниям мира…

Для меня это — воплощенное чудо. А для детей — норма, просто часть их жизни. Когда во время эвакуации мы жили в Алма-Ате, у меня была деревянная сабля и вырезанное из доски ружье. Я безумно гордился этим и был абсолютно счастлив. Но если сейчас такие же игрушки дать Пете, он скажет, что это просто куски дерева. И объяснить невозможно, что, сколько бы ни было игрушек, счастья от этого все равно не прибавится. Пределом моей мечты в детстве были заграничные машинки, которые я видел у Васи Ливанова — сына Бориса Ливанова (советский актер и режиссер, лауреат шести Государственных премий СССР. — Прим. ред.), и настоящие немецкие трофейные наганы и кортики у сына Фадеева. У меня такого быть не могло, и я с ума сходил от зависти.

А моим детям это вообще было бы безразлично. Но тут ничего изменить нельзя. Что поделать — условия определяют потребности.

— Вы лично выбираете детям подарки к Новому году, сюрпризы какие-нибудь готовите?

— Все-таки это больше прерогатива Юли, она в таких делах лучше ориентируется. А я единственное, что могу сделать искренне, — это выпустить картину, которую, надеюсь, им будет интересно смотреть. И не только им. Но конечно же фильм «Щелкунчик и Крысиный король», который к Рождеству выйдет на экраны, я не расцениваю впрямую как подарок. Это просто желание поделиться со всеми своими размышлениями над очень серьезными вещами. Представленными в форме рождественско-новогодней сказки-фантазии.

Воплощенной в формате 3D.

— А почему в этом вашем международном проекте, с бюджетом в 90 миллионов долларов, привычное название знаменитой волшебной истории «Щелкунчик и мышиный король» изменено: король «Мышиный» переименовался в «Крысиного» короля?

— Да, действительно, у Гофмана описан Мышиный король в окружении мышей. Но мне кажется, что в современном мире, особенно после того, как Дисней увековечил Микки-Мауса как одного из детских героев, очень сложно делать из них созданий, олицетворяющих зло, тем более что по сути своей они вообще симпатичные — маленькие, серенькие, запуганные. А вот другой грызун, крыса, — это серьезная опасность. Это агрессивно. Это вызывает много негативных ассоциаций.

«Сейчас у нас три дома: в Италии, в Англии и в России. А если бы 40 лет назад мне сказали, что я буду ворчать: «Вот черт, опять надо ехать в Лондон на несколько дней, ужас!..» — я подумал бы, что мир сошел с ума»
«Сейчас у нас три дома: в Италии, в Англии и в России. А если бы 40 лет назад мне сказали, что я буду ворчать: «Вот черт, опять надо ехать в Лондон на несколько дней, ужас!..» — я подумал бы, что мир сошел с ума»
Фото: Марк Штейнбок

В романе Альбера Камю «Чума» крысы являются метафорой фашизма — они размножаются и заполоняют город. И мне показалось интересным, перенеся события сказки в 20-е годы прошлого века, создать образ тоталитарного зла, которое захватывает страну. Ведь современные дети, возможно, даже и не знают об этом, а хотелось рассказать им в аллегорической форме о борьбе добра со злом. И хотя в картине конечно же, как и положено в Рождество, все заканчивается хорошо, мне хотелось донести мысль, что зло не побеждено окончательно — оно отступает, но продолжает существовать где-то там, в подземелье. Оно неискоренимо, существует постоянно и всегда. И об этом надо помнить. Такая трактовка существенно отличается от знакомого всем нам балетного варианта, где добро окончательно и бесповоротно торжествует — зло побеждено уже в первом акте, и во втором идет просто попурри из танцевальных номеров.

Но мне не хотелось совсем уж не оправдать ожиданий зрителей, любящих балет «Щелкунчик». Тем более что там замечательная музыка Чайковского, она очень популярна, ее многие знают. Поэтому в картине мы ее все-таки оставили. Более того, решили приделать к этим всеми любимым мелодиям «ноги» — хорошие слова. А что, вдруг люди станут петь? И танцевальный номер мне удалось вплести в картину — «Танец снежинок». С помощью современной технологии это получился один из самых красивых эпизодов фильма. Танец является абсолютно классическим номером из балета Петипа с балеринами, только фигурки наших танцовщиц составлены из снежинок. И все это с вихрями, с метелью, с серебряной пылью. Создать такое оказалось исключительно сложно — надо было скомбинировать множество визуальных эффектов, в которых главное — чтобы их не было видно, иначе теряется весь эффект.

В результате получился абсолютно магический эпизод. Правда, делали мы его два с половиной года… Вообще с точки зрения визуальных эффектов наша картина очень сложная и необычная — там и летающие крысы, и стальные собаки-роботы, и байкеры на фантастических летающих мотоциклах, и шимпанзе — говорящие, с мимикой. Если в «Планете обезьян» сразу понятно, что у персонажей — грим, то у нас этого вообще не видно. Мы использовали сложнейший современный процесс, при котором грим оживлялся при помощи компьютерной графики. А как трудно было сделать Щелкунчика! Одно дело изготовить Пиноккио, который двигается, как ребенок. И совсем другое — добиться того, чтобы герой был из дерева, и ходил бы именно как деревянная кукла, и был бы неловким, совсем без мимики, но в то же время передавал все чувства.

Но мы это сделали. Иногда меня спрашивали: «А кто у тебя водил куклу? Как кукловоды это сделали?» Для меня такие вопросы стали самым большим комплиментом, потому что Щелкунчик в фильме сделан не при помощи реальной куклы…

— Где вы в этом году планируете провести новогодние каникулы? На курорт поедете или обоснуетесь в одном из своих домов, раскиданных по миру? Кстати, сколько их у вас?

— Три: в Италии, в Англии и в России. Ну, Москва — это место, без которого обойтись сложно: и с точки зрения общения с людьми, и по занятости, и по нужности — я чувствую, что нужен здесь. А там, где ты нужен, жить гораздо проще. А Италия нужна нам с Юлей, мы очень любим эту страну.

«В моей жизни женщины присутствовали всегда: влюблялся, любил, просто встречался... Юлю я специально не выбирал, все пришло само. И сейчас я испытываю к ней те же чувства, которые испытывал 14 лет назад»
«В моей жизни женщины присутствовали всегда: влюблялся, любил, просто встречался... Юлю я специально не выбирал, все пришло само. И сейчас я испытываю к ней те же чувства, которые испытывал 14 лет назад»
Фото: Марк Штейнбок

Дом купили в месте, где нет туристов. Там растет виноград, делается вино, оливковое масло и живут простые итальянцы. Жить там — сплошное удовольствие, и прежде всего потому, что нет никакого зложелательства со стороны соседей. Лондон же — это вынужденное место, потому что всю послесъемочную работу над картинами — звук, музыку, монтаж — я люблю делать именно там. Почти 30 лет работаю в Лондоне, практически все мои картины там сделаны, кроме нескольких, над которыми я работал в Америке. И, кроме того, наши дети там учатся. Мы с Юлей хотим, чтобы они выучили иностранные языки так, чтоб не задумывались, на каком говорят — на русском, на английском или на французском. Так что все три места нашего жительства обусловлены определенными интересами. А в традиционные курортные места мы не ездим…

В эти новогодние праздники планируем всей семьей отправиться в Сингапур. По глупости. (Смеется.) Только из-за того, что обещал детям поехать с ними куда-то далеко. А еще я посулил им поездку в Африку и знаю: теперь они замучают меня до той поры, пока мы там не окажемся. Но и слава Богу, что им хочется где-то бывать, а у меня есть возможность исполнять их желания. В моем детстве я такого был лишен. А жаль. Все-таки путешествия дают какую-то другую точку зрения на мир. Нынешнее поколение — это уже совсем другие люди. Даже те, кто может один раз съездить в Турцию или в Египет, уже в чем-то стоят на ступеньку выше нас прежних, которые совсем никуда не могли поехать. В наше время съездить на фестиваль за границу было пределом мечты. Мы кино для этого снимали. И когда удавалось вырваться — это воспринималось как великое счастье.

Когда в 62-м году я впервые попал за границу — в Рим и в Венецию, это вообще было невероятно. Четыре дня праздника. Я и не знал, что люди могут каждый день жить в празднике... А сейчас как мы реагируем на зарубежные поездки? Ну поехал и поехал. Подумаешь! Если бы 40 лет назад мне сказали, что я буду ворчать: «Вот черт, опять надо ехать в Лондон на несколько дней, ужас!..» — я подумал бы, что мир сошел с ума. (Смеется.)

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
PREMIER эксклюзивно выпустил документальный фильм о Раисе Горбачевой
18 марта эксклюзивно в онлайн-кинотеатре PREMIER вышел документальный фильм «Горбачева» о первой леди СССР Раисе Горбачевой. Фильм снят Продюсерским центром Киностудии им. М. Горького при поддержке Министерства культуры РФ.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог