Алина Макова о работе с Успенской, ее тяжелом характере и ссорах

Бывший директор певицы Любови Успенской дала откровенное интервью.
Алина Макова
|
15 Апреля 2013
Фото: ИТАР-ТАСС, Павел Щелканцев

Больше суток я провела в «палате для самоубийц». Страшная обида на Любу, отчаяние и страх навалились такой глыбой, что возможности выбраться я не видела...

В конце января в Интернете и газетах прошло сообщение: «Пиар-директор Любови Успенской Алина Макова пыталась покончить с собой из-за скандала, устроeнного ей певицей». О том, что оказалась в героях «желтой» прессы, я узнала только после выписки из Боткинской больницы, куда была доставлена в бессознательном состоянии и где больше суток провела в «палате для самоубийц»...

Господи, какой же виноватой я себя чувствовала перед близкими, в глазах которых читала вопрос: «Как ты могла?!» Сейчас и сама этого не понимаю. Но вечером двадцать восьмого января страшная обида, отчаяние и страх навалились такой глыбой, что возможности выбраться я не видела, как не видела и собственного будущего. Разве только уснуть и не проснуться...

Уверена, среди читателей нашлись люди, которые покрутили пальцем у виска: нашла из-за чего руки на себя накладывать! Подумаешь, работу потеряла — будто других нет! В том-то и дело, что Успенская была для меня не просто работодателем. Это я в начале девяностых отыскала Любовь Залмановну в Лос-Анджелесе и убедила поменять эстрадку в тамошнем русском ресторане на московские концертные площадки.

Я находила для нее спонсоров, была рядом в самые тяжелые минуты, помогла восстановить порванные отношения с дочерью. Потратила на этого человека огромную часть жизни и многое, очень многое прощала — в том числе и то, что обычно не прощают даже родственникам. И верила, что Успенская это ценит, до последнего питала иллюзии.

Конец 1992 года. Я и мой хороший друг Валерий Шмыков работаем в творческом центре Леонида Дербенева «СТИМ». Мне двадцать четыре года, Валере — двадцать один. Молодые, амбициозные, воодушевленные лестными отзывами, на которые Леонид Петрович не скупится: «Вы, ребята, — очень талантливые администраторы, за такими будущее». Дербенев бредит Сюзанной Тэппер — молодой певицей, которую родители в тринадцатилетнем возрасте вывезли из Союза в Америку.

Конец 80-х. Выступление Успенской в русском ресторане в Америке. На рояле — Любовь, за роялем — Михаил Шуфутинский
Конец 80-х. Выступление Успенской в русском ресторане в Америке. На рояле — Любовь, за роялем — Михаил Шуфутинский
Фото: Из личного архива А. Маковой

У девушки хорошие вокальные данные, консерваторское образование. Одна беда: исполняя песни на русском языке, она слабо представляет, о чем поет. Русский язык для нее — чужой. Дербенев берется это исправить. Едет в Америку, селится в доме Сюзанны и ее родителей и два месяца убивает на то, чтобы научить будущую звезду вкладывать душу в написанные специально для нее песни. Возвращается в Москву с черновой записью, которая всех приводит в восторг, находит для своей американской протеже российского спонсора — главу продюсерского центра «Аленький цветочек» Геннадия Снустикова, а нам с Валерой обещает поручить ее раскрутку. Все хорошо, все на подъеме. И тут Леонид Петрович получает от Сюзанны кассету с записанными в студии песнями — теми самыми, над которыми бился два месяца.

Слушает и хватается за голову: «Все впустую! Стоило ее оставить — поперла американщина!» И начинаются их долгие переговоры по телефону — с упреками, препирательствами. А мы с Валерой, что называется, бьем копытом: «Застоялись! Дайте работу!»

Когда вынужденное безделье становится невыносимым, случайно встречаю певицу Милу Романиди — она когда-то начинала в Узбекистане, в одном коллективе с Азизой, а потом переехала в Москву. Мила спрашивает:

— А чего Дербенев носится с этой Сюзанной Тэппер? У Успенской голос точно такой же.

— А кто это?

— Поспрашивай в киосках, где кассеты со всякой блатотой продаются.

В тот же день мы с Валерой купили возле метро «Белорусская» кассету: на одной стороне — Шуфутинский с прикольными песенками вроде «Ах, Сема, у вас в башке солома», на другой — эта самая Успенская. Качество записи чудовищное, но заставив себя прослушать «альбом» несколько раз, я сказала: «Знаешь, Валера, а в этой тетке что-то есть. Давай попробуем разыскать ее в Америке».

Поначалу была мысль: поговорив с Успенской, узнав, как она отнесется к идее приезда в Москву, пойти к Дербеневу и рассказать о находке. Но издерганный неопределенностью с Тэппер Леонид Петрович допустил в мой адрес пару нелицеприятных высказываний: молода еще меня подстегивать, лезешь поперед батьки, достала своей самостоятельностью. Я страшно разозлилась и заявила Валере, к которому всегда обращалась за поддержкой: «Все, надоели нравоучения Дербенева!

Это я в начале девяностых отыскала Успенскую в Лос-Анджелесе и убедила поменять эстрадку в ресторане на московские концертные площадки
Это я в начале девяностых отыскала Успенскую в Лос-Анджелесе и убедила поменять эстрадку в ресторане на московские концертные площадки
Фото: Павел Щелканцев

Уходим от него и пускаемся в самостоятельное плавание!»

В течение двух недель мы безуспешно пытались найти телефон Успенской. В справочной базе Нью-Йорка таковая не значилась. Зато нам дали номер Шуфутинского, по которому, однако, никто не отвечал. Бросились опрашивать отечественных артистов, побывавших с гастролями в Штатах. Одни об Успенской ничего не слышали, другие принимались отговаривать:

— Да вы что, с ума сошли?! Кого ищете? Ей уже, наверное, лет шестьдесят! Чего только в ее жизни не было, никто не удивится, если сейчас она вообще не поет!

Но это нас не остановило. Мы уже «завелись»: — Ничего, справимся.

От кого-то узнали, что «несколько лет назад Успенская, кажется, перебралась из Нью-Йорка в Лос-Анджелес».

Начали терзать сотрудников справочной службы Города ангелов. Успенская и у них не значилась. Позже мы выясним причину: ее телефон был зарегистрирован на фамилию мужа Александра Плаксина.

Все возможности раздобыть заветный номер были исчерпаны, мы с Валерой — на грани отчаяния. И вдруг я вспоминаю, что уезжая в Штаты, Дербенев оставлял домашний номер Тэппер — для связи в экстренных случаях. Трубку поднимает Сюзанна. Вру, что являюсь сотрудницей Театра песни Аллы Пугачевой, и прошу помочь с координатами певицы Любови Успенской. Сюзанна, не задавая лишних вопросов, диктует телефон ресторана, где поет интересующая нас персона.

Звонок туда, повтор «басни» про Театр Пугачевой — и заветные семь цифр в моем блокноте!

— Алло... — отвечает заспанный голос. Тот самый, что на кассете, которую мы закрутили до дыр!

— Здравствуйте! Вы Любовь Успенская?

— Да, это я.

Еле сдерживаюсь, чтобы не завопить от счастья, стараюсь придать тону солидность:

— Меня зовут Алина. Я менеджер, работаю с эстрадными исполнителями. Мы хотим пригласить вас на гастроли в Россию.

Повисает пауза, после которой следует слегка растерянное: — Это такое неожиданное предложение.

— Пожалуйста, соглашайтесь!

— Нет, сейчас я вряд ли смогу.

У меня маленький ребенок. Может, года через два. А как сейчас в России платят?

— Звезды разной величины получают по-разному: мелкие — от трехсот до пятисот долларов за концерт, крупные — такие, как Маша Распутина, — три тысячи.

— Три тысячи?! — изумленно восклицает Успенская.

Сумма ее очень воодушевляет: начинаются расспросы о размере аванса, об условиях проживания во время гастролей, о классе, которым она полетит в Москву.

Мы проговорили больше двух часов.

Убедившись, что сумела зажечь собеседницу перспективой «фурора в России», я призналась:

— Спонсора у нас пока нет, но если вы даете согласие, найдем в течение недели.

Люба сразу поскучнела, однако пожелала «удачи в поисках».

Следующие два дня мы с Валерой метались по офисам новоявленных российских бизнесменов, уговаривая их вложиться в певицу, которая «вскоре станет звездой номер один на отечественной эстраде». Нас выставляли за дверь: где — вежливо, где — не очень. А на третий я совершила поступок, которого буду стыдиться до конца жизни.

С кассетой Успенской отправилась в продюсерский центр «Аленький цветочек», владелец которого намеревался вложить деньги в раскрутку Тэппер.

Мы не были знакомы лично, но Снустиков знал обо мне от Дербенева как о талантливом перспективном менеджере. Собственно, благодаря этой характеристике я и была допущена к телу. Порог высокого кабинета переступила со словами:

— Здравствуйте, Геннадий Константинович! Мне известно, что сейчас Леонид Петрович увлечен проектом с Сюзанной Тэппер и вы готовы вложить туда немалые деньги.

— Именно так.

— Но переговоры с певицей затянулись и еще неизвестно, чем закончатся.

— А почему тебя это так волнует? В чем твой интерес?

— У вас есть магнитофон?

Снустиков ткнул пальцем в угол, где стоял кассетник.

Из динамика зазвучало: «Оглянись среди ночи и дня, оглянись, ты увидишь меня...»

Хозяин кабинета даже привстал с кресла:

— Кто это поет? Очень похоже на манеру Тэппер, но это не она...

— Это Люба Успенская, живет в Лос-Анджелесе, эмигрантка.

— Песня моей молодости... — растроганно произнес Снустиков. — Мы в Афгане ее постоянно слушали. Но никто не знал имени исполнительницы. Безымянная кассета, записанная в каком-то ресторане, ходила по рукам.

Трио, благодаря которому появился на свет хит «Кабриолет»: Резник, Успенская, Голд. Лос-Анджелес. Начало 90-х
Трио, благодаря которому появился на свет хит «Кабриолет»: Резник, Успенская, Голд. Лос-Анджелес. Начало 90-х
Фото: Из личного архива А. Маковой

— Ну а теперь, Геннадий Константинович, ответьте на такой вопрос: зачем вам Сюзанна-копия, когда есть Любовь-оригинал?

Эта фраза решила все. Снустиков сразу перешел на деловой тон:

— Сколько нужно денег?

— Сорок тысяч долларов.

— Выделю. Проект будешь вести ты с другом, но курировать его станет человек из моей фирмы.

— Хорошо.

Как я в тот момент не сошла с ума от счастья — не представляю. Поймала удачу за хвост! Жизнь удалась! Проект с Успенской положит начало блестящей карьере!

Сквозь безудержное ликование пытался пробиться внутренний голос: «Все-таки по отношению к Дербеневу нехорошо получилось. Он по-доброму к тебе и Валере относился, многому научил...» Муки совести были совсем некстати, и я приказала голосу заткнуться.

Спустя несколько лет, когда Леонида Петровича уже не будет в живых, а в наших отношениях с Успенской случится долгий перерыв, я предложу Валере: «Давай осуществим последний проект Дербенева — привезем в Россию Сюзанну! Это будет наша дань его памяти, наша благодарность...»

Звоним Тэппер и слышим:

— Не упоминайте имени Дербенева! Даже после смерти Леонида я его не прощаю. Жил у нас два месяца, обещал, что вот-вот вызовет в Россию, а потом вдруг звонят из Москвы и просят телефон Успенской.

И в Россию едет она! Я догадалась, что звонившие были людьми Дербенева, который решил поменять меня на Любу. И сразу порвала с ним отношения.

— Сюзанночка, милая, Леонид Петрович ни при чем! Это я тебе звонила...

Рассказала все как было, покаялась.

— Ну хорошо, — сказала Тэппер. — Дербенева я прощаю. Но в Россию не поеду — спасибо за приглашение.

В тот же день я поехала на Востряковское кладбище и долго плакала на могиле Леонида Петровича — просила у него прощения.

Свои гонорары в стоимость проекта мы со Шмыковым не заложили. Оплата хорошего гостиничного номера для Успенской — да, съемки ролика у лучшего клипмейкера — безусловно, три тысячи долларов певице за каждый концерт — а как же?!

Обещали ведь! Сами готовы были довольствоваться тем, что заплатит «Аленький цветочек». Единственная цель — осуществить суперпроект с Успенской! Были бы постарше и поопытней, накрутили бы раза в два больше, и Снустиков — в чем я нисколько не сомневаюсь — дал бы эту сумму не моргнув глазом.

За пару недель до прилета в Москву Успенская присылает кассету с новыми песнями: «Кабриолет», «Банкет» и «Ночной гость». Я сразу делаю ставку на первую — именно на нее нужно снимать клип для Любиной раскрутки. Встречаюсь с Мартой Магилевской — самым известным в ту пору клипмейкером, делавшей рекламные ролики для духов и обуви «от Аллы Пугачевой». Услышав песню, Марта загорается: «Я вижу, как это надо снимать!

На «Мосфильме» только что отреставрировали роскошный кабриолет — возьмем в аренду. Есть классный оператор — с его помощью сделаем клип на уровне мировых стандартов!»

Накануне вылета Успенской в Москву звоню ей в Америку:

— Завтра в десять часов в кабинете Снустикова состоится совещание. Станут решать вопрос, на какую песню снимать клип: «Гусарскую рулетку» или «Кабриолет». В свите Геннадия Константиновича есть человек, который будет настаивать на первой. Он уже договорился с клипмейкером «попроще» и намерен часть предназначенных для видеоролика средств положить себе в карман. Пожалуйста, примерно в пол-одиннадцатого позвони Снустикову и выскажи свое мнение. Ты ведь, как и мы с Валерой, уверена, что это должен быть «Кабриолет»?

— Конечно!

— Вот и замечательно.

Середина 90-х. Начало карьеры Любови Успенской на российской эстраде
Середина 90-х. Начало карьеры Любови Успенской на российской эстраде
Фото: PersonaStars.com

Только, пожалуйста, не проговорись ненароком, что инициатор твоего звонка — я...

— За кого ты меня принимаешь?!

Успенская прилетела в Москву двадцать первого марта 1993 года. С первого взгляда мы убедились, что разговоры про «шестьдесят лет» — не более чем легенды. Ей было под сорок, и она выглядела вполне привлекательно. Я и Валера отвезли Любовь в гостиницу, потом втроем поужинали в ресторане. Весь вечер строили радужные планы, рассыпались друг другу в благодарностях: мы — за то, что Люба решилась приехать, она — за предоставленную возможность попробовать себя на большой эстраде.

Следующие полдня Успенская проводит в «Аленьком цветочке».

А сразу после ее визита меня вызывает Снустиков: «Что ты себе позволяешь?! Зачем подговариваешь артистку, чтобы выдвигала свои требования? Чтобы диктовала, на какую именно песню снимать клип? И ты, и твой Валера уволены!»

Оправдываться, напоминать спонсору, что это мы — авторы идеи пригласить Успенскую в Россию, рассказывать, каких трудов стоило ее отыскать, я не стала.

Понимая, что это Люба «сдала» нас Снустикову, все-таки решила попросить у нее помощи. Молча выслушав рассказ о нашем с Валерой увольнении, Люба спросила: — Ты не знаешь, где здесь можно поесть?

Ресторан в гостинице уже закрыт.

Я оторопела:

— Поесть? Не знаю... Люба, что нам делать? Может, ты вступишься — мы же так подружились...

— Вот что я вам скажу, ребята, — в равнодушный тон Успенской вклинились раздраженные нотки, — есть такое правило: кто платит, тот и заказывает музыку. Я буду работать с теми, кто вкладывает деньги...

— Понятно... — прошелестела я.

— ...а с вами мы можем просто дружить! — с пионерским задором закончила фразу Успенская и попрощалась.

Я и Валера все-таки поехали на съемки клипа «Кабриолет» — в конце концов, это мы договаривались с Мартой Магилевской. Люба была с нами сдержанно-приветлива. Расставались мы прохладно, понимая, что насовсем. На «Гусарскую рулетку» тоже был сделан видеоролик — естественно, без нашего участия и присутствия — клипмейкером «попроще», без заморочек с режиссурой, операторскими ракурсами и реквизитом. «Кабриолет» сразу стали крутить на всех имевшихся в ту пору каналах, а на «Гусарскую рулетку» не позарился даже самый затрапезный кабельный — такое это было убожество.

Снявшись за три дня в обоих клипах, Успенская улетала в Америку — ждать аванса и расписания гастрольного тура по городам России и Украины. Все еще надеясь на Любину помощь, Валера отправился в аэропорт: вдруг Успенская передумает и позвонит Снустикову — уговорит босса вернуть нас в проект.

Как же! Разбежалась! В ответ на приветствие Валеры певица лишь холодно кивнула и перестала его замечать.

Несколько дней мы приходили в себя, зализывали раны, а потом ринулись на поиски других потенциальных звезд. Однако ситуацию с Успенской все-таки отслеживали. От близких к «Аленькому цветочку» людей узнали, что гастрольный тур откладывается. «Звезду» не устраивает размер аванса — пять тысяч долларов, она хочет вдвое больше. Снустиков к таким «жертвам» не готов. В конце концов сошлись на семи с половиной. Банковский перевод задержался на один день, подозреваю, именно из-за этого Успенская отложила гастрольный тур еще на месяц. Прилетела в конце мая — в самый провальный период, когда люди днюют и ночуют на своих дачных наделах.

Часть концертов пришлось отменить, залы на других были заполнены на треть. Несмотря на это, все свои финансовые обязательства перед Успенской Снустиков выполнил. Однако по окончании провального тура ясно дал понять, что дальнейшее сотрудничество считает нецелесообразным.

В один из августовских дней все того же 1993 года я была в гостях у своих приятелей — Ани Есениной и Валеры Ободзинского. Телефонный звонок. Уже через минуту понимаю, что хозяйка дома разговаривает с Успенской. Как и где они познакомились, я сейчас не вспомню.

Аня называет мое имя: мол, сидим с Алиной за столом, разговариваем. И тут же протягивает трубку мне: «Люба хочет тебе что-то сказать...» Телефонная мембрана звенит от гневной отповеди:

— Алина, ты хоть понимаешь, в какое положение меня поставила?!

Все в Америке были в курсе, что у Успенской грандиозный проект. Я поработала в России всего месяц — и дальше тишина! С какими глазами я приду опять устраиваться в ресторан, в котором работала, пока ты меня не вытащила?! В меня начнут тыкать пальцами, шептаться по углам: «Успенская в России провалилась!» Каково мне будет перенести такое?!

Чувствуя себя виноватой, начинаю оправдываться: дескать, никак не думала, что так получится...

— Ладно, ладно, — меняет гнев на милость Успенская. — Мне тоже есть за что себя корить: не смогла разобраться в обстановке, не поняла сразу, что вам с Валерой нужна больше, чем Снустикову.

Гость Успенской окинул меня взглядом: «Тебе когда-нибудь раскаленную сковородку на живот ставили? Нет? Ну так поставят, поняла?»
Гость Успенской окинул меня взглядом: «Тебе когда-нибудь раскаленную сковородку на живот ставили? Нет? Ну так поставят, поняла?»
Фото: Павел Щелканцев

Но у него были деньги, а у вас — нет. Откажись я от сотрудничества с «Аленьким цветочком», где бы вы взяли средства на погашение неустойки и съемки клипа? То-то и оно! Я тебя и Валеру часто вспоминаю и очень надеюсь, что нам все-таки удастся вместе успешно поработать.

— А давай попробуем начать все сначала? — воодушевилась я.

— Давай! Я твердо для себя решила: если и соглашусь на новый проект в России, то только при условии, что вести его будете ты и Валера. В этот раз мы все разделим на троих: и славу, и деньги, и успех! А чтобы вы, как в случае со Снустиковым, не остались на бобах — столько-то сделав! — сама позабочусь о ваших интересах. Например, мы заключим договор, дающий тебе исключительное право на мою концертную деятельность и на издание моих «живых» выступлений, идет?

— Идет!

Я сделаю все, чтобы поскорее найти нового спонсора!

Легко сказать... Экономическое положение в стране стало гораздо хуже, чем полгода назад. На прилавках магазинов — пусто, продукты — по талонам. Зарплату людям не выплачивают месяцами, даже солидные фирмы лопаются как воздушные шарики. Где искать этот самый денежный мешок?

Валера устроился на работу в программу «Времечко», куда звали и меня, но я отказалась, решив вплотную приступить к поискам спонсора. Хотя, надо заметить, друг помогал, чем мог, хоть и пропадал сутками на телестудии.

А я, скинув коллегам несколько мелких проектов, которые курировала, стала ездить по разным банкам и остававшимся на плаву фирмам. Везде получала отказ. Вкладываться в «какую-то Успенскую» никто не хотел. Заниматься еще чем-то, кроме организации гастролей Любы, не хватало ни сил, ни времени. Жили с дочкой и мужем на небольшую зарплату главы семьи, еле сводя концы с концами.

А Успенская не упускала возможности укорить и подстегнуть. Звонила каждую неделю: «Алина, ну где же спонсор? Время идет. Я начинаю подумывать о том, чтобы обратиться к другим людям».

В глубине души я понимала, что Люба блефует, но все равно переживала. Причина ее нетерпеливости и страстного желания «еще поработать в России» стала понятна чуть позже: в своем ресторане она получала, как я думаю, двести пятьдесят — триста долларов за выступление.

Два концерта в неделю, восемь в месяц. На круг получается чуть больше двух тысяч долларов.

С августовского разговора, во время которого было решено «начать все сначала», прошло почти полгода. Я возвращалась после очередного неудачного визита к потенциальному спонсору и зашла в кафе выпить кофе. За одним из столиков увидела Свету Тезикову (она же Светлана Русская). Пару лет назад девушка крутилась в центре Дербенева, где и состоялось наше знакомство.

Выпили за встречу по бокалу пива, и Тезикова похвасталась:

— А я себе вчера крутого спонсора нашла!

— Ты?!

— невольно вырвалось у меня. — Не может быть!

— Представь себе. Сидела в кафе «Золушка», и там ко мне подвалил какой-то мужик. Узнал, что я певица, и предложил помочь. «Я, — говорит, — пол-Москвы мясом и курями с Украины снабжаю. Деньги есть — могу тебе что-нибудь проспонсировать». Дал визитку. А я ему — свою кассету.

Я вцепилась в Свету мертвой хваткой:

— Ну а во что конкретно он готов вложиться? О какой сумме речь?

— А я знаю?! Ты у нас администратор-профессионал, вот сама и позвони!

Из визитки я узнала, что это генеральный директор какой-то агрофирмы.

Уже из дома звоню ему, представляюсь администратором Светланы Русской и слышу: «Значит так, милая: у моей жены сегодня день рождения. Я снял под это дело ресторан «Седьмое небо». В ведущие нанял диктора из телика. Сечешь уровень? Приезжай туда вместе с телкой, которая поет, — пусть порадует народ своими частушками».

Я звоню Валере, уговариваю его пораньше «свинтить» с работы, и мы сопровождаем Русскую в ресторан «Седьмое небо». Там, дождавшись, когда возможный спонсор хорошенько наберется, приступаю к обработке: начинаю рассказывать про гениальную певицу Любу Успенскую. «Мясной король» отмахивается от меня как от назойливой мухи.

В конце вечера гости отправляются в казино. Там я возвращаюсь к разговору об Успенской.

В Любе есть харизма. Она умеет манипулировать людьми: пока Успенская в тебе заинтересована, ты, как под гипнозом, играешь в ее игру
В Любе есть харизма. Она умеет манипулировать людьми: пока Успенская в тебе заинтересована, ты, как под гипнозом, играешь в ее игру
Фото: ИТАР-ТАСС

Спонсор не без усилия фокусирует на мне взгляд:

— Сейчас вот поставлю на красное. Если выиграю — дам тебе денег на эту... как ее? Ну, на которую просишь... А если проиграю — не дам.

Я сжимаю пальцы в кулаки и впиваюсь глазами в шарик: «Миленький, ну пожалуйста, остановись на красном — что тебе стоит!»

Шарик останавливается на красном.

— Ура!!! — ору я и говорю «мясному королю»: — Ловлю вас на слове.

— Да ты чё, сомневаешься, чё ли? — обижается миллионер. — Пацан сказал — пацан сделал. Мой номер у тебя есть: звони — все решим.

Вернувшись домой, первым делом набираю Успенскую:

— Любочка, дорогая, я нашла спонсора!

Она от радости чуть не плачет:

— Алиночка, я верила в тебя!

Всегда верила! Каковы условия? Когда выезжать? Я помню, что обещала подписать с тобой договор! Мне так неудобно, что ты ничего не получила от первого проекта!

Едва дождавшись утра, звоню в агрофирму. «Генерального директора сегодня не будет, — отвечает секретарша. — Попробуйте позвонить завтра». Завтра тот же голос сообщает, что он на совещании, послезавтра — уехал на переговоры, на третий день — находится за городом, а потом и вовсе — отбыл «для обмена опытом в Америку». Неутешительный вывод напрашивается сам собой: «правильный пацан» и не думал держать слово.

С горя отправляюсь в Новогиреево к приятельнице, которой часто изливала душу. Там-то меня и вызванивает Света Русская: «Подруга, ты с ума сошла? Куда укатила-то? Этот «мясной король» всю Москву в поисках Алины перевернул! Обещал, говорит, ей деньги в какую-то эмигрантку вложить — хочу слово сдержать!»

Следующим утром я и Валера — в кабинете спонсора. В течение получаса все обсудили, обо всем договорились. И только по части собственных интересов мы со Шмыковым опять поскромничали: положили гонорар — только чтоб с голоду не умереть. Надеялись, что на «хорошую жизнь» заработаем позже, когда основательно раскрутим Любу.

Спустя два дня Успенская уже писала в Лос-Анджелесе доверенность, согласно которой в течение года я имела исключительные права на ее гастрольную деятельность и тиражирование «живых» концертов.

Заверив документ у нотариуса, она прислала его в Москву по факсу.

Проект был отработан мной и Валерой «от и до». С руководителем продюсерского центра «Горбачев-шоу» договорились о тридцати Любиных концертах, заключили контракты на десяток телеэфиров. Но едва ли не на следующий день после прилета Успенской в Москву у продюсера начались неприятности и он исчез. Много позже мы узнаем, что главу «Горбачев-шоу» убили. А у спонсора то и дело случались производственные трудности: то «курей» не привезли вовремя, то за уже поставленное мясо никак не могут рассчитаться. Не хочу сказать о нем ничего дурного: при первой возможности он свои обещания выполнял, но эфиры все равно «слетали» и заключать с нами новые контракты телевизионщики не спешили.

В отчаянии — не имея никаких связей, никаких знакомств — я стала метаться по престижным ресторанам и казино: «Давайте устроим у вас концерт Любови Успенской!» В лучшем случае мне обещали «подумать». Удача улыбнулась в «Метрополе». Впрочем, почему «удача»? Просто там мне позволили «толкнуть речь» о замечательной певице и поставить кассету с песнями в ее исполнении. «Метрополь» никогда не работал в клубном режиме, и выступление Успенской было для него первым опытом. Опытом, который превзошел все ожидания. Дирекция ресторана предложила: «Вы можете забирать все деньги, вырученные от продажи билетов, мы окупимся на столах!» Я побежала советоваться к Любе.

«Нет! — отрезала Успенская. — Установим твердую таксу: три тысячи долларов за выход. Вдруг билеты не станут продаваться — мне что тогда, за пять копеек выступать?»

И здорово же Люба прогадала! Были вечера, когда ресторан выручал за билеты до четырнадцати тысяч долларов.

Не довольствуясь тем, что пристроили Успенскую в «Метрополь», мы продолжали поиски престижной площадки для ее выступления. Хотели, чтобы наша протеже «выстрелила», произвела фурор. Одной из таких площадок, без сомнения, был Театр Эстрады. Я буквально вломилась в кабинет, где шло совещание директората. Заявила без обиняков:

— Давайте в ближайшую субботу организуем на вашей сцене концерт Любови Успенской!

К счастью, присутствующим это имя было знакомо — благодаря афишам о ее выступлениях в «Метрополе», которыми мы обклеили всю Москву, и лестным отзывам тех, кто успел поужинать под Любины песни.

— Но помилуйте!

— воскликнул руководитель Театра Эстрады Борис Сергеевич Брунов. — Сегодня уже четверг! За два дня вы никак не сможете собрать зал!

— Сможем. Нынешней же ночью расклеим афиши и повесим в центре несколько растяжек.

Брунов долго жевал губами, размышляя, потом совещался со своими замами и наконец стукнул ладошкой по столу: — Хорошо.

Успенская с дочерью Татьяной
Успенская с дочерью Татьяной
Фото: ИТАР-ТАСС

Уговорили. Ставим Успенскую на субботу. На свой и ваш страх и риск.

Полночи мы клеили афиши. Следующим вечером, после беготни по ночным клубам, отправились в номер к Любе — отчитаться о проделанной работе. И застали у нее некого Орлова. Окинув меня высокомерным взглядом, гость процедил:

— Слышь, девочка, тебе когда-нибудь раскаленную сковородку на живот ставили? Нет? Ну так поставят, поняла?

Еле нашла в себе силы пролепетать:

— А вы кто? В чем дело?

— Я профессиональный администратор. А вот ты кто? Не мучайся с ответом — сам знаю. Ты юная идиотка, которая не понимает, что собрать за два дня Театр Эстрады невозможно!

Или твоя цель — опозорить на всю Москву Успенскую? Добровольно во всем признаешься или с помощью раскаленной сковородки?

Оборачиваюсь на Любу, ища у нее поддержки, и вижу: она, похоже, выпила и смеется надо мной.

— Пусть дальше твоими концертами занимается профессионал, — кинув на стол перед Успенской папку с документами, направляюсь к двери.

— Ну чего ты? Обиделась на шутку, что ли? — хихикает мне в спину Люба. — Вернись, выпьем втроем и все обсудим.

— Я не буду пить.

— Ах, тебе, выходит, западло со мной за один стол сесть?

Внутри все дрожит от унижения. Никто прежде не позволял себе так, как этот Орлов, со мной разговаривать!

А Люба уже ластится: попробуй, Алиночка, то, отведай это. И меня прорывает...

— А вы, вы кто такой?! Что-то я о гениальном продюсере по фамилии Орлов ничего не слышала! А зал мы соберем! И концерт у Любы в Театре Эстрады состоится!

— И ты ей веришь? — спрашивает Орлов у Успенской. Та улыбается и пожимает плечами.

Визитер, хлопнув дверью, вылетает из номера.

Утром в субботу Успенская отправила мужа к Театру Эстрады: «Только ты свою физиономию там еще не засветил. Пойди и посмотри: стоят люди за билетами или нет?» Вернувшись, Плаксин доложил: «У касс — очереди.

Небольшие, но есть».

В зале был переаншлаг. Хотя нам сказали, что удалось продать только половину билетов: «Пришлось приглашать людей с улицы, иначе артистке было бы некомфортно в полупустом зале».

Я страшно расстроилась. Стояла в фойе, прижавшись лбом к оконному стеклу, и смотрела на Москву-реку, расцвеченную огнями набережную... Вдруг кто-то сзади трогает меня за локоть:

— Ты чего? Уж не плачешь ли?

Один из замов Брунова. В глазах — искреннее удивление, на губах — доброжелательная улыбка.

Усмехаюсь криво: — Почти...

— Да ты с ума сошла!

Посмотри на театральную парковку — две сотни самых дорогих иномарок! Все московские богачи сегодня — у нас! Ты победила, девочка! Пусть даже ползала, но это же — в Театре Эстрады и за два дня! Ты сделала невозможное, неужели не понимаешь?

Через пару недель Люба отбывала в Лос-Анджелес. На лето. Намереваясь осенью приехать в Москву и продолжить ее завоевание. Кроме меня, в аэропорту ее провожал Орлов. «Даю обоим карт-бланш на организацию осенних концертов, — прощаясь, объявила Успенская. — И посмотрю, кто лучший. Кто больше любит Любу, — певица улыбнулась «свежему» каламбуру и добавила: — И накануне приезда выберу, с кем стану работать».

Да, вот такой характер у Любови Успенской. Она любила взять на руки дочкиного котяру Вишну, целовать его и тискать, наблюдая, как мучается ее собственный йоркшир Фрэнки: трется о ноги, смотрит страдальчески в глаза, мог бы заплакать — заплакал...

Чем я была привязана к такому человеку? В Любе есть харизма, и она умеет манипулировать людьми. Пока Успенская в тебе заинтересована, ты, как под гипнозом, продолжаешь играть в ее игру. До тех пор, пока не получаешь особо болезненный удар.

По дороге из аэропорта я твердо решила: участия в состязании принимать не буду. Было безумно жалко потраченных сил, времени, нервов, но наступать в третий раз на те же грабли не собиралась. Считала, что Успенская опять меня предала...

Любовь с мужем Александром Плаксиным
Любовь с мужем Александром Плаксиным
Фото: Елена Сухова

Люба увезла в Америку сумку денег, а я, раздав накопленные за полгода поиска спонсора долги, снова оказалась на мели. Не на что было купить даже молока и хлеба. И тут мне на глаза попадается подписанная Успенской доверенность. Звоню Валере:

— Помнишь, мы записали одно из первых выступлений Любы в «Метрополе»: для внутреннего пользования, чтобы послушать и в случае надобности что-то подкорректировать? Качество, между прочим, хорошее. Давай его кому-нибудь продадим?

— Нет-нет! — протестует Шмыков. — Я в это дело ввязываться не буду.

— Как хочешь.

Зная, что цена подобному товару на рынке — пять тысяч долларов, я через посредника нашла бизнесмена, который согласился выложить в пять раз больше.

Половина сразу ушла посреднику, а двенадцать с половиной тысяч остались мне. Я смогла, наконец, купить кучу обновок дочке, приоделась сама, помогла родным, у которых долго сидела на шее.

Для Любы моя успешная сделка недолго оставалась тайной. Кассету с надписью «Любовь Успенская. Концерт в «Метрополе» она увидела в уличном киоске — к тому времени певица уже месяца три проработала в Москве с Орловым. Стала наводить справки, сколько я получила. Общий знакомый пересказал мне ее диалог с одним из источников информации.

— Как узнать размер суммы?

— Ходят слухи — двадцать пять тысяч «зеленых». Но это вранье — таких расценок нет даже на Пугачеву и Распутину.

А их администраторы-зубры обслуживают! Нет, не могла такая сопливая девчонка...

— Ты эту сопливую девчонку не знаешь, — прервала собеседника Успенская. — Она — могла.

В общем, когда Люба позвонила мне и сладким голосом попросила «приехать, чтобы обсудить возможные варианты сотрудничества», я прекрасно понимала, зачем она меня зовет. И все равно поехала, потому что знала: ставший официальным продюсером певицы господин Орлов и иже с ним найдут где угодно. Отвезла дочку к родственникам, адреса которых Успенская не знала, и отправилась к Любе на рандеву. Спустя полчаса после начала неспешного, почти дружеского разговора хозяйка задала интересующий ее вопрос.

— Какие тысячи, Люба?! — я изобразила изумление пополам со скорбью и досадой. — Мне действительно обещали за твой концерт хорошие деньги, но не заплатили ни копейки!

— А давай-ка отправимся по кроватям, — предложила Успенская. — Время позднее, не к чему тебе в такую темень по городу ходить.

Легкость, с которой Люба поверила вранью, меня не обманула. Можно было предположить: наутро последует продолжение «банкета». И оно последовало. Меня разбудили и пригласили в соседний номер. Войдя туда, увидела пятерых громил. К дверному косяку жался Валерка, которого Успенская выманила из дома, пообещав поделить администрирование грядущего гастрольного тура между ним и Орловым.

Начались разговоры «по понятиям» со всеми сопутствующими им деталями. Я стояла на своем: никаких денег за концерт не получала. Валерка тоже меня не сдавал — даже после удара открытой пятерней по лицу. Бедный Шмыков страдал ни за что ни про что!

«И Люба еще за тебя, тварь такую, заступается! — гремел главный из крепких парней, к которому Успенская обращалась уменьшительно-ласково «Толик». — Просит, чтоб мы с тобой помягче. Если бы такой человек за тебя не хлопотал, думаешь, мы стали бы церемониться?! — Успенская все это время не проронила ни слова — сидела, скрестив руки на груди. — Все, хватит переливать из пустого в порожнее! Не хочешь по-хорошему — будешь бомжевать! Собирайся! — скомандовал Толик. — Сначала поедете с моими парнями к тебе, возьмешь документы и с ними — к нотариусу. Оформишь закладную на квартиру».

Поехали.

Увидев мою комнатенку в коммуналке и узнав, что «метры» к тому же не мои, а государственные, парни поскучнели и уехали. Дальше — тишина. Ни звонков, ни визитов. Толик объявился спустя пару месяцев. Услышав в трубке его голос, я похолодела. Однако тон был вполне дружелюбный: «Приезжай на «Красные ворота» в ресторан. Разговор есть».

Толик был с той же компанией, что у Успенской. Начал расспрашивать, как я с ней познакомилась, про первого спонсора, про второго. Я все подробно изложила.

— Да она вам с Валеркой должна памятник поставить! — возмущенно воскликнул «прозревший» Толян, когда я закончила рассказ. — Почему ты тогда мне все не объяснила? Разве такой бы расклад был?

— А мне слово кто-то давал?

— Правда твоя.

Интеллигенты вы вшивые с твоим Шмыковым. Ни на первом, ни на втором проекте ничего не заработали. Сама все в той же халупе живешь?

— А где же?

— «Где же», — передразнил Толик. — А вот Орлов за три месяца сумел подняться: до того как пристроился к Успенской, на «шестерке» ездил, а сейчас на новенькой «альфа-ромео» рассекает, квартиру в центре Москвы покупать собирается.

Пообещав «во всем разобраться», Толик отпустил меня восвояси. Чем ему Люба насолила, я — из боязни разгневать — так и не спросила. Спустя пятнадцать лет попытала на эту тему Любу.

Успенская стала сильно зависеть от партнера по проекту «Две звезды». У нас даже были подозрения, что Григорьев ее приворожил
Успенская стала сильно зависеть от партнера по проекту «Две звезды». У нас даже были подозрения, что Григорьев ее приворожил
Фото: PhotoXpress.ru

И услышала версию о том, что Толик был в нее «дико влюблен, звал замуж, но получил отказ и даже грозился за это убить». Правда это или нет — судить не берусь.

Прошло несколько лет, я работала администратором — то у одной группы, то у другой. Но Любу забыть не могла. Да, с ней бросает то в жар, то в холод, она тебя использует, но Успенская очень талантлива. История с ней, первым исполнителем, которого я «вычислила», была похожа на первую любовь. Продвижением Любы занималась с азартом, верила, что эта певица покорит страну, другие проекты не были столь увлекательными.

В конце 2010 года на Успенскую обрушился Резник. За то, что исполняет песни на его стихи, не имея на это никакого права. Люба рассказывала мне, что Илья Рахмиэлевич приехал в Америку с чемоданом текстов и продал их там композитору Гари Голду по двести долларов за штуку.

У Голда, ставшего продюсером Любиного альбома, в который вошли песни на стихи Резника, претензий к исполнительнице якобы не было. Во всяком случае, в этом уверяла меня Успенская. И так вдруг Любу стало жалко, так захотелось ее увидеть!

Поехала на концерт Успенской, подарила цветы. Она меня, конечно, сразу узнала и ухватилась мертвой хваткой: «Я тебя не отпущу! Поехали со мной!»

А потом всю дорогу со слезами на глазах рассказывала, как ей плохо: «Ладно бы только Резник этот, я ведь с дочкой своей, Танечкой, которая сейчас в Америке, поругалась. Она уже целый месяц трубку не берет, когда звоню.

Алиночка, хоть ты меня не бросай! Ты так мне нужна!»

Я осталась у Любы ночевать и услышала от нее подробности невеселой истории с Таней. Оказалось, девочку год назад отправили учиться в Америку — в престижный колледж с железной дисциплиной. Заплатили за учебу сумасшедшие деньги, дали карточку с реквизитами маминого счета, чтобы «хорошо питалась и одевалась». Любовь и Александр дочку регулярно навещали, каждый раз покупая подарки: навороченную «плазму» в комнату кампуса, где Таня жила с подругой, дорогущие часы. И вот как-то, будучи во Франции, при попытке расплатиться карточкой Успенская услышала: «Простите, мадам, но на вашем счету нет денег!» — «Как «нет»? Там же очень большая сумма была!» Начинают разбираться. Оказывается, Таня сняла на десять месяцев апартаменты на Манхэттене и переехала туда со своей подругой.

Плаксин и Успенская летят за океан, пытаются расторгнуть сделку — безуспешно: «Ваша дочь совершеннолетняя, аренда проведена на законном основании». Родители требуют, чтобы Таня летела с ними в Москву, но она ни в какую! Угроза Любы: «Больше ты не получишь ни цента!» — тоже не действует.

«И все равно я ее простила. Понимаешь, Алиночка? — плакала у меня на плече Люба. — Но она со мной разговаривать не хочет. С отцом общается, а со мной — нет! Как будто он любит ее больше, чем я! Как будто это он, а не я, деньги зарабатывает, чтоб у дочки все было! Знаю, потихоньку от меня Саша ей что-то посылает — потому для нее и хороший...» Я слушала Любу и в который раз задавала себе вопрос: «Почему, ища сострадания у других, легко взваливая на их плечи свои проблемы, она никогда не поинтересуется, что у тебя самой-то на душе?»

Сколько раз я пыталась поделиться с ней сокровенным, хотела услышать слова поддержки, но вместо них звучало: «Не хватало еще с работниками нянчиться! Не грузи меня!» Ответа на свое «почему» я не находила...

Сейчас вдруг вспомнился один эпизод из лета 2011 года. Я снова работала у Успенской — теперь уже пиар-директором. Вместе с остальной свитой: мужем, концертным директором Виталиком (с Орловым Успенская давно рассталась), двумя домработницами, парочкой подруг — Люба таскала меня по всем концертам, корпоративам и даже домашним выступлениям в особняках олигархов.

Успенская обожает своего йоркшира Фрэнки, но, случается, и над ним ставит «психологические эксперименты»
Успенская обожает своего йоркшира Фрэнки, но, случается, и над ним ставит «психологические эксперименты»
Фото: Михаил Клюев

Зачем? Ну как же — «королева шансона» не может появляться на людях без челяди!

А теперь тот самый эпизод. Вышедший из заключения экс-владелец известной сети магазинов парфюмерии празднует свой день рождения в одном из самых крутых московских ресторанов. Весь вечер на эстраде — Любовь Успенская. По окончании выступления именинник приглашает певицу к себе за стол. Одну — без мужа и «обслуги». Люба присаживается «на минутку» и зависает на час. Плаксин ходит кругами и злится:

— Сколько можно? Неужели она не понимает, что это неприлично? Ее пригласили из вежливости — пора и честь знать. Виталик, Алина, позвоните ей!

— Телефон в сумке, которая лежит в гримерке.

— Тогда подойдите и скажите, что я ее зову!

Мы с Виталиком обмениваемся скептическими взглядами.

Плаксин куда-то ненадолго исчезает и появляется изрядно набравшимся.

В этот момент хозяин празднества вместе с Любой и гостями поднимается из-за стола и веселая толпа направляется к выходу. Дорогу Успенской преграждает Плаксин. Он орет в лицо жене: «Что ты творишь?! У тебя ребенок в Америке без куска хлеба сидит, а ты ешь-пьешь и развлекаешься!»

Люба оборачивается ко мне и смотрит беззащитно, как ребенок. Шепчет еле слышно: «Алина, я с ним в одной машине не поеду. И прошу тебя — останься сегодня ночевать. Мне страшно».

Страх очень скоро прошел. Всю дорогу Успенская костерила мужа на чем свет стоит: «Урод! Как он завтра в глаза мне будет смотреть?»

Оказалось, очень даже легко. Проспавшись, Александр отправился с женой в магазин, и пока она выбирала себе спортивный костюм, притащил на кассу пару пиджаков и куртку.

Бунтует Александр Плаксин особенно когда выпьет. Помню, как однажды он пытался открыть жене глаза на ее партнера по телепроекту «Две звезды» Игоря Григорьева, от мнения которого Успенская стала сильно зависеть. Признаюсь, у нас даже были подозрения, что этот человек Любу приворожил. Мнение Григорьева о чем и о ком бы то ни было Люба считала единственно верным, слушала Игоря открыв рот. По сто раз на дню крутила запись их дуэта и восторгалась, восторгалась...

А все вокруг удивлялись: «У Успенской идеальный музыкальный слух — как ей может все это нравиться?»

И однажды Плаксин, устав от недоуменных расспросов, сорвался:

— Этот Григорьев тебя позорит!

Люба подскочила с дивана и, стрельнув в мужа ненавидящим взглядом, направилась к двери гостиной. Плаксин — следом.

— Что ты в нем нашла?

— То, что он гений!

— Гений?! Да люди над вашими выступлениями смеются!

С размаху закрыв перед Александром дверь, Люба чудом не разбила ему лицо.

По завершении «Двух звезд» Григорьев быстро потерял к партнерше всякий интерес.

Помню, как на записи какой-то программы, куда — пока след от рейтингового проекта не остыл — был приглашен и их дуэт, Люба попыталась вызвать у Григорьева ревность. Кинулась на шею Стасу Михайлову: «Ой, Стасик, тот сыр, которым ты в прошлый раз меня угостил, — нечто божественное!»

Объятия, поцелуи. И взгляд в сторону Григорьева: видит ли? Как реагирует? А ему абсолютно по фигу. Прошел мимо и, поднявшись на один пролет, мило беседует с какой-то девицей. Люба, бросив Михайлова, бежит следом: «Ребята, вы еще не уходите?» Те что-то буркнули и вернулись к беседе. Успенская потолклась немного рядом и несолоно хлебавши стала спускаться вниз к машине...

Обвинения Плаксина в том, что она плохая мать, еще больше разбередили Любину душевную рану.

Не в силах больше смотреть, как она мучается, я решила написать Тане письмо от имени матери. Потратила на это целый день, а когда дала прочесть Любе, она едва не расплакалась: «Алиночка, какая же ты умница! Я бы таких слов никогда не нашла!»

В тот же вечер письмо было отправлено на Танину почту. Приведу из него лишь несколько строк: «В последнее время я встречаю с твоей стороны непонимание, отчуждение и полное отсутствие каких-либо ответных чувств, что причиняет мне такую сильную боль, о которой ты даже не можешь догадываться. ...Я давно простила тебя за твой поступок, потому что очень тебя люблю и знаю: от ошибок никто не застрахован...»

Через несколько дней Таня сама позвонила матери, а потом приехала во Францию, где Люба отдыхала.

Теперь мне ясно, что я уже давно видела в ней не певицу, а сварливую женщину, променявшую творческие приоритеты на мещанские...
Теперь мне ясно, что я уже давно видела в ней не певицу, а сварливую женщину, променявшую творческие приоритеты на мещанские...
Фото: Павел Щелканцев

Они встретились, поговорили, помирились. И Таня согласилась вернуться в Москву. Я еще раз выслушала похвалы в свой адрес и обещание «быть благодарной за примирение с дочерью до конца жизни». Впрочем, очень скоро моя роль в деле воссоединения семьи была благополучно забыта.

О том, почему Таню в срочном порядке отправили учиться в Америку, я никогда не расспрашивала ни ее, ни Любу. Но могу догадываться: после какого-нибудь очередного скандала. Ведь по возвращении Тани в Москву не раз была свидетельницей, как критично мать относится к дочери. И это при том, что Татьяна очень красивая девушка: с хорошей фигурой, правильными чертами лица, а небольшие проблемы с кожей — у кого их в этом возрасте не бывает?

Конечно, Таня злится на обидные замечания Любы, переживает, но деться ей, бедной, некуда, поскольку находится в полной материальной зависимости от мамы.

Если уж с собственной дочерью Люба не церемонится, что говорить о членах свиты? Помню, как вскоре после возобновления наших отношений «на почве Резника» я рассказала Успенской о смерти Валеры Шмыкова. Он умер в 2001 году совсем молодым от двусторонней пневмонии. Услышав диагноз, Успенская пренебрежительно махнула рукой:

— Какие легкие? Какое воспаление? Да голубым, небось, был и умер от СПИДа!

Мне стало очень обидно за друга: — Как ты можешь такое говорить?

Это неправда!

Но Люба стояла на своем.

В середине нынешнего января «королеву» мучила бессонница. На протяжении целой недели она задерживала меня у себя дома до трех часов ночи. Не по делу, а затем, чтобы вместе с ней смотрела ее любимые турецкие сериалы, поддерживала разговор. На следующий день Успенская спала до полудня, а мне с раннего утра приходилось заниматься делами: общаться с журналистами, править заметки, наполнять сайт, мониторить прессу. В конце концов я так устала и измучилась, что едва держалась на ногах. Еще и в семье атмосфера накалилась: кому понравятся постоянные возвращения домой под утро? Поспав три-четыре часа и отбиваясь по телефону от журналистов и тех, кто постоянно просит у артистки материальной помощи, я торопилась к своей Любоньке.

Не из-за того что она платила мне деньги, а потому что считала: я должна быть рядом, поддерживать. Конечно, удручало то, что в последнее время Успенская была настроена явно недоброжелательно. Стоило высказать свою точку зрения — прилюдно и резко затыкала мне рот, могла при всех обидеть. У меня совершенно не было возможности реализовать себя рядом с ней творчески, поскольку свое мнение Успенская всегда считала и считает единственно правильным. И в свите Любе нужны только те, кто подпевает и поддакивает, даже если утверждения хозяйки абсурдны. В последнее время я ощущала в ее присутствии огромную моральную усталость от постоянного чувства приниженности и пустого времяпрепровождения.

В вечер ссоры она вызвала меня, чтобы помогла в собеседовании с кандидатками в домработницы — для обслуживания огромного загородного дома, куда семья собиралась переезжать, требовалась дополнительная рабсила. Успенская была раздражена и пару раз срывалась по поводу моих казавшихся ей неуместными шуток. Когда кандидатки в домработницы разошлись, я попросилась домой, но услышала: «Останься! Сделаешь мне массаж!»

Посмотрела с «королевой» половину серии какой-то дребедени, параллельно массируя «звездные» ноги, и снова попросила меня отпустить:

— Люба, я хочу выспаться. Устала смертельно.

— А от чего это ты устала? Что ты делаешь?

Я одна тащу воз, на котором вы все сидите!

— Ну, раз ты так считаешь...

— Считаю!

Я ушла в гостиную, где домработница Люда отчаянно боролась со сном. Ждала, когда хозяйка отпустит меня и сама отправится на покой.

Минут через десять из кухни, где обосновалась Успенская, донеслось:

— Алина, иди сюда! Послушаешь мои старые песни.

Звучал альбом Успенской «Не забывай». Он никогда мне не нравился, а в этот вечер показался особенно чудовищным.

С трудом дослушав «хит» до конца, я спросила: — Люба, о чем эта песня?

Как она подхватилась, как взорвалась!

— Что ты в этом понимаешь?!

Мне Любу безумно жалко. По сути, «королева шансона» Успенская очень несчастный и одинокий человек. Но в этом только ее вина...
Мне Любу безумно жалко. По сути, «королева шансона» Успенская очень несчастный и одинокий человек. Но в этом только ее вина...
Фото: Павел Щелканцев

Разве хорошая песня обязательно должна быть о чем-то?! А музыка, она что, тоже тебе не нравится?

— А чему тут нравиться? Ни мелодии, ни аранжировки.

— Ладно, — процедила Успенская. — А вот эта? — и поставила очередной «шедевр».

Будь я в нормальном, неразобранном состоянии из-за проведенной практически без сна недели, наверняка бы оставила свое мнение при себе. Но тут выдала:

— Такое впечатление, что этот альбом ты записала с глубокого похмелья...

И Успенскую понесло:

— Что ты хочешь сказать?!! Что ничего не понимаю в стихах и в музыке?!! Ты, неначитанное, необразованное быдло, смеешь меня учить?! Смеешь о чем-то судить со своим убогим совковым умишком?!

Ругательства сыпались и когда я одевалась в прихожей, и когда вышла на площадку.

Всю дорогу домой в ушах звучали слова Успенской: «неначитанное быдло!», «со своим убогим совковым умишком!» Вспомнилось, что с таким же презрением — естественно, в узком кругу, а не в прессе или на концерте — она отзывалась и о некоторых своих слушателях.

На следующий день мне позвонила домработница «королевы» Люда: — Алиночка, не звони и не унижайся!

Тебя тут такими словами кроют... Я знаю, что ты — талантливый и успешный человек, и понимаю, сколько ты для нее сделала.

— Мне не за что извиняться.

— Конечно! Побереги свои нервы, не отдавай ей остатки своей жизни.

А у меня наступила полная апатия. Ни есть, ни спать не могла. Сидела, уставившись в стенку. Когда пыталась вызвать в памяти образ Успенской, перед глазами всплывало перекошенное злостью лицо, а в ушах звучал раздраженный голос: «Алина! Закрой рот! Что ты в этом понимаешь?» Теперь мне ясно, что я уже давно видела в ней не певицу, а немолодую сварливую женщину, променявшую творческие приоритеты на мещанские...

Очередной звонок последовал от директора Успенской Виталика:

— Что у вас с Любой все-таки произошло?

Прекрасно понимая, что Успенская стоит рядом с Виталиком, интересуюсь:

— Она рядом?

— Нет, что ты, я один...

Сухо излагаю ситуацию.

— Вообще-то мне это не очень интересно, — скороговоркой резюмирует Виталик. — Люба просила передать, что больше в твоих услугах не нуждается, мы уже взяли на твою должность другого человека.

— Ну вот и замечательно. Пусть этот другой человек и работает.

В тот же вечер я закрываю сайт Успенской, который сама открыла два года назад и который оформлен на мое имя. Он был создан в рекордно короткие сроки и занял второе место в интернет-конкурсе «Золотой сайт» в номинации «ВИП-сайт персоны» в рейтинге Рунета 2012 года. В конце концов, распоряжаться им имею полное — и моральное, и юридическое — право.

Уже через пару часов Люба начинает бомбить звонками. Я не беру трубку. Тогда она переключается на сестру моего мужа, которая помогала мне с формированием и наполнением сайта: «Вы что творите?! Немедленно включите сайт!»

Дальше Успенская просит напомнить мне событие 1994 года: познавательное знакомство с Толиком...

Выхватываю у золовки трубку и начинаю орать в нее таким матом, о наличии которого в своем лексиконе прежде и не подозревала.

Гнев я выпустила, но на его место тут же пришли обида, отчаяние и страх. Навалились такой глыбой, что стало казаться: выбраться из-под нее нет никакой возможности. Разве только уснуть и не проснуться...

Сейчас, прислушиваясь к себе, я пытаюсь понять: какие чувства испытываю к Успенской? Ненависть? Нет! Жажду поквитаться за унижения? Отнюдь. Мне ее безумно жалко. По сути, Люба очень несчастный и одинокий человек. Но в этом только ее вина... Я же в очередной раз убедилась в истинности многовековой библейской мудрости: «Не мечите бисер перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас».

Редакция благодарит за помощь в организации съемки салон мебели ROSBRI ENGLISH HOUSE.

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Великий пост 2024: как правильно соблюдать и меню на каждый день
В 2024 году Великий пост, который является самым строгим и главным из всех постов в православной традиции, начался в понедельник — 18 марта и заканчивается Великой Субботой — 4 мая.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог