Алексей Баталов: «Из фильма «Москва слезам не верит» вырезали самые откровенные сцены»

«Это был тяжелый случай — я полетел с отвесного берега лицом в воду, а там торчали какие-то палки. Очнулся, когда меня везли в больницу — израненного, в насквозь промокшей шинели», — рассказывает Алексей Баталов.
Анжелика Пахомова
|
07 Ноября 2013
Кадр из фильма «Москва слезам не верит». 1979 г.
Кадр из фильма «Москва слезам не верит». 1979 г.

«Это был тяжелый случай — я полетел с отвесного берега лицом в воду, а там торчали какие-то палки. Очнулся, когда меня везли в больницу — израненного, в насквозь промокшей шинели», — рассказывает Алексей Баталов.

В канун своего 85-летия Алексей Баталов рассказывает, как он пришел в кино, почему отказался работать с Марселем Марсо и что осталось за кадром в самых известных фильмах с его участием.

— Алексей Владимирович, когда вы прочли сценарий будущего фильма «Москва слезам не верит», вам сразу стало понятно, какой успех будет у этого фильма и у вашего героя Гоши?

— Ничего подобного.

«Картину сильно урезали при монтаже, она стала на час короче. Убрали откровенные сцены с главной героиней»
«Картину сильно урезали при монтаже, она стала на час короче. Убрали откровенные сцены с главной героиней»
Фото: LEGION-MEDIA

Колоссальный успех картины предвидеть было невозможно, во время работы никто не восхищался и не кричал: «Это гениально!» А Гоша воспринимался как обычный мужчина, и причина его появления в сценарии — обеспечить счастливый финал, из тех, которые так любят зрительницы. И, кстати, я ни в какую не соглашался сниматься в этой роли. Тогда, в конце 70-х, я вообще хотел завершить свою карьеру в кино, потому что меня все чаще приглашали играть партийных секретарей. К тому же я начал преподавать во ВГИКе и полностью погрузился в работу.

«Всенародная любовь к фильму — это в первую очередь заслуга Владимира Меньшова. А ему даже не разрешили получить заслуженный «Оскар»
«Всенародная любовь к фильму — это в первую очередь заслуга Владимира Меньшова. А ему даже не разрешили получить заслуженный «Оскар»
Фото: FOTOBANK.RU

И когда мне в первый раз позвонил Меньшов, я отказался наотрез. Но Владимир был настойчив, убеждал, что не придется ездить в экспедиции и он уладит все вопросы с руководством ВГИКа. А потом заявил, что Гоша — это синтез моих прошлых ролей, помесь физика-ученого Гусева из «Девяти дней одного года» с Алексеем из «Большой семьи», рабочим «золотые руки». Его слова произвели на меня впечатление, и я согласился, не подозревая, каким невероятным поворотом это станет в моей актерской судьбе.

— Один из любимых моих эпизодов — там, где Гоша неожиданно умело дает отпор хулиганам…

— Между прочим, во время съемок этой сцены я пару раз очень чувствительно получил в солнечное сплетение. Ведь драться с Гошей Меньшов пригласил профессиональных самбистов, которые до этого ни разу не снимались в кино и смягчать удары не умели.

«Меньшова ругали за «погоню за дешевым успехом». Ведь мы снимали картину, в которой нет ни подвигов, ни Северного полюса, ни войны, ни танков…»
«Меньшова ругали за «погоню за дешевым успехом». Ведь мы снимали картину, в которой нет ни подвигов, ни Северного полюса, ни войны, ни танков…»

Но раньше на такие вещи актеры не обращали внимания, мы не любили передоверять работу дублерам, хотели все делать самостоятельно и были готовы на добровольные жертвы ради хорошего результата. А ведь результат мог быть еще лучше, чем вы видели. Фильм сильно урезали при монтаже, он стал на час короче. Убрали откровенные сцены между главной героиней и Олегом Табаковым, сократили разговор Гоши и Николая, во время которого мой герой сидел в плаще на голое тело. И когда он поднимался за новой бутылкой, это было заметно… Такие эпизоды посчитали «недостойными советского человека». Но все равно публика хлынула в кинотеатры. Огромная популярность и всенародная любовь — это в первую очередь заслуга Владимира Меньшова. А ему даже не разрешили получить заслуженный «Оскар», ругали за «погоню за дешевым успехом».

Ведь мы снимали картину, в которой нет ни подвигов, ни Северного полюса, ни войны, ни танков… Прошло тридцать три года, а люди все смотрят и смотрят «Москва слезам не верит», и только благодаря этому многие меня еще помнят. Это чудо! Так что я просто счастлив, что Меньшов меня тогда уговорил. Я стал его поклонником, каковым и остаюсь до сегодняшнего дня.

— Вам нередко везло с режиссерами — в начале 50-х вы попали на съемки к Иосифу Хейфицу…

— Да, это была большая удача: именно Хейфиц сделал из меня то, чем я сейчас являюсь. Он помогал во всем, я даже подолгу жил у него во время съемок... Как любой советский режиссер, он был обязан снимать не только то, что хочется, но и то, что надо.

Именно таким «заказом» являлась «Большая семья» — экранизация романа Всеволода Кочетова «Журбины». При подготовке к роли рабочего Алеши я решил прочитать книгу и дошел только до двадцать пятой страницы. Роман оказался невыносимо скучным! Но Иосифу Ефимовичу удалось сделать настоящее кино, которое интересно смотреть и в наше время. Во время съемок я стремился к тому, чтобы все выглядело естественно. Например, мне не понравилось, что мне выдали новенькую форму «с иголочки», которой у настоящего трудяги просто не могло быть. И я поменялся с одним рабочим — отдал ему новую, а сам надел запачканную и поношенную. Еще я освоил ремесло клепальщика и в кадре делал все почти профессионально. Так что где-то в море ходит корабль, сделанный в том числе и моими руками!

«Кстати, сыграть в фильме «Москва слезам не верит» я согласился еще и потому, что мне сказали ­— мол, Гоша похож на твоего героя из «Большой семьи», рабочего с «золотыми руками»
«Кстати, сыграть в фильме «Москва слезам не верит» я согласился еще и потому, что мне сказали ­— мол, Гоша похож на твоего героя из «Большой семьи», рабочего с «золотыми руками»
Фото: RUSSIAN LOOK

Я считаю необходимым для актера терпеливо изучать все, что связано с работой его персонажа. Потому что среди зрителей обязательно будут представители этой профессии, и малейшая пустяковая ошибка, допущенная актером, испортит все впечатление.

— Вы очень органично смотрелись и в фильме «Дело Румянцева», где играли шофера.

— Ну, тут мне и учиться ничему специально не пришлось. Профессиональные права я получил еще в армии, там же освоил вождение «МАЗа», поэтому все тонкости работы водителя знал досконально: где лежат инструменты, как поменять колесо весом сто килограммов… И когда снимали сцену, в которой детей везут в лагерь, мою машину задержал на дороге постовой.

Он удивился, что актеру позволили вести грузовик, набитый детьми. «А вы имеете право перевозить людей в открытом борту?» — поинтересовался милиционер. И тут я эффектно достал из кармана права, где было указано, что я высококвалифицированный шофер! Вообще, мне нравилось, когда по роли мне нужно было водить автомобиль. Например, в одном из последних фильмов, где я снялся, «Зонтик для новобрачных», по сюжету за лихачество меня даже останавливает на На экране быть шофером легко, но как на самом деле тяжела эта профессия, я убедился на своем опыте, когда в пятидесятых годах возил актеров на целину. Там мы ездили в автобусе по морозу, и мне приходилось каждое утро вставать пораньше, чтобы прогреть мотор. Но я всегда любил возиться с машинами, свой первый «москвичонок» разбирал и собирал бесчисленное количество раз!

Да и потом, когда покупал более серьезные машины, всегда все делал сам. Наверное, не стань я актером, мог бы быть хорошим водителем.

— А в фильме «Дорогой мой человек» вы так убедительны в роли хирурга, что приходит мысль, что и врач из вас получился бы великолепный...

— Нет, что вы! Водитель — да, но не врач. Когда мы готовились к съемкам, Хейфиц настаивал, чтобы я присутствовал при настоящих операциях. И совершенно случайно нашелся прекрасный доктор, который научил меня всем тонкостям. Снимаясь в картине «Летят журавли», я разбил лицо и попал на операционный стол к хирургу Просенкову. Это был тяжелый случай — я полетел с отвесного берега лицом в воду, а там торчали какие-то палки. Очнулся, когда меня везли в больницу — израненного, в насквозь промокшей шинели.

«Я всегда любил возиться с машинами, свой первый автомобиль собирал и разбирал бесчисленное количество раз! Не стань я актером, мог бы быть хорошим водителем»
«Я всегда любил возиться с машинами, свой первый автомобиль собирал и разбирал бесчисленное количество раз! Не стань я актером, мог бы быть хорошим водителем»

Ближайшая больница оказалась в Дмитрове, где как раз дежурил Просенков. Увидев мое лицо, которое было смесью грязи, крови и грима, он даже бровью не повел. Сухо велел снять с пациента шинель и уложить на стол. Мне стало обидно, ведь я ждал, что все заахают, забегают вокруг меня. Но через несколько дней я узнал, как мне повезло, ведь этот врач оказался знаменитым на всю область хирургом. И когда я еще лежал в больнице, мне прислали сценарий фильма «Дорогой мой человек». Показываю его Просенкову, он воодушевляется и берет надо мной шефство. Как правильно мыть руки, надевать повязку, обращаться с инструментами — он не только это все мне показывал, но и брал на операции. Хотя, как только я видел скальпель и кровь, у меня начинало темнеть в глазах. Живому человеку разрезают живот и достают внутренности!

Сложно выдержать такое без подготовки. Каждый раз я старался под каким-нибудь предлогом выбраться на воздух… Но приходилось терпеть, ведь мой герой почти весь фильм находится в операционной. А когда мы снимали сцену, где я тащу раненого с поля боя, я уговорил военных, которые помогали с техникой, разрешить мне «порулить» настоящим танком. Управлять машиной оказалось довольно легко, но непривычно, потому что обзор через маленькое окошко. Я растерялся и, чтобы не врезаться, резко затормозил, со всего маха ударившись лбом о железную панель. После чего разразился такой длинной и витиеватой нецензурной фразой, что военные посмотрели на меня с уважением: «Настоящий танкист!»

— А физику вы изучали, готовясь сниматься в фильме «Девять дней одного года»?

— Вот с этим было сложнее всего.

Конечно, режиссер Михаил Ромм хотел, чтобы я, играя ученого-физика, хоть немного понимал, о чем говорю. Но для меня эти слова — «нейтроны», «термояд» — были пустым звуком, ведь в школе по физике я получил твердую двойку! Так что приходилось трудно — с видом знатока сыпать терминами, которых я не знаю.

— В 1962 году этот фильм о работе ученых-физиков стал настоящим откровением…

— Вся страна думала, что «Девять дней одного года» появились вопреки властям. На самом деле фильм был снят по распоряжению человека, который возглавлял сверхсекретный институт ядерной физики. И на съемках находились представители этого НИИ, которые помогали Ромму. Они рассказывали о своей работе все, что можно и что нельзя.

«Я решил больше не браться за роли партийных секретарей. Единственное исключение сделал, чтобы поработать вместе с гениальной Нонной Мордюковой»
«Я решил больше не браться за роли партийных секретарей. Единственное исключение сделал, чтобы поработать вместе с гениальной Нонной Мордюковой»
Фото: МОСФИЛЬМ-ИНФО

Хотя, конечно, в кадре осталось только то, что разрешила цензура.

— А вы помните свое первое появление в кино?

— Это случилось, когда я еще учился в школе, и весь наш класс выбрали для съемок фильма о Зое Космодемьянской. Мы играли ее одноклассников, а у меня даже было несколько строчек текста. Далось мне это с огромным трудом, я даже вспотел! А потом еще и дома получил нагоняй от родителей: прежде чем сниматься в кино, нужно учиться!

— Вы ведь с детства были окружены талантливыми и даже гениальными людьми, всерьез относящимися к искусству… Даже с Анной Андреевной Ахматовой были близко знакомы.

— Когда мне было лет пять, вместе с мамой я переехал в «писательский» дом в Нащокинском переулке. Тогда в нашем окружении стали появляться люди из мира литературы — Мандельштам, Ильф, Светлов, Олеша… Центральное место в гостиной занимал диван для почетных гостей, а нам, детям, не позволялось на нем сидеть. Анна Андреевна, когда приезжала, царила на этом диване и даже забиралась на него с ногами, пила кофе, принимала гостей. Еще ребенком я осознал — она особенная. Эта прическа с челкой, просторные длинные платья, царственные жесты, медленные движения — все было необычно. Я знал, что она приезжает из Ленинграда, поэтому он представлялся мне сказочным городом, где живут такие же неземные дамы. И когда еще до войны мама и Анна Андреевна впервые привезли меня туда, Ленинград оказался именно таким — сверкающим, праздничным, нарядным.

Тогда я впервые побывал и в Царском Селе, экскурсию по которому провела сама Анна Андреевна, показывая нам укромные уголки и рассказывая о Пушкине. Десятки лет спустя я и сам получил возможность почувствовать себя героем того времени. Съемки фильма «Звезда пленительного счастья», где я играл князя Трубецкого, проходили именно в Ленинграде...

Приезжая в Москву, Ахматова всегда останавливалась у нас, сначала в «писательском» доме, потом в квартире на Ордынке, которую получил мой отчим, писатель Виктор Ардов. Там собирались удивительные люди, разговаривали, спорили, устраивали чтения. Именно у нас Анна Андреевна впервые увиделась с Мариной Ивановной Цветаевой… Конечно, многие были готовы приютить Ахматову, но она почему-то предпочитала мою шестиметровую комнатку, которую я уступал ей каждый раз.

В фильме «Три толстяка» Алексей Баталов был и актером и режиссером
В фильме «Три толстяка» Алексей Баталов был и актером и режиссером

Туда входили только топчан, маленький столик, тумбочка и стул… Здесь она работала над переводами в тяжелое время, когда находилась в опале. Но что бы ни происходило, Анну Андреевну никогда не покидало мужество. Это качество, отличающее людей высшего порядка, помогало ей пережить все. Однажды утром в нашем доме, как обычно, долго завтракали, одни уходили, другие приходили, постоянно разогревался чай, велся неторопливый разговор. Дождавшись, пока собеседник закончит фразу, Анна Андреевна спокойно встала из-за стола и со словами «Я на минуту вас покину» ушла в свою комнату. Когда мама через какое-то время заглянула туда, она увидела, что Анна Андреевна лежит неподвижно и лицо ее смертельно бледно. Вызвали «скорую», оказалось — инфаркт… Это случилось сразу после моего ухода, и когда вечером я вернулся домой, то был поражен: «Как так, я же завтракал с ней!»

Тогда жизнь Анны Андреевны висела на волоске. Мама очень переживала, ведь Ахматова была ее ближайшей подругой. С годами между ними сложилось огромное доверие: маме первой Анна Андреевна читала новые стихи, вместе с ней выбирала наряд для поездки в Англию, где ей вручали диплом почетного доктора Оксфордского университета. В последние годы мама следила за ее режимом и питанием, назначенным врачами. Она была с Ахматовой рядом и в последний день, в санатории в Домодедово… Одна из самых дорогих вещей, что у меня сейчас есть, — это портрет Анны Андреевны, который я написал по ее просьбе. Учиться рисовать я начал еще в юности, это казалось мне необходимым, естественным. Во время войны, в эвакуации в Бугульме, я вместе с матерью работал в театре, оформлял декорации к спектаклям.

А много позже, находясь на воинской службе при Театре Советской армии, я стал брать уроки у Роберта Фалька. Почему-то Анна Андреевна живо интересовалась моими успехами в этой области и, когда я все забросил, сказала: «Жаль. Я хотела предложить вам написать мой портрет». Надо сказать, что Ахматова говорила мне «вы», даже когда я был шестилетним мальчишкой! Я остолбенел от неожиданности, ведь к тому времени создал всего пять-шесть портретов своих знакомых. Но все-таки решился. Когда дома никого не было и мы оставались вдвоем, я вставал за мольберт. «Мне кажется, вам удаются лица», — веско сказала Ахматова, когда портрет был готов. Еще она позволяла мне… шутить над ее стихами. Мало кто знает, но Анна Андреевна, бывало, иронизировала по поводу собственных сочинений.

С Аллой Мещеряковой и Павлом Санаевым в фильме «Зонтик для новобрачных». 1986 г.
С Аллой Мещеряковой и Павлом Санаевым в фильме «Зонтик для новобрачных». 1986 г.

В такие минуты в ее глазах появлялось какое-то лукавое упрямство. Как-то в присутствии гостей Анна Андреевна попросила меня исполнить ее стихи на мелодию популярного романса. Стихи Ахматовой! Услышав такое предложение, гости насторожились, притихли, я растерялся. Но отступать было некуда, и, когда Анна Андреевна сама стала подсказывать мне строки, я осмелел и постепенно романс обрел веселую форму. Этой пародией Ахматова потом нередко «угощала» гостей.

— Анна Андреевна была из тех, кто понял вас, когда вы предпочли кино театру?

— Она даже подсказала мне тему для моего режиссерского дебюта. Я в то время снимался в Ленинграде и, поскольку зарплата не позволяла жить в гостинице, остановился у нее. Даже если я возвращался со съемок поздно, Ахматова ждала меня, чтобы вместе пить чай.

Вот во время одного такого чаепития я и посетовал, что не знаю, какое произведение взять для дипломной работы по режиссуре. Она ответила: «Конечно, «Шинель»!»

 — К сожалению, фильм остался неоконченным…

— Да, снять финал мне не дали: диплом защитил, что же тебе еще нужно? Но фильм получился — во многом благодаря Ролану Быкову. Он закрыл своим мастерством все недостатки съемочного процесса, очень маленький бюджет и хилые декорации. Работали зимой, и над сценой ограбления Акакия Акакиевича бились много дней подряд. Снимали ночью, в каменной галерее. Было холодно, но бесснежно, и вместо снега использовали опилки. В первые же дни Быков простудился и потом играл с высокой температурой.

И вот наступает очередная ночь, погода отвратительно сырая, дует ветер, одежда на всех мокрая… Быкову нужно снять шубу и шапку перед тем, как войти в кадр. Любой другой уже плюнул бы и отказался — здоровье дороже! Но Ролан Антонович обладал огромной добросовестностью, приверженностью делу, он не мог так поступить. И когда прозвучала команда «Мотор!», человек, который только что сидел с полузакрытыми глазами и кашлял, преобразился. Сделал все именно так, как я задумал, и это при том, что у Гоголя сцена ограбления опирается на одно-единственное слово: «Караул!» Но Быков играл так, что у меня замирало сердце, было даже страшно…

— Благодаря этому фильму вы познакомились с французским актером Марселем Марсо?

«Я учился играть аристократа, с трудом скрывая раздражение. И с горечью думал, что у интеллигентов ноги и руки с рождения «привинчены» совершенно иначе, чем у меня»
«Я учился играть аристократа, с трудом скрывая раздражение. И с горечью думал, что у интеллигентов ноги и руки с рождения «привинчены» совершенно иначе, чем у меня»

— Да! Марсо посмотрел мою картину в Париже и высоко оценил ее, в первую очередь потому, что роль Акакия Акакиевича будто нарочно создана для актера, способного передать чувства героя без слов. А Марсо в этом не было равных. После просмотра он пожелал со мной встретиться. Это было удивительно! Обгоняя переводчиков, мы общались буквально на пальцах, а то и с помощью рисунков. И вот какое-то время спустя я получаю приглашение из Парижа. Марсель Марсо предлагает мне снять картину по одному из произведений Гоголя с ним в главной роли! Около года мы активно переписывались, отправляли друг другу письма с рисунками, склонялись к экранизации повести «Нос». И вдруг Госкино запрещает мне работать над этой лентой. Я говорил чиновникам: «Мне стыдно объяснять, что наше руководство возражает против того, чтобы Марсель Марсо играл русскую классику», — но в ответ услышал: «Тогда напишите, что вы заболели»…

Конечно, я смирился не сразу, куда-то ходил, просил, но мечту пришлось похоронить.

— И «Шинель», и следующая ваша картина, «Три толстяка», сняты на самом высоком уровне. Почему же вы перестали заниматься режиссурой?

— Дело в том, что современные условия на киностудиях не предполагают ни долгого поиска, ни ожидания, ни кропотливого труда. И режиссер, и актеры поставлены в жесткие рамки, срок выхода фильма строго оговорен. Все это отражается на качестве, а я работать так не хочу, ведь в свое время видел в деле таких мастеров, как Хейфиц или Калатозов. Когда создавалась картина «Летят журавли», Михаил Калатозов и оператор Сергей Урусевский каждую сцену снимали по нескольку дней.

В сценарии был запланирован эпизод, в котором Вероника и Борис идут вдоль моста, и визуальный ряд выстраивается так, будто они поднимаются в небо. Ради этого кадра съемочная группа в полном составе несколько раз собиралась в четыре утра, нам накладывали грим, устанавливали оборудование. А на рассвете Калатозов с Урусевским смотрели куда-то вверх и говорили: «Нет! Небо сегодня не то. Попробуем завтра». И снять эту сцену так и не удалось, потому что делать ее абы как режиссер не хотел. Эпизод, где Борис падает сраженный пулей, длится чуть больше минуты. А снимали его три дня! Режиссеру хотелось, чтобы все было естественно, поэтому он просил меня падать с открытыми глазами, но я все равно закрывал их, потому что брызги летели в лицо. И пока я, одетый в шинель, лежал в луже, Урусевский ездил вокруг меня на тележке, которую сконструировал сам.

«Прошло тридцать три года, а люди все смотрят и смотрят фильм «Москва слезам не верит», и только благодаря этому многие меня еще помнят. Это чудо!»
«Прошло тридцать три года, а люди все смотрят и смотрят фильм «Москва слезам не верит», и только благодаря этому многие меня еще помнят. Это чудо!»
Фото: Игорь Гневашев

Он постоянно что-то изобретал! Придумал специальный подъемник, который позволил создать сцену предсмертных видений Бориса: я бежал по лестнице, а он поднимался на лифте, установленном в лестничном проеме. И не только они так работали, а многие! Хейфиц остановил съемки «Дамы с собачкой» на два года из-за моей болезни глаз! Мне пришлось проходить серьезное лечение, и режиссер решил ждать, хотя не было гарантии, что я вообще когда-либо выздоровею.

— Вас ведь изначально не хотели брать на роль Гурова?

— Хейфиц как раз очень хотел. Мы с ним долго готовили эту роль, обсуждали, репетировали, но когда он представил мою кандидатуру на художественный совет, раздался хор разочарованных голосов.

Я сидел за дверью и слышал, как маститые режиссеры убеждали Иосифа Ефимовича, что Баталов — это рабочий паренек из «Большой семьи», который не сможет сыграть чеховского героя, русского интеллигента. Для меня же это был шанс перейти в другое амплуа, потому что после «Большой семьи» и «Дела Румянцева» меня завалили сценариями с однотипными ролями рабочих. Поэтому я старался убедить всех, что подхожу на эту роль! Даже стал сознательно старить себя — отпустил бороду, сутулился, выбрал для проб туфли большего размера, чтобы утяжелить походку. Надел на безымянный палец кольцо, чтобы придать хоть какой-то лоск огрубевшим от возни с автомобилем рукам. В результате худсовет, хоть и со скрипом, утвердил меня. Но, как оказалось, трудности только начинались.

Съемочную площадку окружали поклонники Чехова, старушки и старики, которые, казалось, знали о писателе все! Одна из них, божий одуванчик, все повторяла: «Он ходит носками внутрь! Косолапит! Человек тех времен, тем более персонаж, которого отождествляют с самим Чеховым, не мог так ходить!» А вы попробуйте сознательно изменить свою походку и при этом играть! Но я это делал, с трудом скрывая раздражение, возникшее против этих «наблюдателей». С горечью думал, что у интеллигентов и аристократов ноги и руки с рождения «привинчены» совершенно иначе, чем у меня. Они снова и снова указывали на мой «недостаток», я отшучивался, а в душе все кипело… И однажды на площадке появился очень древний старик, который знал Чехова лично. Он почти ничего не слышал и решил, что я играю самого Антона Павловича.

Посмотрев на меня, старик выдал: «Вот-вот, точно, похож, и бороденка такая же! Тот тоже с палочкой ходил. Гляди, вон он и ногами загребает, косолапит, точно Чехов!»

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Таро-гороскоп на апрель 2024 года для всех знаков зодиака
Апрель станет непростым месяцем. С первых дней Меркурий развернется и пойдет в обратном направлении, поэтому многие знаки окажутся перед выбором или их дела начнут буксовать. Каждому представителю зодиакального круга не помешает помощь или хотя бы совет. Карты Таро укажут правильный путь для каждого, с этими рекомендациями вы сможете избежать проблем и даже выбиться в лидеры.

Таро-гороскоп на апрель 2024 Овен




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог