Масштабная инсталляция «Лицо и душа» составлена из портретов российских женщин, написанных Омаром Гальяни. Арт-галерея «К35» представила проект в Государственном историческом музее при поддержке посольства Италии и Итальянского института культуры в Москве. Среди посетителей экспозиции были замечены Елена Захарова, Светлана Конеген с мужем, Влад Лисовец и другие известные люди.
Арт-проект «Лицо и душа» был задуман в 2011 году — в перекрестный год российской и итальянской культур и стал художественным исследованием российских женщин через призму европейских традиций культуры и искусства.
В 48 женских портретах представлены не только все грани красоты российских женщин, но и многообразие их характеров и судеб.
Омар Гальяни стал участником проекта неслучайно. С одной стороны, его творчество изобилует цитатами из искусства прошлого, и в Италии художника часто называют «Леонардо наших дней» — за приверженность традициям Возрождения и искусное владение старинными техниками рисунка. С другой стороны, сюжеты полотен Гальяни и особенности его авторского стиля позволяют отнести творчество художника к современному искусству. В рамках проекта Гальяни решал сложную задачу — запечатлеть лицо и душу российской женщины, объединив в едином арт-объекте 48 отдельных портретов.
За несколько часов до открытия выставки корреспондент портала 7Дней.ru встретился с итальянским живописцем, чтобы выяснить, удалось ли тому постичь душу русской женщины.
— Как из всего многообразия российских женщин вам удалось выбрать именно эти 48 героинь?
— Были женщины, с которыми я знакомился во время посещения России, но были и те, кто прислал заявки на сайт проекта.
Я отсмотрел огромное количество лиц и выбрал наиболее интересные.
— Критерием отбора для вас было интересное запоминающееся лицо?
— Не только. Точнее, и лицо в том числе. Сперва я видел лицо — фотографию героини, потом, если лицо меня интересовало, назначал встречу и подолгу беседовал с каждой натурщицей. А как иначе? Я хотел узнать, как она живет, как формировался ее характер, что повлияло на выбор ее профессии и какая она сейчас. Поэтому, помимо изображения лица в три четверти, на портрете вы можете увидеть огромное количество символов — предметов, важных в системе ценностей моей героини. Это и религиозные символы, и их любимые цветы, и детские игрушки, и музыкальные инструменты, — словом, предметы, составляющие мир моей натурщицы.
— Почему портретов именно 48? Это какое то символическое число?
— Отнюдь нет. Символического в цифре 48 ничего нет, их могло быть 52 и 30.
Просто когда мы говорили с организаторами проекта, то идея была сделать что-то большое, монументальное. И пока мы собирали заявки, количество одобренных мною героинь дошло до цифры 48, вот тут-то мы и решили остановиться.
— Какие из 48 портретов вам особенно дороги?
— Во-первых, портрет Елены. Это девушка с прической в стиле итальянского Возрождения. Мы встретились с Ириной в Милане — ее работа связана с косметикой и красотой, и мы познакомились на выставке. Долго беседовали об искусстве Возрождения и, в частности, об ученике Леонардо да Винчи — Джованни Больтраффио. Я рассказывал ей о том, что Леонардо много работал в Милане и создал свою школу. Одним из верных последователей его стиля был Больтраффио.
Ирина этой истории на тот момент не знала, и после моего вдохновенного рассказа помчалась в пинакотеку Брера изучать работы Больтраффио. Позвонила мне потом, сказала, что просто пленена ими, что в восторге. И попросила — раз уж я предложил ей поучаствовать в моем проекте — написать ее в стилистике эпохи Возрождения. Даже сделала себе особую прическу — так ее вдохновила живопись и скульптура Больтраффио!
Вторая работа, которая мне особенно дорога — портрет Элеоноры. Эта женщина меня сразу привлекла. Она все время рассказывала про какие-то свои полеты, а я все не мог понять, что это за полеты? Оказалось, что она пилот, в прошлом работала в «Аэрофлоте», и очень любит летать. Поэтому я ее изобразил смотрящей в окошко на взлетающий в небо самолет.
Как я понял, у нее есть собственный маленький самолет, на котором она летает. Я уже закончил ее портрет, но все думал, как бы показать глубину ее натуры. И вспомнил, что она рассказывала мне о колокольном звоне. Дело в том, что Элеонора росла рядом с церковью и каждый день в детстве слышала колокольный звон. И что теперь для нее колокольный звон — это такой кусочек прошлого, возвращение в детство, когда она была беззаботным ребенком. Но большой колокол на портрете смотрелся бы тяжеловесно, и я нарисовал несколько маленьких колокольчиков. Теперь этот портрет кажется мне особенно музыкальным.
— Какая она — российская женщина? Чем отличается, например, от итальянки?
— Я не могу сказать, что понял до конца, какая она, русская женщина. Ее еще изучать и изучать.
Я увидел такое многообразие характеров и судеб, сколько за всю жизнь в Италии не встречал. В течение трех лет работы над проектом я познакомился с женщинами, которые занимаются литературой, музыкой, бизнесом. Я увидел насколько она разная, русская женщина. В отличие от итальянок, у русских на первом месте сейчас стоит самореализация в профессиональном плане. Русским женщинам проще быть менеджерами, чем итальянкам. Как я понял, им это дается легче.
— Вас сравнивают с Леонардо да Винчи. В чем вы сами видите сходство с классиком живописи?
— Спасибо, сравнение с Леонардо мне приятно. Я пользуюсь старинной техникой — рисунок карандашом по тополиной доске. Это похоже на Леонардо. Конечно, техника рисунка Возрождения мне близка, но, в отличие от Возрождения, которое активно пользовалось цветом, я считаю рисунок карандашом уже законченным произведением, а не эскизом.
Тогда как в эпоху Возрождении такие рисунки служили набросками.
— Каких еще женщин вы изучили так же хорошо и пристально, как русских? Возможно ли появление похожих проектов, связанных с другими странами?
— Я никогда не делал такой большой цикл портретов. Это для меня первый такой опыт, который я скорее всего не буду повторять. Дело в том, что я долго занимался портретами, когда учился в академии. Сейчас в моих работах портрет переосмысливается и становиться чем-то большим. Этот проект был трудным и энергозатратным. Я три года путешествовал, знакомился, встречался с людьми, общался, изучал.
— По каким городам вы ездили, встречаясь с женщинами для этого проекта?
— В основном это были два города — Москва и Санкт-Петербург.
Поскольку я преподаю в Академии искусств в Италии, мне было сложно приезжать надолго, и когда я приезжал, то успевал написать один-два портрета. Но я не мог задерживаться дольше, и потому работа затянулась. К тому же, я не мог попутешествовать в должной мере, ведь я понимаю, что Москва и Петербург — еще не вся Россия. Но я понимаю, о чем вы хотите меня спросить. Так получилось, что изображая лицо и душу каждой из этих женщин, я показывал не лицо москвички, или петербурженки. Почти все мои героини оказались родом из других городов России, а потому их воспоминания о детстве уникальны и непохожи.
И с Дальнего Востока, и с севера, и из центральной России — они так много мне рассказывали о своих городах, что невольно пробудили желание посетить самые отдаленные точки на карте России. И вот теперь, когда проект завершен, и у меня появилось чуть больше свободного времени, я хотел бы попутешествовать по России и своими глазами увидеть жизнь, женщин и вашу страну.
— Чтобы показать не только лицо, но и душу натурщицы, нужно быть хорошим психологом…
— Я не занимаюсь психологией, но, возвращаясь к античной живописи или современному искусству, Леонардо ведь тоже не был психологом. Скорее всего, даже такой науки как психология тогда не существовало. Но одно могу сказать точно — между художником и моделью возникает очень сильная эмоциональная связь.
Если говорить о секретах мастерства, то первый и главный из них — это работа в тишине. В это самое время у героини, как правило, проявляются какие-то особенные черты характера. Помню, пишу портрет девушки с сильным характером, бизнес-леди. В мастерской тишина, прошло 10 минут, я делаю набросок, а девушка говорит, что ей трудно сидеть в полной тишине и, позируя, смотреть мне в глаза. Видя эту слабость, я сразу понимаю, какая она на самом деле — где-то непоседливая, где-то капризная, где-то ранимая. И портрет сразу становится глубже, интереснее, полнее.
— Сколько времени вам требовалось, чтобы написать один портрет?
— Двадцать дней или месяц. Конечно, между портретами были паузы, и самый первый портрет был для меня самым сложным.
Лицо женщины, позировавшей мне, очень меня заинтриговало. И мне трудно было его передать. Меня очень впечатлило, что это лицо в три четверти похоже на лица, которые рисовал Леонардо. Так я сразу и определился с идеей, в каком ракурсе и ключе сделать этот проект, и дальше все пошло проще.
— Вспомните, пожалуйста, ваш первый рисунок. Что на нем было изображено?
— Мама сохранила очень много моих рисунков. Самый старый рисунок — 1969 года. Это мертвая птичка, которая лежит в снегу. Я гулял во дворе и увидел эту печальную картину. На тот момент это так сильно меня поразило, что я сразу вернулся домой и изобразил увиденное. Это мой первый рисунок карандашом.
