«Отцу стало плохо, его отвезли в больницу. Положили в коридоре. Шел 89-й год, повсюду были некоторые затруднения. Я обратилась к старшей сестре: «Нельзя ли положить в палату, человек немолодой и перед отечеством имеет заслуги». Сестра ответила: «Нет мест в палатах, некуда класть». Но это Россия с ее тайным дном. «Я прошу вас. Всегда же есть какие-то возможности». — «Вы глухая или как? Нет у нас возможностей. Пожалуйста, не мешайте работать». Я вышла и позвонила знакомому, он работал в ЦК. Вернулась. В коридоре царило оживление. Молодой врач отдавал распоряжения: «Этого — туда, этих — сюда». Увидев меня, бросил: «Ваш отец уже труп. А мы ради него палату должны освобождать». Во мне закипел гнев: «Молодой человек, обещаю вам, что вы больше здесь не будете работать». — «Уже боюсь. Всесильная вы наша». Я выполнила свое обещание. Это произошло позже. В тот момент я была возле отца. Он был в полузабытьи, страшно бледен, губы — тонкая ниточка. Я держала его за руку. Кожа на руке была как пергамент. Шептала: «Пожалуйста, не умирай.
Кроме тебя, у меня никого нет». У отца было два света в окошке: наука и я. Моя мать умерла, когда я была маленькая. Я ее плохо помню. Он не женился. Сказал потом: «Я не хотел, чтобы мою дочь воспитывала мачеха». Я пошла к главврачу. «Мне сообщили, — сказал он, — мы сделаем все. Но вам надо готовиться к худшему». — «Когда это может случиться?» — «Может быть, через несколько дней». Я была совершенно опустошена. К ночи, едва держась на ногах, приехала домой. Звонит подруга. Она месяц назад завела богатого любовника, тот подарил ей машину, звал к себе жить. Она развелась с мужем, собралась переезжать к нуворишу. «Как папа?» — «Плохо». — «Слушай, поехали к гадалке, спросишь про папу». — «Никуда я не поеду, не хватало еще глупостями заниматься». — «Да ты что, это очень известная бабка. Она тебе всю правду скажет». — «Послушай, я в это не верю. Я кандидат наук, у меня другие представления о мире, я атеистка, и вообще, даже нелепо это обсуждать». — «Раз ты атеистка, чего тебе терять, чего ты боишься?» — «Ничего я не боюсь, считаю это бредом и обманом». — «Ну хорошо, просто поехали со мной, поддержишь меня, компанию составишь, отвлечешься». — «Ладно, но я к ней не буду обращаться». — «Конечно». Мы встретились в метро. Бабуля жила в центре. Мы шли улицами и проулками. Наконец подруга остановилась возле обшарпанного серого дома.
«Кажется, здесь». Мы поднялись на этаж. Дверь была обита дерматином, с сальным пятном возле ручки. Это была коммуналка. Мы вошли. У бабки было простое лицо, на вид — четыре класса образования в лучшем случае. «Выпей кофе», — сказала она подруге. Старушка гадала на кофейной гуще. Подруга выпила кофе. Бабка стала рассматривать осадок в свете настольной лампы. «Ни мужа, ни денег», — произнесла бабуля, глядя на подругу. «Как это? — побледнела подруга. — Не может быть». Я едва подавила смех. Чтобы отвлечься, отошла, стала осматриваться. Очень скромно обставленная комната. У стены — комод, накрытый белым ажурным покрывалом. У другой стены — старинная кровать с металлическими высокими стойками, с набалдашниками, похожими на волчки. На подоконнике — цветы. Пасмурный свет лился сквозь мутное стекло. «Ну что, пошли?» — взяла я подругу под руку, когда поняла, что они закончили. На подруге лица не было. «На-ка, голуба, выпей кофе», — старушка протянула мне чашку. «Нет-нет, спасибо». — «Ничего, ничего», — говорила женщина. Подруга толкнула меня в бок: «Пей». Я, пересиливая себя, выпила. Бабушка наклонилась над чашкой. «Ты, милая, выйдешь замуж за молодого и родишь двоих сыновей». Я многозначительно посмотрела на подругу.
Я уже была замужем, имела дочь, разводиться не собиралась. «У меня отец умирает, я бы хотела узнать, если это возможно, много ли ему осталось?» Бабушка посмотрела на меня: «Поживет еще. Два года проживет, не волнуйся». Я пожала плечами: «Хорошо бы». Мы вышли. Я сказала: «Ты видишь, какую пургу она гонит? У меня муж, дочь. У тебя любовник, который тебя обожает». — «Думаешь?» — с надеждой спросила подруга. Я твердо отвечала: «Убеждена, все — чушь». Поехала в больницу. Отцу было явно лучше. Он пришел в себя, в глазах появился знакомый блеск, бледность прошла, это было лицо живого человека. Бабуля оказалась права: богатый любовник бросил подругу, а отец прожил еще два года. Про другое предсказание я надежно забыла. Через 15 лет я развелась с первым мужем и вышла замуж за человека моложе меня на 11 лет. Когда я родила второго сына, поймала себя на мысли, что я где-то слышала про двух сыновей и молодого мужа. На секунду вспыхнула далекая картинка: квадратная комната, приглушенный свет из окон, белая чашка с разводами на дне и лицо женщины».
От линии жизни отходит линия (рис. 4, линия жизни — зеленый, отходящая линия — оранжевый). В основном смысле отходящая линия — это линия поездок, но знак имеет и другие значения.
В частности, так как линия жизни — это линия отца, то такое ответвление может говорить об уходе (отъезде навсегда или в иной мир) отца, особенно если к линии поездки подходит другая линия, которая идет по полю 1 и по традиции должна коснуться основания большого пальца (рис. 4, желтый). Точку отрыва линии поездки можно квалифицировать как 40 лет. Смерть отца действительно произошла, когда обладателю было между 40 и 41. Когда смерть свершилась, проще приколоть точку на линии к уже известной дате. Если человек еще жив, то возникают сложности точно предсказать год, поскольку точки возраста немного размазаны по линии. Для уточнения пригодился бы какой-нибудь прогностический метод с экстрасенсорным расширением, например, описанный в нашей истории.
