«Стоял декабрь сорок третьего. Наша батарея участвовала в Гомельской операции. Гомель был взят 26 ноября. Уже несколько дней мы стояли в одной деревушке. Похрустывая снегом, иду к командиру батареи. Вдруг окрик. Оборачиваюсь. Из одного двора приоткрыта широкая калитка. Стоит мой друг, Колька Терехин. Машет рукой: «Поди сюда». — «Чего тебе?» — «Поди-поди». Разворачиваюсь на девяносто градусов к нему: «Ну?» — «Заходи». При этом он оглядывается по сторонам. «Да зачем? Некогда мне». — «Не дури, заходь». — «Ладно». Вхожу внутрь. Стоит стол. На столе — бинокли, планшеты, фотоаппараты, груда часов. Ванька подводит меня к столу: «Вот, возьми себе что-нибудь». — «Что это? Откуда?» — «Трофеи. Я же с пленными работал». — «Не надо мне ничего. — Я двинул к выходу. — Я пошел». — «Да погоди, чудак-человек. — Он схватил меня за рукав. — Выбери себе что-нибудь». — «Да не нужно мне, зачем это?» — «Вот, ты посмотри, — Ванька извлек компас, — ты глянь, какая вещица. На руку надел и ходи — не заблудишься. Где ты такую найдешь?!» — «Нет, не возьму». — «Да почему?» — «Не хочу». — «Понимаю, я сам от этих гадов ничего не хочу принять.
Но,— он выдохнул облако пара, сдвинул шапку на лоб, — вот женские часики. Женские, не мужские. Смотри, какая работа. Я таких сроду не видел. Лучшие среди прочих. Тебе отдаю, как наипервейшему моему другу». Я отвел руку: «Нет». — «Послушай, они тебе точно сгодятся». — «Да на что мне женские часы?» —«На что, на что! Сестре подаришь. Сестре перешли». Я заколебался. «Бери. — Он вытянул мою руку, ловко нацепил на запястье часики. — Пусть при тебе будут, чтоб не потерял, потом отошлешь». — «Ладно, липучка ты, черта уговоришь». Я вышел, прибыл к командиру батареи. «Товарищ командир, разрешите отбыть за обмундированием и продовольствием для батареи». — «Когда?» — «Да вот сейчас и отправлюсь». — «Чего на ночь глядя? Приказываю отправиться утром». — «Понял, товарищ командир». — «Займитесь орудиями, подготовьте к выдвижению. Послезавтра выступаем». — «Понял. Разрешите идти?» — «Идите». На следующее утро встал затемно. Отправился к избе, где в крытом дворе была устроена конюшня. Там стояли военные лошади. Было морозно. Воздух обжигал. Я потуже затянул тулуп ремнем. Опустил уши на шапке. Вокруг чернели силуэты домов. Луны не было. «Кто?» — раздался из темноты голос часового.
«Свои, — отвечал я, узнав голос товарища. Для порядка бросил: — Сашка, ты?» — «Так точно», — отвечал невидимка. Он вышел из-под темной стороны дома. Сумрак рассеивался. Небо на востоке уже краснело. «Закурить не найдется, товарищ старшина?» — произнес Александр. Я угостил его папиросами. Запряг лошадь, бросил в сани сена, надел еще один тулуп, выехал. Было уже светло. Ехать шесть километров лесом, в тыл. Кругом посты пехотные. Начальником снабжения дивизии был капитан Левин. Его долго не было, скопилась очередь. Заходил в избу, грелся, выходил. Раз вышел, задернул рукав, посмотрел на часы — около двенадцати. Тут идет Даша, полевая жена Левина, красивая девчонка. Я ее много раз встречал. Она меня знала. «Ой, какие часы. Какие красивые. Слушай, продай мне их». — «Не могу, сестре хотел отправить». У нее лицо прямо опало. Жалко мне ее стало. «Ну да ладно, — говорю, — бери так». Она прямо засияла. «Спасибочки. Чего тебе сделать?» — «Да ты что?! Я от чистого сердца». Прибыл Левин, я получил спирта на 63 человека личного состава, для офицеров купил пять бутылок водки. Два мешка с сапогами и валенками, тулупы, двадцать комплектов формы, мешок пшена, мешок муки, консервов. Курящим — табак. Для некурящих — шоколад, сахар. Выхожу. Стоят знакомые бойцы, курят, выпивают.
«Вань, выпей с нами». — «Не могу, некогда». Я вообще не пил. А признаваться неудобно. «Да он никогда с нами не пьет. Он жадный». Тут бес меня и попутал. «Ничего я не жадный». Остался с ними, давай пить. Напился. Сел в сани, погнал лошадь. Уж стемнело. Лесом еду, песни пою. Потом уснул. Лошадь умная, дорогу знала, привезла на батарею. Очнулся уже возле избы, где лошадь стояла, глядь, а сани пустые, ничего нет. Только мешок пшена, на котором я сидел, остался. Куда все делось, не пойму. Боль, горечь так прошибли — протрезвел. От стыда не знал, куда деваться, хоть под землю лезь. Ну и закрутилось. Особист командиру две версии: если я по несознательности все продал, а деньги пропил — это штрафбат, а если сознательно хотел урон причинить Красной Армии — это расстрел. Командир говорит, а у меня третья версия есть. Построил батарею: «Пусть выйдет из строя тот, кто знает, кто у нас честнее, надежнее и порядочнее Ивана Муленкова». Товарищи в ответ: «Верим старшине, — а я тогда старшиной был, — обокрали его. Со всяким может быть». Мне командир сказал: «Ваня, делай что хочешь, поезжай назад, получи то же самое, из зарплаты вычтем, помаленьку расплатишься». Сразу не смог выехать, бои начались. Дня через три еду к Левину. Тот и слышать не хочет. Нет, мол, лишнего. А меня трибуналом пугает. В это время за спиной капитана появляется Даша.
Встала позади него, слушает, что Левин кричит, на меня смотрит, кивает мне из-за его спины, мол, не робей, Ваня. Потом рукой показывает: мол, выйди на минутку. А Левину руку на плечо кладет. Вышел я, стою, смотрю на снег — ну, что будет? Минут через пять выходит сержант: «Давай к Левину». Левин молча выдает мне все по прежнему списку. Сухо бросает: «Учти, все из зарплаты вычтем». — «Да я с радостью. Спасибо». Вышел, поклонился в том направлении, где Даша могла стоять. Приехал в часть. Все привез. Особист меня еще долго терзал. Что делать — это его работа. Тут ухо востро надо держать. Одно слово — фронт. Потом понял что-то про меня и отстал».
В возрасте двадцати восьми лет на правой руке нашего героя наблюдается прямоугольная фигура (рис. 4, красный). Это кража и разбирательства с участием органов власти. Однако восходящая ветвь (рис. 4, синий) останавливает действие прямоугольника, и он не вредит линии Солнца. Восходящая ветвь — это помощь, которую чаще оказывают женщины (Даша), так как восходящая ветвь вверху касается линии сердца, однако в эту линию в данном случае вошел Терехин (провиденциально) и командир батареи. После прямоугольника начинается линия Солнца (рис. 4, синий), это указывает на то, что хотя герой попадет в сложную ситуацию, это не сломает его жизнь.
Ситуация действительно была тяжелая, судя по размеру и центральному положению прямоугольника, дело могло кончиться плохо. Не вмешайся восходящая ветвь, Бог знает, что бы было.
