«Сквозь сон услышала трель телефона. Встала. Босиком прошлепала к аппарату. Окно в большой комнате было приоткрыто. Шторы шевелились. За окном — солнечный свет. Кто открыл окно? Телефон звонил целеустремленно. Тот, кто звонил, знал: я дома. Взяла трубку. «Привет», — долетел голос, это была Нина, подруга из класса. «Привет, — отвечала я, позевывая, — чего так рано?» — «Рано?! — возмутился голос. — Уже девять!» — «По-твоему, это не рано?» — «Да меня бабуля растолкала полседьмого, выгнала на зарядку и завтрак. Слушай, приезжай ко мне, а то я помру с тоски». Я плохо понимала. Может, я не проснулась? Спросила: «А ты где вообще находишься?» — «Здрасте! Я ж тебе говорила. Меня с бабкой предки отправили в пансионат». — «А, ну да». — «Так приезжай. Тут озеро. Чего в такую жару в городе делать?!» — «Лады. Куда ехать?» — «Доезжаешь до конечной по нашей ветке. Выйдешь наверх, упрешься в остановку, сядешь в маршрутку номер пятнадцать и до пансионата, минут тридцать ехать, там второй корпус, комната триста пять.
Поняла?» — «Хорошо, приеду». — «Возьми купальник». — «ОК». Я положила трубку, села на стул возле телефона. Потянулась. Зевнула. Пошла на кухню. На столе записка: «Ешь! Целую, мама». Открыла холодильник, достала молока, отпила холодный глоток. Вернулась в комнату, выглянула в окно. Уже начинало парить. Приняла душ, оделась. Походила по комнате, собираясь с мыслями, так: деньги, проездной на метро — взяла. Постояла. Что-то было не то, я не понимала, что это. Села в прихожей у зеркала, спросила себя: в чем дело? Была пауза. Потом вошло: я не хочу ехать. Какая-то тайная пружина давила снаружи, не пускала, не давала выйти из дома. Я вздохнула — надо ехать, раз обещала. Я вышла и через полтора часа была на месте. Вылезла из маршрутки: густо пахло хвоей, еще чем-то неизъяснимо свежим. К тому моменту я уже была в прекрасном настроении, на душе спокойно, легко, будто не было мрачных предчувствий. И понятно: мне было четырнадцать. Я без труда нашла корпус, комнату, постучала, дверь распахнулась, Нинка бросилась на шею: «Ленка!» Я заглянула в комнату: «А где бабушка?» — «На кружке юных натуралистов или в хоре поет, да у нее пропеллер в одном месте, ты же знаешь. Бежим на пляж!» Пляж был травяной, с узкой кромкой рыжего песка перед водой. Мы расположились на траве, на полотенцах. Стоял галдеж, народу было полно, в основном молодежь.
«Ну, купнемся!» Мы бросились в воду. Вода была теплая, дно песчаное. Наплававшись, нанырявшись, надурачившись, бросились на траву. Хорошо! Потом легли рядом на животы, подперев головы руками. «Будешь?» — Нинка извлекла из пакета пачку сигарет. «О, «BТ», откуда это?» — «Да, так. Угощайся». Мы закурили. «Слушай, а где Милка, ты чего-нибудь знаешь?» — спросила Нинка. «Да где ей быть?! В городе». — «Она все еще с Генкой ходит?» — «А ты все его забыть не можешь». — «Ну вот еще, просто так, интересно». — «Не знаю, я за этим не слежу». Подкатили три парня: «Ну чего, Нинк, придешь ночью купаться? И подружку прихвати. Она симпатичная!» — «Отвалите, мы несовершеннолетние». Нинка заразительно засмеялась. У меня мелькнула какая-то смутная мысль, она исчезла так быстро, я не догнала. Парни загоготали, рванули к озеру. «Кто это?» — спросила я. «Местные шалопаи, — отмахнулась Нинка и выпустила струю дыма, — кстати, они разливное пиво могут достать». — «Не люблю пиво». — «Почему?» — «Противное оно». — «Как хочешь». Потом мы еще купались, загорали. Нинка взглянула на часы: «О — обед! Я сейчас быстро сбегаю, поем и тебе принесу перекусить, или хочешь, в буфет сходи?» — «Не, я здесь побуду». — «Ну давай, я скоренько». Она исчезла, через полчаса появилась, притащила две тарелки, одна на другой, пакет.
«Пюре с котлетой, — она открыла тарелку. — А тут, — она раскрыла пакет, — хлеб, сыр, яблоки». — «Роскошно». Я почувствовала голод, с удовольствием поела. К вечеру отправились назад. «Заночуешь у нас, в комнате кушетка есть». Бабушка была в комнате. «Где тебя носит? А это кто?» — «Ба, это Лена, она переночует у нас». — «Без тебя знаю, что Лена. Разве тебя не предупреждали, чтобы ты с ней не общалась? Она тебя курить, пить научит и еще чему-нибудь похуже!» — «Ну ба...» — «Молчать! Так, Лена, я прошу вас немедленно уехать». Я развернулась к выходу. «Я провожу», — дернулась Нинка. «Стоять!» — рявкнула бабушка. Я шла к остановке. На душе было горько. Не надо было ехать. Остановка была крытая, со скамеечкой. Вокруг лес. Не было ни одного человека. Я стала читать расписание. Последняя маршрутка уходила в 22 часа. На моих часах было 22.15. «Черт!» Быстро темнело, становилось прохладно: на мне шорты и топик. Я села на скамейку, обняв колени руками, бездумно стала ждать, сама не зная чего. Фонарь на столбе лил свет. Я видела кусок пыльной дороги да стволы близких деревьев, дальше — темень. Вдруг блеск фар, шум, выскочила «девятка», затормозила с визгом. Открылось окно. Молодой парень. «До метро подбросить?» — «Да, спасибо». Села рядом.
«Быстро долетим», — бросил он, повернулся, глаза цепкие, улыбнулся, зуб золотой сверкнул. В животе защекотало, в груди стала подниматься неясная волна. Он рванул машину. Заговорил без остановки, нес какой-то вздор: «А мы тут с пацанами оттянулись слегка, ну ты понимаешь, туда-сюда, в общем, все путем». Он протянул руку на заднее сиденье, через миг в ней оказалась бутылка пива. Сунул мне: «Пей». Посмотрел на меня, подмигнул. Я это прекрасно поняла. Он резко свернул в сторону, в гущу леса, заглушил движок. Одной рукой потянул за шорты, другой залез под топик, а губами впился в колени. Хотел сразу всего. Голова его была внизу, это было удобным, я ударила его бутылкой. Выскочила. Думала, вырубила его. Но нет, раздался рев и мат. Я вылетела на дорогу, впереди далеко виднелись огни, я неслась как ветер. Выбежала на шоссе. Остановила машину, через десять минут была у метро. В вагоне откинулась на спинку сиденья. Хорошо, что это было не разливное пиво».
На левой руке наблюдается нарушение группы А2, состоящее в точечном подъеме папиллярного узора, так что на отпечатке читается темное пятнышко. Нарушение указывает на столкновения с плохими людьми (рис. 4, темная точка в красном круге) и поставлено на возраст 13—16 лет.
